Анастасия Соловьева - Принц для неудачницы
– Прекрасно вижу!
– А дальше видишь дом с фонариками? Это ее дом.
– Точно!
– А вон домик со шпилем. Левее.
– Вижу-вижу. Очень миленький домик.
– Там наша радиостанция.
Рахманов случайно коснулся ее руки.
– Ты же замерзла! Что же мы тут стоим?!
– Я очень замерзла, – призналась Ксения. – Но тут так интересно!
– Ты можешь простудиться и заболеть в два счета! На сыром-то ветру! Пошли скорее к машине!
Рахманов почти насильно увлек ее вниз.
В машине включили печку. Стало даже жарко. Ксения расстегнула куртку, потерла озябшие руки.
Потом они не спеша ехали по заснеженному шоссе, которое с обеих сторон обступали корабельные сосны.
Когда машина остановилась у ворот дачи, Рахманов вдруг наклонился к ней, нежно убрал прядку волос с ее лица. Совсем близко Ксения увидела его глаза.
Они слились в долгом поцелуе.
– Может быть, лучше подняться в дом? – сказала Ксения.
– Рад бы в рай, – вздохнул Рахманов, – да грехи не пускают.
– Грехи?
– У меня ровно через час и пять минут, – он посмотрел на часы, – выход в эфир. Веду постоянную рубрику. Называется это «Ночной разговор на свободные темы с Иваном Рахмановым». Эх, если бы знать, что все так получится!..
Так получилось, что утром следующего дня халат, купленный накануне в пассаже, ей не понадобился.
Проснувшись, Ксения не торопилась подняться, как обычно. Открывающийся с лоджии вид на залив утратил над ней свою магнетическую власть. Куда-то улетучились беспокойство о родных, неразрешимые московские проблемы. Мнилось, что ей снова двадцать лет.
Она неподвижно лежала с закрытыми глазами и думала о Рахманове.
…Когда сегодня вечером он войдет в дом…
«Нет! – что-то щелкнуло у нее внутри. – Сегодня вечером он не приедет – ему необходим тайм-аут! Он должен все взвесить, чтобы приехать и сказать…»
Она задумалась, подбирая правильные слова, при помощи которых Рахманов расскажет ей о самом главном.
Начнет он так:
– Ксения! Мы знакомы с вами уже две недели…
– Опять «вы»? Вчера мы, и, заметьте, не в первый раз, перешли на «ты» с вами… то есть с тобой.
– Ты права. В общем, я знаю тебя уже две недели.
Она сделает удивленное лицо:
– Только две недели?.. Мне кажется, я живу в этом доме всю жизнь.
Он радостно закивает:
– Да, представь, я чувствую то же самое! Как будто ты здесь давным-давно.
Не придумав никакого грамотного ответа, Ксения решила, что поощрительно улыбнется.
– Ты стала для меня своим человеком. Родным, близким… И я бы хотел, чтоб ты жила здесь всегда…
– Чтоб я всегда жила на этой даче, тайком от посторонних?
– Вовсе нет! Не тайком! И не на даче… Чтоб ты жила со мной. Всегда.
Она спросит: где?.. Нет, не то… Об этом не надо спрашивать. Лучше вот так полувопросительным тоном:
– Ты делаешь мне предложение?
Он смутится под ее строгим взглядом:
– Извини, что так неловко…
Нет, он не смутится! Вчера она весь вечер наблюдала его в компании и не заметила в нем склонности смущаться. Даже при первой их встрече в издательстве он ни капли не растерялся, хотя ситуация сложилась преглупая. А во второй свой приезд он и вовсе вел себя… нагловато. Ну ладно, не нагловато, а наступательно. Как обычно ведут себя мужчины, желающие добиться женщины. Приглашают в ресторан, обнимают в машине, спасают жизнь…
А вот здесь ситуация выходит за рамки обыкновенной! Поэтому говорить ему ничего не надо. Красноречивее любых слов говорят дела. Нужно лишь сделать последний шаг. Войти и просто протянуть руки… в буквальном и фигуральном смыслах.
Больше ничего не надо. Ни слов, ни клятв, ни обещаний на всю жизнь. Она только хочет быть с ним, а где, сколько – какая разница?
Предчувствуя скорую и счастливую развязку, Ксения вскочила с кровати, но тут же рухнула обратно. Перед глазами стояла пелена, в голове ритмично забились тысячи молоточков. Чтобы прекратить навязчивые удары, она сжала ладонями виски и лишь тогда почувствовала, что ладони у нее ледяные, а лоб и щеки пылают неестественным жаром.
– Температура, – произнесла Ксения. За эти дни, как многие одинокие люди, она незаметно привыкла мыслить вслух. Голос прозвучал сипло, а в горле больно перекатились твердые, упругие шарики.
«Это все мое имиджмейкерство!» Говорить было больно, а молчать почему-то страшно. Ее тело изнемогает от болезненного жара, в глазах мечутся разноцветные пятна… И в этом состоянии ей предстоит провести несколько дней в ожидании объяснения Рахманова?! О черт! О проклятье!
– Надо встать, – продолжала Ксения шепотом. Ей казалось, что звук собственного голоса поможет справиться с тяжелым недугом. – Только потихоньку, – скомандовала она себе. – Села на кровати, встала аккуратненько, держись за стенку, смотри под ноги на лестнице… Надо вскипятить молока и выпить с медом. Мед стоит в горке в каминном зале… Мед всегда дают больным ангиной… – Если она сейчас замолчит, непременно свалится в пропасть. – Ничего, это все не зря… Если бы я не бегала по саду в одной майке, он не повез бы меня в пассаж… не было бы гостей… Линды… обратной дороги…
Молоко начало подниматься… Давясь горячим, приторным от переизбытка меда напитком, Ксения судорожно прикидывала, что на поправку здоровья у нее два дня срока. Когда приедет Рахманов, она должна быть во всеоружии.
Последнюю фразу она опять произнесла вслух, ощутив при этом, что шарики в горле стали мягче и меньше.
– Ну вот, не так все плохо. И молоточки куда-то делись. Зато теперь тупо болит голова. Наверное, мой несчастный организм отказывается мириться с вертикальным положением. Надо бы лечь…
Но путь до спальни показался ей путем из варягов в греки. Собравшись с силами, Ксения перебралась из кухни в каминный зал, присела на медвежью шкуру у незатопленного камина и, чувствуя, что слабеет, впадая в полусон-полутранс, укрылась бухарским халатом Рахманова-старшего.
* * *Тяжко вползали на песок морские волны, по шоссе мимо железной дороги со свистом проносились автомобили, плыли дальнобойные фуры, порывистый ветер тревожно шумел кронами старых сосен, и шум этот, казалось, не сулил ничего хорошего.
Но в каминном зале рахмановской дачи мерно стучали часы, было тепло, уютно и как-то сказочно спокойно. Словно располагалась она не в лесах Карельского перешейка, а на берегу волшебной молочно-медовой реки.
В сумерках Рахманов, сжимая в руках прекрасный белый букет, вошел в дом. Прислушался к заповедной тишине, позвал Ксению. Ему не ответили. Лишь что-то зашуршало, задвигалось у камина. Рахманов нажал кнопку выключателя и нервно вздрогнул.
Его гостья лежала на полу ничком, подсунув руки под голову. Она почему-то была во всем белом, как будто Белоснежка или Снегурочка, лишь черные пряди волос падали на лицо, делая его восковым, мертвенно-бледным…
