Звездочка миллиардера. Это моя дочь! (СИ) - Вишневская Виктория

Пожарский выходит из кухни с подносом, заставленным чашками, ставит его на стол.

— Во-первых, — стреляет в меня взглядом. Да таким, будто вместе с ним в меня летит ветер, сдувая с дивана. Или это мне резко захотелось отсюда улететь?.. — Я только что нанял дворецкого. Он приедет через час. И узурпировать будешь его.

Вот же досада!

— Во-вторых, — смотрит в этот раз на мать, — о приезде надо предупреждать. В-третьих, — обращает внимание на дочку и тут же смягчается, — не горячее сделал?

Вряд ли Астра ему ответит, поэтому я делаю это за неё:

— Нормально, — киваю, удивляясь смене его настроения.

Как он с мамой разговаривает! Козёл!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​

— Я же говорю: неуправляемый, — качает она головой. Берёт чайничек, наливает себе в чашку персикового чая. — А теперь я буду рада услышать историю, почему моя внучка такая большая, а я узнаю о ней только сейчас?!

Глеб понимает, что заварил настоящую кашу, которая долго застывала в кастрюле. И теперь, падая в кресло и потирая виски, собирается её расхлёбывать:

— Люба, это моя мать, Маргарита Васильевна. Мама, это Любовь. Моя жена. И… Астра, моя дочь. От Марты.

На последнем уточнении кривлюсь.

Я уже и забыла, что я неродная мама для малышки. Даже не вспоминала об этом. Информация словно вылетела из головы.

Астра — моя вселенная, в которой я полностью пропала.

И хоть мы неродные, но любим друг друга, будто в нас течёт одна кровь. Не устану повторять это снова и снова! Но всё равно на душе появляется огромный ком из грусти.

— Чего? — переспрашивает Маргарита Васильевна.

И Глеб, вздохнув, всё рассказывает матери. Она иногда задаёт уточняющие вопросы, где возникают пробелы.

Мы не рассказываем, что происходило между нами. Угрозы, война, противостояние. Хотя я и желала нажаловаться женщине, чтобы знала, кто её сын.

Но после слов о том, что Астра дочка Марты, я впала в уныние и не сильно участвовала в диалоге, прижимая к себе Звёздочку.

Моя! Ничего не знаю!

И теперь, когда наша история подошла к концу, Маргарита берёт Астру на руки. Малышка, не сопротивляясь, идёт к ней, чувствуя, что человек она хороший.

А вот Глеб — нет!

— Моя же ты крошечка, — Маргарита ласково обращается к Астре. — Кто же знал, что сын меня первым обрадует… Я всё от Славы жду, а тут…

— Слава? — переспрашиваю.

— Сестра, — поясняет Глеб.

Редко кого с таким именем встретишь. Теперь понятно, почему старшей Пожарской понравилось имя Астры. Она и сама не прочь внести перчинку.

Чувствую, мы с ней подружимся.

Ещё около часа мы болтаем о дочке. Глеб сидит рядом, молча слушает, изредка вставляя своё слово. Кажется, он устал за сегодняшний день.

Так ему и надо!

И жаль, что он не обманул — и правда нанял дворецкого, которого встретил через час. И пока мы болтали с Маргаритой, объяснял мужчине обязанности, расхаживая по дому.

И я погрустнела ещё сильнее — теперь он не даст над собой поиздеваться.

Когда Маргарита Васильевна уехала, мы занялись своими делами: я, отвоевав кухню у Петра, дворецкого, готовлю ужин. И накормив дочку, укладываю её спать.

У самой сна ни в одном глазу.

Решаю прогуляться, размять от безделья ногу, поискать в библиотеке Пожарского что-нибудь почитать перед сном. Потом закроюсь у себя в спальне, лягу рядом со Звёздочкой на случай, если решу уснуть под скучное повествование.

Выбрав одну из книг из коллекции хозяина дома, которую он уже прочитал, судя по заметкам, надеюсь, что он меня не убьёт.

Возвращаюсь в комнату и у самой двери, как назло, встречаю Глеба. А он что тут делал? Спальня у него в другом месте находится.

— Заходил к Астре, — поясняет. Взгляд летит на книгу в моих руках. И густые брови едва не сходятся в переносице. — Это ведь не романтика.

— Я могу читать не только любовные романы, — задираю обиженно подбородок.

— Интересная, — комментирует. Это он про меня или про историю? — Но лучше начать с предыстории.

Конечно, с неё…

Проходит мимо меня, разминаясь.

— Проклятая спина, теперь и шея болит, — жалуется в который раз за день.

Поворачиваюсь к нему и понимаю, что болит она из-за меня. Ну, тяжёлая я, что поделать! Хоть с виду и не скажешь, я худенькая. Просто кость тяжёлая…

— А вы чем-то мажете её? — интересуюсь чисто из-за скребущего чувства вины на душе.

— Я уже задрался тебя исправлять, жена, — останавливаясь, смотрит на меня через плечо.

Глаза закатываю. Ну, тяжело мне привыкнуть!

— Ты чем-то мажешься?

— Да, но неудобно самому. Надо записаться к массажисту, это всё из-за сидячей работы. Мышцы застоялись, не успеваю заниматься в зале.

— Так давайте я массаж сделаю, — вдруг предлагаю, не ожидая от самой себя. — И намажу как раз.

— А ты умеешь? — удивлённо распахивает глаза.

— Да. У папы со спиной проблемы были, и мама однажды обучалась. Я любопытная и всё узнавала, когда она папе массаж делала. Плюс я сама проходила курсы детского массажа. Не уверена, что он подойдёт вам, но если приложить достаточно силы…

Слушает с недоверием.

Если не согласится — пофиг! Я попытку предприняла помочь, а примет он её или нет — его решение.

— Ну, пошли, — скептически отзывается. — Мазь у меня в комнате.

Киваю и направляюсь следом за ним, не позабыв поставить книгу обратно на полку.

ГЛАВА 41

Любовь

С осторожностью захожу в комнату Пожарского. Оглядываюсь по сторонам в поисках котлов, адского пламени и чертей.

Как оказалось, единственный чёрт здесь он.

— Что ищешь? Мазь в тумбочке, — подходит он к двуспальной кровати, отодвигает ящичек рядом с постелью и достаёт оттуда тюбик.

— Признаки ада ищу, — говорю на полном серьезе.

Может, в шкафу все спрятал?

— Зачем?

— Мне кажется, ты вылез именно оттуда.

— Ого, прогресс, Нежная. Мы на «ты», — делает притворное удивление.

— Конечно, вы же постоянно напоминаете мне об этом. Ой, то есть ты.

Он усмехается, потирая шею.

— Мне стоять? Сидеть?

Так и хочется в шутку поднять руку и отдать команду «сидеть», как собачонке. Но боюсь, после этого мне будет несладко. Или выпнут пинком под зад из этого дома, забрав дочь, или…

А нет «или». Другого пути не будет.

— Ложись, — говорю ему, поглядывая на постель.

Услышав меня, Глеб подхватывает край футболки и быстро снимает её, кидая на ту же кровать.

И я сглатываю при виде подтянутого тела и кубиков. Они, кстати, не такие выраженные, как пару недель назад. И мне это даже нравится. Не люблю перекачанных мужчин. Всё должно быть в меру!

Эй, а почему меня вообще заботит тело Пожарского?

Всё равно мне!

Глеб падает в спальных штанах на постель, уткнувшись носом в подушку. Подхожу к нему, забираю гель из ладони.

Сажусь рядышком и прошу показать, где болит.

— Здесь, — указывает в районе шеи. — И тут.

На пояснице, угу.

Киваю собственным мыслям, пытаюсь вспомнить, где нажимать точно не стоит. А то сделаю Глеба инвалидом, и пиши пропало…

Вздохнув и сосредоточившись, приступаю к делу.

На удивление картинки с мамиными движениями сами всплывают в голове. А параллельно звучат слова инструктора на курсах детского массажа. Представляю, что передо мной лежит маленький карапуз.

Просто чуть-чуть перекачанный…

Нажимаю на место, где у него болит. И прощупываю эту забитую мышцу, отвлекаясь на мужской рык.

Ой, а рычит он эротично…

Кстати, об этом.

Краснею, когда вспоминаю недавний сон, когда на моём месте был Пожарский, делающий мне массаж. И как я возбудилась от его прикосновений и ладони, проникающей под полотенце.

Мотаю головой и перехожу к шее. Здесь возникают трудности — сидеть сбоку очень неудобно.

Но это хорошо! Больше буду думать о массаже, а не о тайных фантазиях.