И солнце взойдет (СИ) - О&#39

— Полагаю, ваш друг знал, о чем говорил.

— Безусловно. Но, увы. Он не мой друг, хотя я бы этого очень хотел. Впрочем, такая мелочь не меняет факта, что его слова я вряд ли когда-нибудь забуду.

— Потому что он смог? Смог переступить через имя? — с каким-то внутренним волнением спросила Рене. Она не знала, о ком говорил Фюрст, но уже чувствовала уважение к тому незнакомцу.

— Да. И потому я хочу попросить подумать ещё раз, прежде чем уйти, — он кивнул в сторону монотонно гудевшего компьютера, намекая на поданные заявки, а потом неловко замялся, но все же обратился к ней по имени. — Рене… Я понимаю, доктор Ланг не самый приятный человек. У него дурной характер и раздувшееся эго, отвратительные привычки и сомнительный юмор. Но при этом такое чувство ответственности, что уже граничит с патологией. И если он взял себе ассистента, то доведет обучение до конца.

— Но он не брал. Ему меня навязали. Доктор Энгтон просто поставила перед фактом, пригрозив увольнением и потерей лицензии, — покачала головой Рене.

— Все равно, что пугать заключенного свободой, — фыркнул себе под нос Фюрст. — Дело вовсе не в этом…

— Разве? Мы познакомились сутки назад. С чего бы ему еще заниматься благотворительностью, если не по принуждению. Ведь он даже не видел, как я оперирую, — хмыкнула было Рене, но немедленно замолчала и смутилась, когда заметила устремленный в свою сторону взгляд. — Что-то не так?

— Не видел? Вы уверены? — протянул Фюрст и нахмурился, стоило Рене уверенно кивнуть. Однако затем он поджал тонкие бледные губы, отряхнул крошки с коленей и медленно поднялся, задумчиво покручивая в пальцах шприц-ручку. — Что же, тогда Ланг, очевидно, нашел иную парочку хороших причин, чтобы оставить тебя.

— Но…

— Мне надо идти, — неожиданно заторопился глава анестезиологии, и Рене растерянно моргнула, когда он нервно поправил болтавшийся на шее стетоскоп, а затем нарочито тщательно откашлялся. — Подумайте над тем, что я рассказал.

Подумать? Вообще-то, работа была не единственной проблемой. Рене даже не знала может ли вернуться в свою квартиру, или раздраженный утренним шумом мистер Смит уже давно вышвырнул все ее вещи. Право слово, случись так, и этот день стал бы самым знаменательным в жизни. Так что она лишь хмыкнула.

— Ради чего? Вы настолько уверены, что он меня не выгонит? Мне казалось, доктор Ланг был предельно конкретен в своих желаниях.

— Уже начало пятого вечера, — Фюрст демонстративно взглянул на часы. — Энтони уехал. А на моем столе директора больничной резидентской программы так и не появилось заявление о вашем увольнении.

Что?! Рене ошалело дернулась, затем закашлялась, а потом вовсе едва не свалилась со стола, когда нервно дернулась упиравшаяся в кривое колесо нога. Стол директора программы? Вот черт! Рене зажала рукой рот. Это значит… О-о-о.

— Спасибо, — едва слышно выдала она в попытке совладать с собственными эмоциями. — Спасибо…

— Не стоит. Просто решил, что этот факт сможет поднять вам настроение, доктор Роше.

— Рене, — напомнила она совершенно бездумно, на что Фюрст едва заметно улыбнулся и вежливо склонился.

— В стенах этой больницы исключительно доктор, мисс. Кстати, вашего летуна перевели в интенсивную, состояние тяжелое, но выкарабкается. Остальные операции прошли штатно. Их выполнила дежурная бригада.

— Почему не доктор Ланг? — встрепенулась она, но главный анестезиолог лишь пожал плечами.

— Что происходит в голове Энтони Ланга, не всегда знает даже сам Энтони Ланг, — философски протянул он. А затем махнул рукой и направился к выходу, оставив Рене с ворохом сомнений и мыслей, среди которых главной была — возвращаться ли.

К большому облегчению Рене, когда она уже затемно вернулась домой, ее вещи не валялись по всей улице Эбер, а ключ подходил к дверному замку. Джон Смит если и заметил возвращение шумной квартирантки, то никак не отреагировал. Хотя, скорее, попросту не услышал. Ор его телевизора доносился даже на другой конец их тупика, где у центра реабилитации бывших заключенных толпилась группа сомнительных прохожих. Так что Рене беспрепятственно прокралась на второй этаж и устало закрыла за собой хлипкую, почти картонную дверь. Торопливо полив поникшую без внимания герберу, она нырнула в холодную постель и попыталась расслабить уставшие ноги.

За последние несколько часов рабочего дня она так и не сумела решить, что же ей делать наутро. Вместо этого, Рене зачем-то прошла парочку тестов, провела ряд биопсий, а затем спустилась в скорую, где целый час возилась с прибывшими пациентами. Возникало легкое чувство брошенности. Привыкнув за последние годы к постоянному вниманию профессора Хэмилтона, она теперь растерянно бродила по затихшим перед ночной сменой коридорам и едва не бросала с горя монетку. Вернуться или сбежать? Проявить невиданную для нее настойчивость или привычно уйти от конфликта? На этом мысли окончательно застопорились. Но последнее, о чем подумала Рене до того, как перевернуться на другой бок, было — она очень хотела бы и дальше работать с доктором Лангом. А значит…

Глава 9

Утро началось с привычной суматохи.

«We're up all night 'til the sun

We're up all night to get some…»

Негромко веселился переехавший прямо к кровати приемник. За окном было привычно темно, и хоть потрепанный жизнью зеленый торшер едва разгонял полумрак, застывшей в вертикальном шпагате Рене свет и не требовался. По крайней мере, перечень мышц голеностопа она могла зачитать даже в коме, а потом показать на собственных изуродованных балетом ступнях. Плевое дело! Так что лежавший на комоде справочник по анатомии в данный момент служил лишь отличным противоскользящим упором и ни на что более не годился.

«…We're up all night for good fun

We're up all night to get lucky»

Рене хмыкнула в тон отзвучавшему тексту. Да уж, она бы посмотрела на веселящегося ночь на пролет врача, который затем вползал на сорокачасовое дежурство. Дрожащие руки, слипающиеся глаза, отходящий от алкогольных возлияний и полный неадекватных решений мозг. Рене хмыкнула и сменила ногу, заодно пролистав соседний справочник на пару глав вперед. Бог знает, что может понадобиться с таким количеством отданных ей на попечение студентов. Лучше быть готовой ко всему.

«We've come too far to give up who we are

So let's raise the bar and our cups to the stars»[24]

Поговаривают, что крупные больницы никогда не спят. В них постоянно происходит движение, что-то случается, где-то кричат, смеются и плачут. Эдакая вечная круговерть событий. Однако это не так. В каждой из них есть такой час, когда в коридорах не слышно шагов. Не доносится ни разговоров, ни даже треска сирен машин скорой помощи, только шорох промышленной вентиляции и равномерный писк аппаратов. Все затихает, чтобы, как только стрелка часов минует заколдованную цифру, вновь взорваться голосами, грохотом каталок и бесконечными трелями телефонов.

Пришедшая в это утро раньше положенного Рене застала именно эту благодатную тишину. Тускло светили через одну коридорные лампы, где-то в маленькой комнатке спал дежурный на эту ночь врач, и даже в ординаторской было еще темно. Ступив в раздевалку, она щелкнула выключателем, сделала пару шагов, но тут же ошарашенно замерла. Ничего не понимающим взглядом она уставилась на свой исписанный сверху донизу шкафчик, а потом медленно осела на удачно оказавшуюся поблизости скамейку.

«Пошла вон, тварь!» «Проваливай!» «Отбей себе голову…» «Уродина со шрамом…» «Блевотная дура» «Вали отлизывать Энгтон, сука!» «Ничтожество…»

На этом надписи не заканчивались. Их было много, отчего они теснились по всей поверхности металлической дверцы, наползали друг на друга, спутывались словами и цеплялись буквами. Черный маркер покрывал каждый миллиметр поверхности так густо, что где-то смазался, и прочитать торопливо нацарапанные пожелания оказалось невозможно. Впрочем, уж об этом Рене не жалела точно. Она поднялась, медленно подошла к шкафчику и провела коротким ногтем по одной из фраз, оставив после себя тонкую чистую полосу.