Александра Ермакова - Глоток горького горячего шоколада
Переводя, мальчишка распылялся сильнее обычного и входил в такой экстаз, что остановить не получалось - извергался преждевременно. Ахмед – постельный матершинник!
Ученик быстро овладевал искусством любить – небездушно втыкаться, а получать удовольствие, не забывая о партнере. Камасутра иссякала, и я понимала - интерес вскоре утихнет. Пора действовать пока моё влияние велико. К тому же мне вновь не дали дозу. Меня бросало то в жар, то холод. Если бы не парень, кидалась бы на стены и барабанила по двери, но цель близка, а жертва-спаситель рядом. Я обязана собраться с силами.
- Пожалуйста, помоги мне! – шепнула, отлепившись от разгоряченного Ахмеда. Он любил зарыться в мою грудь и вдыхать запах. Откинула прилипший локон с лица и сжала бёдрами бока клиента. Пальцами прогулялась по его мягкому прессу вверх и чуть прикусила сосок. Ахмед, закрыв глаза, застонал. Я изучила его тело как азбуку - где надавить, погладить, шлёпнуть, ущипнуть, прикусить, пососать… Мальчишка благодарный – не скрывал восторга и отдавался в мои руки беззаветно. – Я буду с тобой, - протягивала слова, опускаясь ниже. Обхватила уже набухший «опарыш»: небольшой, но толстый и лизнула: – Просто помоги мне!
Да, сила минета мне открылась. Если внутри растянулась, причём как спереди, так и сзади, то рот саморегулируемый. Уже, шире, глубже, ближе. К тому же язык, круче всяких насадок, а зубы – оружие, против которого нет защиты. На парнишке отрабатывала различные приёмы, которые создавало заражённое наркотиками воображение.
Сжала яички и потянула, всосав головку и чуть прикусив.
– Не могу… - застонал Ахмед. На миг прервала ласку – парень вцепился в мои волосы, увлекая обратно к восставшему достоинству. Я измывалась - доводила до вершины и останавливалась. Клиент разочарованно стонал, молебно скулил, двигался навстречу. На мученском лице отражалось всё нетерпение и желание. Мальчишка незлобливо грубел, поглаживания ожесточал, но я продолжала истязание – вновь приближала к оргазму…
Вскоре, уже негодуя, Ахмед зарычал и насадил на себя, будто кол в землю вбил. Пара неконтролируемых толчков, и, зарывшись в мою грудь, вновь содрогнулся.
- Ты можешь, - шепнула, поглаживая его спину. – Просто скажи: где находится этот бордель? Сколько охранников за дверью? Где сидят? Когда спят?
Ахмеж отлепился от меня - на раскрасневшемся лице отразилась борьба, сомнение:
- Они убьют меня…
- Не бойся, - успокаивала твердо, но мягко. - Я только хочу знать...
Мальчишка нехотя рассказал, что здание одноэтажное, заброшенное, в удаление от города. Клиентов не смущает, кто захочет, доберется. Сутенёров четверо: Димитрис, Джигар, Эльгар, Мустафа. У меня на памяти тоже крутились только они. Садисты, извращенцы. Значит, других нет… Странно. Нет, не расстроилась, наоборот, порадовало – всего четверо, тёмных лошадок не оказалось…
Часто играют в карты. Штаб-комната - первая у входа. Дверь открыта всегда, пройти незамеченным - невозможно. Почти не спят, но могут упиться или укачаться наркотой. Порой, это даже хуже – под руку лучше не попадаться. Неуправляемые, бесконтрольные звери! Коридор с тусклым освещением, напоминает тюремный блок. Прямой, а по обеим сторонам камеры-комнаты с металлическими дверями, где держат проституток. Моя в конце – самая невостребованная, ведь товар всё время пополнялся, а столько, сколько я, здесь не жили. Ахмед поник - опустил голову. Приподняла его подбородок и взглянула в грустные глаза:
- Не волнуйся. Ты помогаешь - приходишь. Если бы не ты - меня уже убили.
- Прости, - промямлил, вставая – в коридоре послышались голоса. – Я должен идти.
Я села на свои колени, надула губы и отвернулась. Ахмед поспешно одевался - пыхтел, сопел…
– Ты обижаешься? - остановился возле постели. Я затаилась. Мальчишка потряс меня за плечо: - Танья, они очень плохие люди…
Покосился на выход – приближались громыхающие шаги и металлическое побрякивание. Сердце будто подхватило темп надзирателя. Я вскинула глаза на Ахмеда. Сейчас или никогда. Крик души, но его нельзя озвучить громко.
- У меня три сына, - выпалила, понизив голос, - но эти животные бросили меня сюда и не дают с ними видеться. Я должна вернуться к семье!..
Дверь распахнулась, на пороге замер Димитрис – очень грузный араб с холодными глазами и плотоядной улыбкой. Извращенец! После его траха заживала с неделю. Порвал меня, ведь «тыкать» только членом ему скучно. Лучше не вспоминать, что испытала – всего лишь очередной шрам на мёртвом теле. Кстати, я тогда Димитрису, скрючившись на полу, проклятиями шептала благодарность – кровотечение избавило меня от зародившейся жизни. Врача не вызывали – сдохну – выбросят… Но я живучая! Была счастлива, когда очнулась – любить, то существо, не смогла бы и за это возненавидела бы себя ещё сильнее. Да, я ненавидела и презирала себя - в случившемся виновата сама. Всё сама… В общем, с тех пор больше не беременела: бог сжалился надо мной - внял мольбам, а природа избавила от плодоносности.
Сутенёр подскочил и, оскалившись, ударил. Ни увернуться, ни отшатнуться не успела, только испугаться - кулак точно бревно для тарана ворот, ухнул в лицо. Меня вмазало в стену под возмущенный скрип постели - гулко стукнулась затылком, сознание поплыло… На миг поглотила успокаивающая чернота, и тотчас ослепило вспышкой, вернув в болезненную реальность. В глазах раздваивалось, нос не дышал – будто вмяли внутрь, рот заполнился сладковатой жидкостью. Сквозь гул в голове услышала голос Ахмеда:
- Не бей! Прошу… Она хорошая…
Фразы заглушались пьяным гоготом, вошедшего в кураж, Димитриса. Рывком стащил меня с постели и под бодрые выкрики приятелей – стервятники пропустить «веселье» не смогли, подоспели с советами и шутками - принялся пинать. Ноги в тяжёлых кожаных ботинках со шнуровкой втыкались в мое тело с остервенением, кулаки осыпались градом и даже повисший на руке Ахмед, не мог остановить сутенёра. Я сжималась в комок, сколько могла, но вскоре распласталась не в силах и пошевелиться. Подступающий мрак чередовался с проблесками света, пока не поглотил. Утихающий голос Димитриса:
- Завтра приходи с ней попрощаться, – прозвучал как спасение.
Глава 18.
Моей живучести можно позавидовать. Снова вырвалась из пустоты, разлепила опухшие веки не с первого раза. Красные мухи прыгали и растворялись, как мыльные пузыри. Язык вздулся, онемел. Подкатила рвота - поперхнулась желчью и зашлась кашлем, ведь пошевелиться не могла. Руки и ноги отказали – лежала точно бревно. Спазмы закончились, открыла полные слёз глаза - только они подвижные… Размытые образы фокусировались - бесцельно скользила взглядом по комнате. Моя! Я на полу. Видимо, как сутенёру опостылело бить, так и бросил. Значит, ещё есть время... оклематься. Организм, что есть сил, борется за жизнь… Пусть… кто-то же должен. Зажмурилась и вновь провалилась в невесомость.
