Анастасия Соловьева - Принц для неудачницы
В тупом оцепенении Рахманов продолжал смотреть на нее, и самые разные мысли одновременно проносились в его голове. Среди прочих наиболее отчетливо читалась мысль о том, что он, как козел, как фраер, повел ее вчера вечером по магазинам. Хотел поухаживать за женщиной!.. И этот его идиотский жест стоил ей жизни. Бандиты оказались не так просты! Видно, не гоп-стоп, как уверял Серега. Вчера они вполне грамотно выследили их, а сегодня явились в гости.
…Она слышала, как они подъехали к дому, вошли на территорию… За мгновение он пережил тот ужас и боль, которую испытала она сегодня. И вновь содрогнулся – теперь от мысли, что сам уговорил Ксению отказаться от мобильного телефона.
«Она даже не могла позвонить. А звать на помощь здесь бесполезно… Я запугивал ее: по телефону вас легко могут найти, запеленговать! Я просто не хотел, чтобы она болтала с мужем. Боялся… Ревновал. А теперь ее убили…»
И вдруг, осознав до конца, что произошло, Рахманов кинулся к Ксении и опустился перед ней на колени.
Как живая! Даже теплая… Он провел рукой по ее лицу. А вдруг ее еще можно спасти?..
Так и есть!.. Рахманов наклонился и явственно услышал ее дыхание. Дышала Ксения очень тихо, но все-таки дышала.
Выходит, еще не поздно? Скорее! Надо звонить, кричать, звать на помощь!.. Но он продолжал сидеть как завороженный, слушая ее тихое дыхание. Он будто впал в ступор.
До чего же нелепо! Он зачем-то выдерживал дистанцию, не хотел сближения с ней. А теперь осталось только слушать дыхание. И кажется – нет ничего прекраснее на Земле.
Удивительно, как ровно она дышит! Как ребенок! А ее волосы пахнут медом и молоком. Она была такой нежной, беззащитной. Как смели эти подонки…
Задумавшись, Рахманов щекой коснулся ее головы. Ксения вдруг резко повернулась, открыла глаза и неузнавающе взглянула на него.
– Вы… вам… как?.. Как вы себя чувствуете? – пролепетал Рахманов.
Сыпля дурацкими вопросами, он продолжал стоять перед ней на коленях.
Ксения медленно поднялась, села, поджав под себя ноги. В голове привычно забились противные молоточки, а перед глазами замелькали огни, похожие на огни трассы Хельсинки – Санкт-Петербург, по которой они мчались с Рахмановым. Да, Рахманов… Вон же он перед ней с чудесным, белым, как вчерашний снег, букетом. Явился неизвестно откуда… Она протянула ему обе руки и сказала, собрав последние силы:
– Здравствуйте, Иван. Это мне?.. Какой великолепный букет!.. А я тут немного приболела…
– Что они с вами сделали? Сколько их было?.. Вы их запомнили?
– Вчера мы вроде решили на «ты», – прошептала Ксения. Еще утром собственный хриплый голос бил по нервам, а шепот звучал нежно и интимно. – Ты вообще о чем?
– О бандитах! Они были здесь?
– Нет… никого не было. Почему ты решил?
– Когда я увидел тебя…
Ксения рассмеялась:
– Ты подумал, меня убили?..
– Но… То есть я действительно… Я не знал, что подумать…
– У меня ангина. Я простудилась вчера.
– Я предупреждал тебя, что не надо…
– Но я не раскаиваюсь. Мне так хотелось весны!
– Всему свое время!
– Я устала ждать!
– Потерпи. Терпение вознаграждается рано или поздно.
– Я в это не верю… Не во что хорошее не верится! А почему ты шепчешь? Тоже горло болит?
– Нет! Теперь уже ничего не болит, но когда я вошел…
– Ну что ты, – она сжала его руки, словно хотела успокоить, – просто у меня голова закружилась, я прилегла на шкуру и уснула.
– Тебе сейчас же нужно лечь в постель.
– Да… Проводи меня наверх.
Не отпуская ее правой руки, левой он обнял ее за талию. Она прижалась к его плечу, но все же остановилась, сделав несколько шагов.
– Давай чуть-чуть отдохнем, Иван.
– Конечно, отдыхай!
Сквозь завесу жара Ксения не поняла, как вдруг оказалась на руках у Рахманова. Только от резкого движения застучали в голове молоточки и поплыли по комнате мерцающие цветные огни. А потом, когда огни понемногу стали таять, Ксения увидела, что одета в пижаму и подумала: «В других обстоятельствах я бы вряд ли вышла к нему в таком виде. Что Бог не делает, все к лучшему».
– Теперь отдыхай. – Рахманов деликатно положил ее на кровать. – Я сейчас, только сгоняю в аптеку. Какие купить лекарства?
– Не надо никуда гонять. Лучшее лекарство – молоко с медом. Молоко еще есть в холодильнике… и меда в доме целый бочонок.
Всю ночь горели окна на рахмановской даче. Внезапно вспыхивала белым электрическим светом кухня. Гостиная, словно эхо, отвечала ей скучным серовато-лиловым. За окнами бесшумно и быстро мелькала тень. Потом все так же внезапно гасло, тень пропадала, и вновь в первом этаже рахмановского дома воцарялась ночь.
А наверху, в спальне, неутомимо теплился красновато-желтый огонек. Прежний хозяин не любил ночников и торшеров. Читал при настольной лампе без абажура – при помощи алюминиевых винтов она крепилась к ночному столику и скорее напоминала прожектор.
Ксения накидывала на лампу шаль. Шаль – одна из немногих женских вещей, обнаруженных ею в доме Рахманова. Старая, кое-где тронутая молью… Бывает, что к вещам привязываешься, как к людям. Но вот вещь износилась, а выбросить ее невозможно, и на даче она обретает вторую жизнь.
По вишневому фону шали бегут узоры, летят сказочные золотые цветы. Не настоящие – выдуманные мастерами Павловского Посада. И сама спальня, подсвеченная вишнево-золотистым светом, с таинственным шепотом двух голосов – женского и мужского, тоже начинает казаться кем-то выдуманной. Или приснившейся, привидевшейся в жару, давно, еще в раннем детстве.
– Так делала моя бабушка, когда я заболевал. В раннем детстве… Поверить трудно, как это было давно… – Рахманов кивает на импровизированный абажур. Он сидит в кресле, чуть поодаль от Ксениной кровати. Часть его лица освещена мягким золотым светом, часть – скрыта в тени. – Все-таки чудно устроено наше сознание. Увидел платок на лампе и сразу вспомнил такие мелочи: двор-колодец, мятные капли, запах камфоры…
– Камфора – это серьезно. Ты болел воспалением легких?
– Не знаю… Не помню. Я был совсем маленький, даже еще не ходил в школу. Родители отправляли меня к бабушке на улицу Зеленина. Они работали, некому было со мной оставаться. Я помню только, как болел, а что было дальше – не помню.
– Дальше ты выздоравливал, возвращался в обычное состояние, в привычную обстановку, поэтому… – Тяжелый кашель мешает Ксении закончить.
Рахманов спускается вниз, подогревает молоко. В его отсутствие она снова задает себе те же вопросы. Зачем он делает для нее все это?.. Кто он вообще, кроме того, что владелец радиостанции?.. А вдруг все это снится ей? Чужая спальня, ночь, незнакомый, привлекательный мужчина… Она и раньше изредка видела во сне нечто подобное и каждый раз, проснувшись утром рядом с Володей, испытывала непонятное чувство. Тетя Кира сказала об этом как-то: непрожитая жизнь.
