Звездочка миллиардера. Это моя дочь! (СИ) - Вишневская Виктория

Он резко встаёт. И, явно желая свернуть мне шею, летит на кухню.

Ругаться-то он не может, как и возмущаться, — есть вероятность напугать дочку.

Удовлетворенная жду своей воды.

И получаю её со словами:

— Больше ничего не надо? Пока я не сел, — порывисто и тяжело дыша, спрашивает муж. Не от того, что запыхался. А от гнева.

А выпустить свою ярость не может. Какая жалость!

— Нет-нет, — отвечаю легко.

Пожарский плюхается в кресло, хватает книгу и вновь пытается сосредоточиться на тексте.

Выжидаю момент и всё же выпаливаю:

— А знаете…

В меня, словно копьё, летит молниеносный разъярённый взгляд.

— Это что, месть? — догадывается.

— Да вы что! — притворно восклицаю, приложив ладонь к груди. — За что мне вам мстить? За то, что вы мою грудь фарами назвали? Не-не-не.

Представляю, что он сейчас ответит. Про то, что мою двойку он и грудью не назвал бы.

Бестактный! Надо бы придумать ответ заранее. Но он меня опережает:

— Я сказал так, чтобы тебя не смущать.

Скрещиваю руки на груди.

Смотрите, благородный рыцарь нашёлся! С чего он взял, что я смутилась бы больше, чем произошло на самом деле?!

— Могли тактично промолчать, — хмыкаю.

— И сделать вид, что ничего не видел?

— Именно!

— Мог бы, — хмыкает. — Но посчитал нужным сказать.

Фыркаю, отворачиваясь.

Ничего ему не отвечаю.

Смущать меня не хотел! Как же!

Пытаюсь выкинуть эту ерунду из головы.

Полчаса даю Пожарскому отдохнуть и не гоняю его по делам. Да и решаю больше этого не делать, но оно получается само.

— Глеб Александрович, нам бы смесь сделать, — прошу его, поглядывая на время и на Астру, доевшую последнюю мармеладку из тарелки. — Да, зай? Кушать хочешь?

— Ням-ням, — одобрительно галдит принцесса.

Пожарский уже со вздохом встаёт со своего места. Направляется на кухню, а Звёздочка ползёт ко мне, забирается на диван и заваливается на меня, прислонившись к груди. Кладёт на неё ладошку и умиротворённо закрывает глазки.

— Фары, — говорю вслух, вновь оскорбившись.

А вот малышке всё нравится!

Она вон тихонько хихикает, будто понимая, о чём я говорю. А затем распахивает глазки и неожиданно начинает атаковать меня, забираясь всем телом и целуя. Отбиться не пытаюсь — осыпаю поцелуями в ответ, наслаждаясь детским искренним смехом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍И он не прекращается до тех пор, пока мы обе не останавливаемся, слыша женский удивленный голос.

- О, ты же та нахалка из издательства! Ты что здесь делаешь?

Поворачиваю голову и неловко кошусь в сторону матери Пожарского.

ГЛАВА 40

Любовь

— Здравствуйте, — не меняя позы и обняв малышку, растерянно лепечу.

На секунду вспоминаю нашу с ней первую встречу и желаю провалиться сквозь пол от стыда. Из-за Пожарского я была так зла, что наорала и на неё.

Виноватой себя не чувствую, надо было лучше воспитывать сына! Но как себя вести — не знаю.

Сажусь на диване.

— Здравствуй, — скрещивает руки на груди. — А что здесь происходит? Где Глеб? У вас что, отношения? Это твой ребёнок?

Она засыпает меня вопросами, высматривая в гостиной своего сына.

Судя по её вопросам… она ничего не знает.

Вот же сынок! Не сказал матери, что она стала бабушкой. И что женился.

Так не хотел говорить? И почему?

— А у вас проблемы со здоровьем есть? — спрашиваю аккуратно в надежде, что фиктивный муж вот-вот объявится. Ты чего там, молоко согреть не можешь, что ли?

— Нет, — сощурившись, отвечает с подозрением.

— С сердцем тоже?

Этот вопрос заставляет её задуматься, и она присаживается на диван, поставив сумку на колени.

— Только не говори мне, что он подсел на…

— Нет-нет, — перебиваю его. При чём тут я, если он подсел на наркотики? Дилер, что ли, что живёт в его доме?

Нервно дёргаю коленками, имитируя езду по кочкам и катая Звёздочку. Малышка, завидев бабушку, не пугается, но немного смущается, не зная, как к ней подступиться.

— Меня зовут Любовь, — начинаю издалека. — А это Астра.

— Астра, — говорит вслух, словно пробуя имя на вкус. И тут же улыбается, глядя в лицо дочке. Оттаивает за один миг, меняясь в настроении. — Красивое имя.

Протягивает ладонь доченьке, и малышка её уверенно пожимает.

Какие же разные эти Пожарские!

Имя для неё красивое, а для Глеба — странное!

— И это дочка вашего сына, — не церемонясь, говорю правду. А что? У нас фиктивный брак. Чего скрывать?

Женщина застывает, переводит взгляд на меня. Потом снова на дочку.

— Вы когда успели? — ошарашенно спрашивает она. — Нет, он сказал, что ты его любовница, которую он бросил, но…

Я?!

Брошенная любовница?!

А он не охренел?!

Простите за мой французский, но Пожарский там что, перегрелся?

То есть назвать меня любовницей смелости ему хватило, а рассказать о дочери — нет. Шикарно!

— Там долгая история. Глеб сам всё расскажет, — цежу сквозь зубы. Есть желание сочинить сейчас сказку, повесив на мужа все косяки, но сдерживаюсь. Достаточно просто рассказать историю нашего знакомства, и родная мать его возненавидит. Я уверена!

— А где?.. — разводит руками, опять выискивая Глеба.

В эту секунду как раз раздаётся хлопок двери.

— Ты, конечно, молодец, — говорит Пожарский с сарказмом, тряся бутылочкой. — Но ты не сказала, как всё это делать. Пришлось читать инструкцию.

Останавливается посреди гостиной. И тут же хмурится, завидев гостью его дома.

— Мама?

— Мама! — она повышает голос. Взгляд горит так враждебно, что создаётся ощущение — ещё одна секунда, она снимет ремень и отшлёпает своего сыночка.

Я бы на это глянула.

— Ничего не хочешь мне рассказать? — спрашивает она с претензией.

Глеб молча отдаёт нам бутылочку со смесью, которую Астра выхватывает из рук, присасываясь к соске.

— Может, чаю? — спрашиваю я, чтобы разрядить обстановку. Поворачиваюсь к Глебу. — Принеси, пожалуйста, заварочный чайник, там уже всё сделано. И чашки. А, сахар ещё!

— Конфеты с печеньем надо? — недовольно спрашивает, да так сердито, будто вот-вот лопнет от злости.

— Надо, конечно, — отвечаю легко. — Пустой, что ли, пить?

Мужчина уходит, а мы опять остаёмся в гостиной втроём.

И отчего-то мать Пожарского неожиданно меняет гнев на милость:

— Как ты им управляешь! — восхищённо шепчет она. — Ещё ни разу подобного не видела. В последний раз он таким покладистым при Марте был, но у него там любовь была сильная.

Опять эта Марта!

Может, это шанс узнать, кто она и что у них произошло? Хочется узнать о Глебе больше, как о человеке. У него всё же есть хорошие стороны, но он их упрямо скрывает, будто спрятавшись в панцирь.

— Вынужденная мера, — улыбаюсь. — Нога болит.

Не болела бы — он меня и не послушал бы. Сказал бы идти и делать всё самой.

— Так, ладно. Пока его нет, давай, рассказывай. Когда вы успели?

А всё внимание на малышке фокусируется.

На губах у женщины опять расцветает улыбка. Она вообще не сомневается, что это может быть ребёнок Глеба? Она даже не услышала историю, но уже готова её принять.

— Так на Глеба похожа, — восхищённо произносит. — Когда он маленький был.

Посматриваю на свою дочку, посасывающую соску.

Ну, есть немного.

— Надеюсь, характером пойдёт не в него… — срывается с губ.

— Это да. Характер у него сложный. С ним ни я, ни отец не справлялись. Кое-какое влияние на него сестра имела, но после того, как Марта сбежала перед самой свадьбой, он словно от всех отгородился. Стал отстранённее, мы всё реже стали видеться. Грубиян ещё тот…

Киваю на каждую её фразу. На него похоже!

Значит, отношения у него плохие не только со мной, но и с семьёй.

— Хватит сплетничать, — раздаётся недовольное, и нашему взору вновь является главный злодей этого дня.