Ненастоящая семья - Мария Манич
— Боже, — шепчу потрясённо, глядя на своё всклокоченное отражение.
Глаза блестят, на щеках румянец, губы приоткрыты и припухли. Сколько можно их кусать и облизывать? Надо успокоиться. Поймать за хвост дзен и начать мыслить здраво.
Может быть, мне не Рома нужен, а просто мужик? У меня очень давно не было мужчины. Страшно представить, как давно. Лучше об этом совсем не думать. Настроение упорно летит вниз и грозит в скором времени достигнуть плинтуса не особо чистого клубного туалета.
Сполоснув руки, выхожу обратно в полутьму зала.
Я возьму себя в руки, улыбнусь, буду вежливой и холодной. Да-да, эдакая недоступная Снежная королева. Парни же любят, когда мы себя так ведём?
Все планы о сдержанности вылетают в трубу, когда, не дойдя нескольких метров до столика, где устроилась наша компания, я вижу, что моё место занято.
Филатова времени зря не теряла. С расстояния видно, что она не просто по-дружески села опрокинуть бокальчик. Она намеренно пристроилась рядом с Дроздовым, выбросив вперёд свои длинные скелетные ноги. И опять его трогает! То за плечо, то бедром жмётся поближе.
А Рома и рад! Улыбается, гад! Расстегнул на рубашке несколько пуговиц и подёргивает коленом. В руке у него шот с текилой. Чёрт. В сердце словно кол всадили и несколько раз провернули. Не хочу знать, откуда он будет слизывать соль и кто подаст ему лайм.
Алла с Виталиком плечом к плечу скептически наблюдают за этими открытыми попытками соблазнения. Встретившись со мной взглядом, подруга округляет глаза и едва заметно ведёт подбородком. Мол, иди сюда.
И не собираюсь.
У меня не так часто выпадает свободный вечер-ночь, чтобы тратить его на садомазохистские душевные терзания, наблюдая, как парень, который мне нравится, в которого я влюблена, милуется со своей бывшей.
Расталкивая танцующий народ, двигаюсь к бару. Наступаю на ноги, пихаю локтями. Я расстроенная, злая, с колом в сердце. Мне тоже нужен шот текилы.
Опрокинув в себя мерзкий напиток, злюсь ещё больше. Не нужно было сбегать. Пока торчу здесь, Филатова пользуется своим положением бывшей и с легкостью может поцеловать Дроздова вместо меня. По венам теперь текут ревность, злость, обида и решимость. За своё счастье надо бороться, да? Или как там говорится в цитатах великих философов?
Барабаню пальцами по деревянной обшарпанной стойке затем вскидываю вверх руку, опираясь второй на бар.
Заказываю ещё шот. Для решимости. На удачу. Чтобы совершить глупость, нужно быть смелой, отчаянной и не анализировать каждый свой шаг, продумывая, насколько он будет верным. Приведёт ли он меня к цели или отбросит от неё на несколько сотен шагов назад.
— Прячешься?
По обе стороны от меня опускаются чужие руки, захватывая в своё кольцо. К спине прижимается мужская грудь, скулу щекочет горячее дыхание. Поворачиваю голову и встречаюсь взглядом со светло-карими глазами Дроздова. Его зрачки от темноты, алкоголя или нашей близости непривычно расширенные. Ресницы немного опущены, он смотрит на мои губы, а его — в такой близости от моего лица, что у меня перехватывает горло. Не дышу.
— Отмечаю, — говорю и показываю на два шота текилы, которые только что наполнил перед нами бармен. — Сегодня же праздник! Рома протягивает парню купюру и вновь смотрит на меня.
— Я тебя ждал. А ты решила напиться?
— Да ладно? Ждал? Ещё скажи — скучал!
Нажмите кто-нибудь стоп-кран! Язык опережает мой мозг и готов вывалить на Дроздова всё, о чём я думала последние десять минут.
— Скучал.
Разворачиваюсь к нему лицом и беру в руку текилу.
— Прямо-таки скучал? — зло усмехаюсь.
Рома не двигается.
Между нами не больше нескольких сантиметров.
Гул голосов и музыки вокруг стихает. Мы словно в вакууме. Остались только он и я.
И дышим оба через раз. Опять это напряжение. Пружина вот-вот лопнет, но мы оба, как будто играя, продолжаем её натягивать.
— Я очень сильно по тебе скучал, Лена, — говорит Рома и сокращает расстояние между нами, двигаясь ближе.
Смотрю широко распахнутыми глазами в его мужественное, с острыми скулами лицо и теряю ориентиры. Смеяться уже не хочется.
Нельзя быть таким красивым. Просто возмутительно. Мама всегда говорила: мужчина должен быть чуть страшнее обезьяны, зато сильным духом и крепким телом. Рома словно взял и умудрился выпить какую-то волшебно пилюлю, которая превратила его из ничем не примечательного парня в мужчину, от которого у меня голова кругом и сердце сжимается.
— По-моему, твоё ожидание неплохо скрасили, — киваю ему за спину и впечатываю в его грудь шот. — Пей.
Дроздов удивлённо приподнимает брови. И теперь уже я двигаюсь к нему ближе, оттолкнувшись от барной стойки. Потом придётся все свои выходки списать на алкоголь.
— Только с тобой.
Берёт с барной стойки солонку и лайм.
— Будешь опять меня облизывать?
— Мне понравился твой вкус, — произносит Рома, насыпая немного соли мне на ладонь.
Поднимает вверх мою руку и, перед тем как слизать солёную дорожку, на секунду прижимается губами к коже.
Ментальные пули Филатовой летят в мою голову через весь зал. Я еле сдерживаюсь, чтобы не выбросить вперед руку и не продемонстрировать брюнетке всем известную комбинацию из среднего пальца. Но до этого опускаться не хочется.
— Когда уеду, вернёшься к ней?
— Канарейкина, это что, ревность? — вдруг улыбается Рома, склоняя голову набок, на его губах блестит сок лайма.
Теряюсь от его взгляда. Он смотрит на меня так, как будто впервые позволил отпустить себя и спустить с лица маску вечно недовольного говнюка. В его взгляде плещется неверие вперемешку с нежностью и неприкрытым обожанием. Мне нравится.
— Пф-ф-ф, — делаю губами вертолётик. — С чего мне тебя ревновать? Ты и я — фикция! У нас нет отношений, несмотря на скорую свадьбу. Ты свободен. И я тоже. Мы не вместе…
— Не вместе, — глухо подтверждает Дроздов и, сокращая оставшееся между нами расстояние, впивается в мои губы.
Пружина лопнула. Со стоном впускаю его язык,
