Мелисса Натан - Гордость и предубеждение Джасмин Филд
Джек пошел принести Джорджии что-нибудь выпить. Джаз всегда умилялась, глядя на влюбленных мужчин: они полагали, что в ту же секунду, как женщина становится их подружкой, она превращается в абсолютно беспомощное существо, неспособное себя обслужить (готовки, конечно, это не касалось).
— Гилберт — дерьмо, а Уиллс не придет! — прокричала она прямо в лицо Джорджии, не беспокоясь даже, что ее кто-то может услышать. — И второе гораздо хуже!
— Жаль, — сказала Джорджия, изображая печаль.
— И это все из-за твоего… твоего милого мистера Гарри Ноубла, — заключила Джаз.
— Он вовсе не мой мистер Ноубл.
— Ну, не твой, но ты же вечно его защищаешь. И считаешь милым.
— Я всех считаю милыми, — просияв, ответила Джорджия. — Я влюблена.
— Как трогательно, — ответила Джаз, открывая еще одну банку пива, которая лежала у раковины.
Когда Джек вновь появился, неся Джорджии бокал, он улыбнулся Джаз такой же сияющей счастливой улыбкой, какая не сходила с лица ее сестры. Он что-то шепнул Джорджии на ухо, и та залилась смехом. Джаз почувствовала себя страшно одинокой в этой набитой народом комнате.
Быстро прикончив третью банку пива, она поняла, что пьянеет. Поэтому она взяла бокал вина и перестала думать о своих проблемах. Она от всей души радовалась за Джорджию. Наконец-то ее сестра нашла своего мистера Любовь. Это стоило отметить.
Шесть часов спустя Джасмин обнаружила, что сидит в тесном кругу избранных и играет во что-то наподобие испорченного телефона. Причем все присутствующие так напились, что уже были не способны членораздельно произносить слова, так что в результате нередко получалась какая-то похабщина. Было страшно весело. Она думала, что умрет от смеха. Она даже забыла о присутствии Гарри, по крайней мере, Джаз перестало трогать, что он как обычно на нее таращился.
ГЛАВА 13
Джаз проснулась, чувствуя себя полностью разбитой. Кто-то тайно проник в ней в комнату и сжал ее голову железным обручем, который постоянно вибрировал и к тому же наполнил ее рот помоями. Девушка с трудом открыла глаза. Стараясь не шевелить головой без крайней надобности, она кое-как поднялась с постели и побрела в холл. Она не соображала ни что на ней надето, ни который час, ни кто она такая, хотя имя Джасмин казалось ей до боли знакомым. Однако столкнувшись в холле своей квартиры лицом к лицу с ухмыляющимся Гилбертом Валентайном, облаченным в пижаму, она поняла, что что-то не так.
— У-у-у, скверная девчонка, — просиял он, увидев ее.
«Сам такой», — неясно сложилось в ее голове, но произнести это вслух она не смогла.
Внезапно на нее нахлынули воспоминания о предыдущей ночи. Боже, только не это! Она с трудом добралась до кухни.
Мо сидела за столом с чашкой кофе, тостом, газетами и широко улыбалась. Войдя, Джаз с шумом захлопнула дверь и прислонилась к ней.
— Ты должна мне помочь, — зашептала она, прикладывая ладонь ко лбу. А потом захныкала.
— В чем? — спросила Мо.
Джаз начала ходить взад и вперед по кухне, не в силах поверить. Нет, она никак не могла. Нет, только не с Гилбертом. Она жить не сможет после этого. И девушка начала в отчаянии заламывать руки.
— Ради Бога, Джаз, что случилось? — спросила Мо, которая серьезно обеспокоилась.
— Произошла ужасная, непростительная, гнусная, мерзкая ошибка, — раздался трагический шепот Джаз.
— Тебе что, предложили работу в дипломатическом корпусе?
Ничего не слыша, Джаз перестала ходить взад-вперед и застыла как вкопанная с мертвенно бледным лицом.
— Джаз, да что с тобой?
— Кажется, меня сейчас вытошнит, — промычала она и бросилась к раковине.
Мо встала рядом с подругой, поглаживая ее по спине. Она действительно начала волноваться.
Вдруг из холла донесся голос Гилберта:
— Киска, я иду в душ.
Джаз вырвало. Она была холодной как лед, но в то же время по спине струился пот.
Вроде бы полегчало. Она решила, что больше ее тошнить не будет. Джасмин медленно отошла от раковины и, подойдя к столу, тяжело опустилась на стул. Мо тоже села. Некоторое время обе сидели молча.
— Все в порядке? — ласково спросила Мо, поглаживая Джаз по руке.
«Не совсем», — подумала Джаз.
— Я… я… я, — Джаз никак не могла произнести это вслух. — Мне кажется, я… — прошептала она, — возможно, я просто… просто….
— Что?
Джаз выговорила чуть слышно:
— Переспала с… Гилбертом Валентайном… сама не знаю, как… этой ночью. — И, придя в ужас от произнесенных вслух слов, она опустила голову на стол, и на лице ее отобразились презрение и ненависть к самой себе.
— Так, — сухо сказала Мо, убирая ладонь с руки Джаз. — Это уже интересно. — И она уставилась в газету.
— Боже, — скулила Джаз, голова ее все еще покоилась на столе рядом с газетой Мо. — Я покончу собой — единственное, что мне остается сделать. Я себе этого никогда не прощу.
— С двумя за одну ночь, ну и ну! — процедила сквозь зубы Мо, как бы разговаривая сама с собой.
— Мо, я оставлю тебе все свои диски с записями «Бони М», — трагическим голосом бормотала Джаз.
— Мало того, с двумя лучшими подругами, которые дружат с четырех лет, — на этот раз в голосе Мо прозвучали жесткие нотки.
— И мою шкатулку из папье-маше, — продолжала Джаз.
— И она к тому же живет в моей квартире, — закончила Мо.
Наступило длительное молчание. Джаз осторожно подняла свою тяжелую голову и с подозрением посмотрела на Мо.
— Что?.. — вопросительно произнесла она.
— Ты не спала этой ночью с Гилбертом Валентайном, — ласково сказала Мо.
— Не спала? — Джаз, нахмурив брови, покачала головой: та все еще очень болела.
— Нет, — подтвердила Мо. — Ты спала с глупой улыбкой на физиономии.
— Боже, благодарю тебя за это! — воскликнула Джаз. — Мо, ты не представляешь, что спасла мне жизнь. Ты просто ангел! — Радостно улыбаясь, она выпрямилась на стуле. — Я должна пойти и поставить свечку. У тебя есть мелкие деньги? — Она с трудом дошла до буфета, где обычно лежал аспирин.
— Это я спала с Гилбертом Валентайном, — спокойно сказала Мо.
Джаз мгновенно протрезвела.
— Что ты имеешь в виду? — прошипела она.
— Я имею в виду, что у нас с ним были половые сношения, — пояснила Мо с непроницаемым лицом.
— Что?
— Сексуальная близость.
Джаз почувствовала страшную слабость. Это было ужасно.
— Ты вообще понимаешь, что натворила? — выговорила она наконец. — Да Гилберт — хамелеон, настоящая ящерица высшей категории.
— Я не знала, что у ящериц есть категории.
