Мандаринка на Новый год - Дарья Александровна Волкова
– Прекрати!
– Прости! – Она не узнает голос, будто не его, задушенный какой-то.
– Так! – Она снова подтягивается к нему наверх. – Что это за новости? Чего руки распускаешь?!
– Ну, прости-и-и… Я голову потерял…
– Вот чтобы не терять – держи ее! Руки за голову!
Он, не споря, выполняет ее приказ.
– Так и лежи, понял? Где только привычек этих пошлых набрался?
– Прости, я больше не буду! – Он упоительно послушен. Приподнимает с подушки голову, тянется к ней губами. – Пожалуйста, Любава…
– Пожалуйста что? Вот так? – Рука ее двигается вниз, пальцы сжимаются на твёрдом и подрагивающем.
– Да-а-а…
– Хорошо. – Она начиная медленно двигать рукой вверх и вниз. – Обещай, что будешь хорошим мальчиком.
– Обещаю! Только…
– Только что?
Он молчит какое-то время, тяжело дыша в такт движениям ее ладони. А потом сдаётся. Тихо, со стоном:
– Поцелуй его. Пожалуйста…
Ну, невозможно же отказать…
Чувство власти просто выносит мозг. Тем, как Ник реагирует на ее движения, прикосновения. Тем, как иногда не может сдержаться и стонет. Тем, как подаётся бёдрами вверх, стоит ей ненадолго отстраниться. И даже тем, как он послушно не убирает рук со своего затылка. Но особенно – каким он становится под ее губами. Меняется, твердеет, хотя куда уж больше…
Он вывернулся из ее рук и губ стремительно. Опрокинулся на живот, с шипением, как мокрый чайник на горячей плите, плечи дрожат.
– Ник…
– Сейчас… – низко простонал он. И лишь спустя несколько секунд: – Уф-ф-ф… успел…
– Что успел?
– Сейчас узнаешь!
Она оказалась мгновенно на спине, под ним. И вот он уже в ней. Господи, даже не верится, что раньше он внутри причинял ей боль. Сейчас – лишь острое, почти болезненное наслаждение. Наслаждение быть наполненной им.
– Обними меня!
Она покорно сцепляет руки на его шее.
– Ногами тоже!
Перекрещивает икры на его пояснице.
– Вот так. Вот та-а-ак… Чёрт… такая сладкая… узкая… горячая…
Болтун хренов, убивает ее этими хриплыми отрывистыми словами! Этими резкими движениями. Всё быстрее и быстрее. Навстречу ему разворачивается собственное наслаждение, побуждая двигаться в ответ. Так же быстро. Но он явно быстрее.
– Ник…
– Что?.. – Голос звучит так, что ясно: он не понимает толком, что говорит – уже там, почти за гранью.
– Ты торопишься…
– Да?
– Да, – шепчет она ему на ухо. – Я не успеваю. А я хочу с тобой, малыш…
– О-о-ох… – Его лицо так близко, что ей даже в этой полутьме, рассеиваемой лишь светом фонаря над подъездом, видно – как блестит капля пота на виске, как ходит желвак над скуле. – Хорошо… я сейчас… я попробую…
Так. Выполняем разрез брюшной стенки в правой верхне-подвздошной области… В разрез выводим слепую кишку и аппендикс… Перевязываем брыжейку. Отсекаем отросток. Обработать культю антисептиком. Кисетный шов. При затяжке шва культю погрузить в просвет слепой кишки. Уф-ф-ф… Кажется, отпустило немного.
– Ник?..
– Сейчас, моя хорошая, – он начиная неспешно двигаться. – Сейчас, моя сладкая. Медленно и печально. Я буду нетороплив, как улитка. Чтобы мы успели оба.
Улитка, как же. Вместо этого он рвёт темп. То сильно и часто. То медленно и почти лениво. То глубоко, то почти не входя, лишь дразня. Сдерживает себя, зажмуривается до огненных всполохов под веками. Наградой ему сначала ее жалобные всхлипы, неразборчивые слова, ногти в плечи. А потом она затихает под ним. И это офигенный признак. Перед оргазмом она всегда становится тихой. Лишь дышит – всё чаще и чаще, и вот, наконец-то…
И без того тугая, сжимается так, что он дёргается. И еще, еще, ритмично, сладко. Всё, теперь его очередь. Догоняет ее в пару движений, падает сверху, совершенно без сил. В пустой голове одна мысль: кончать в кончающую девушку – нереальный, запредельный кайф.
Глава двенадцатая,
в которой обсуждаются непростые вопросы, герои демонстрируют характер, а герой снова удивляет всех, включая автора
Он далеко не сразу смог даже просто сменить положение тела. Было фантастически хорошо, а Люба притихла под ним, по-прежнему крепко обнимая его руками за шею, а ногами за талию. Но потом Ник всё же сообразил, что это полнейшее свинство с его стороны – валяться своими почти ста на ее, в лучшем случае, пятидесяти с небольшим. Откатился в сторону, привычно протянул руку к паху. И замер. Перепроверил. Чисто теоретически, могло остаться в Любе, бывало у него такое пару раз с другими партнёршами, но… Он вспомнил. Что забыл. Твою ж мать!
– Люб, я дурак. – Он не стал откладывать неприятные новости в долгий ящик. Да и сам был просто в ужасе от того, что сделал.
– Не то чтобы я была с тобой согласна. Но в данный момент контраргументировать не способна. – В ее голосе убойное сочетание истомы и иронии. Он бы восхитился в любой другой момент. Но не сейчас. Не сейчас.
– Я забыл надеть презерватив.
Вот это ее мгновенно вернуло, так сказать, с небес на землю. Она молчала долго, обдумывая. Вопрос «что делать?» волновал ее больше, чем «кто виноват?». С этим всё было ясно, да толку с этого? Видимо, слова Ника ее хорошенько встряхнули, потому что сообразила она на удивление быстро – с учётом ее неопытности в данных вопросах.
– Есть такие таблетки, – начала она медленно, будто подбирая слова. – Я забыла, как называются. Но я узнаю… или посмотрю в Интернете. Их нужно принять в первые сутки, кажется. После… незащищённого полового акта, – тут ей показалось, что это не она говорит. Но слова, когда-то сказанные их семейным женским доктором тётей Дашей, сами собой всплыли в памяти. – После этого наступают месячные, вроде бы. И… и всё. Никаких… последствий.
– Да, я знаю, – глухо отозвался Ник. – Экстренная контрацепция, я тоже… слышал. Ничего хорошего, конечно, такой гормональный удар. Но, наверное, лучше это всё-таки сделать…
– Завтра же этим займусь.
– Люб, нежелательная… беременность – это еще не все… последствия.
Тут ее уже начинает подташнивать от обилия сухих медицинских терминов. С трудом удаётся ответить ровно.
– Что еще?
Ник молчит какое-то время. А у нее острое желание стукнуть его. По глупой рыжей голове. По бесчувственной широченной груди. Встряхнуть. Наорать.
– Я… я все анализы сдавал полгода назад. Все отрицательные – реакция Вассермана, на ВИЧ, на гепатит, еще там… Я чист.
Теперь молчит она, переваривая услышанное. Заговорить удаётся далеко не сразу – что-то горячее встаёт в горле.
– Я
