Мандаринка на Новый год - Дарья Александровна Волкова
– А при чем тогда латекс?
– Перчатки хирургические вообще-то из латекса делают! И если бы у меня вылезла аллергия на латекс, я бы повесился.
Это всего лишь аллегория, но именно в этот момент она понимает, как важна Нику его работа.
– Ладно, – Ник легко шлёпает ее по попе. – Беги в душ, а я пока пиццу закажу.
– Пиццу?
– Конечно. Пицца, пиво и футбол – то, что нужно мужчине после секса. Ай! Нет, ты меня сегодня покалечишь, точно!
– Пиво? Футбол?
– Пошутил я. Не увлекаюсь. Футболом, по крайней мере. Но про пиццу серьёзно. Надо же чем-то поужинать.
– Заботливый…
– Марш в душ! Пока я не передумал тебя кормить. И не надумал еще раз тебя…
– Бегу-бегу!
* * *
Это был какой-то странный вечер. Действительно, с пивом и пиццей, но вместо футбола была серия «Гарри Поттера» по телевизору. Люба вспоминала их поход в кино. Примерно то же самое, только помноженное на десять. Уютно, комфортно, весело. У Кольки, оказывается, потрясающее чувство юмора. Которое проявляется особенно ярко, если при этом сидеть у него на коленях, уткнувшись в шею. И больше даже не кино смотреть, а на него. Запах вдыхать, голос слушать. Наркотическая реакция? Да, именно такая.
А потом они убрали следы своего кинопросмотра на кухню, Ник встал к раковине. Ее это, собственно, не удивило, это было нормально. И только спустя пару минут она ужаснулась собственному эгоизму.
– Коля, у тебя на жидкость для мытья посуды тоже аллергия?
– Да. Там же всякой активной химии до фига.
– А ну, брысь от раковины!
– Люб, убрать надо за собой.
– Я сама посуду помою.
Кто бы ее сейчас слышал…
Грядущая совместная ночь волновала. Честно говоря, сама не понимала почему. И еще не знала, хочется ли ей еще продолжения или уже хватит. Откровенно говоря, тело было полно усталости и приятной истомы, и спать хотелось больше, чем НЕ спать. Кроме того, она вообще не представляла, как это – спать с мужчиной? И ко всему ее беспокоил дурацкий вопрос: в чем это делать? Она захватила с собой пижаму – короткие бирюзовые шортики и белую маечку с бирюзовой же отделкой, на тонких лямочках. И теперь ей самой эта одежда казалась чуть ли не соблазняющей – шорты едва попу прикрывают, вырез на майке глубокий, кружевные вставки. Стукнула дверь ванной, в комнату зашёл Ник. Абсолютно голый. У Любы банально отвисла челюсть.
Она ни разу не видела вот так вот… Вот так вот рядом, открыто. Она уставилась именно туда! И лишь спустя несколько секунд подняла взгляд – вверх по полоске темно-рыжих волос, через широченную грудь, к демонстративно серьёзному лицу. Лишь уголок рта подозрительно подрагивал. Рыжая бровь взметнулась вверх.
– Я тебя смутил?
– Нет. Но ты забыл сказать.
– Что именно? Что сплю голый?
– Нет. Ты забыл сказать: «Авада Кедавра».
– Чего?
– Прежде чем сразить меня своей волшебной палочкой.
Ник запрокинул голову и расхохотался. А потом хлопнулся на кровать рядом с ней, потянул лямку с плеча.
– Что это за безобразие?
– Это пижама! Из самого Парижу! Соня на Новый год подарила!
– Вот Соня пусть ее и носит, – сказал он, стаскивая с Любы сначала верхнюю часть пижамы, а потом толкнул на спину, чтобы стащить нижнюю. – А со мной ты будешь спать голая.
– Ты… ты…
– Что за манера постоянно спорить по пустякам, – Ник приподнялся, щёлкнул выключателем. А потом привлёк ее к себе, обнял. Обморочное чувство – даже не возбуждение, а вот так вот, просто голым телом – к чистому голому ему. Вроде бы без явного сексуального подтекста, и даже эрекции его она не чувствует. Но что-то буквально вибрирует внутри – как задетая умелыми пальцами струна.
– Спокойной ночи, Любава.
Значит, все-таки спать. Нельзя сказать, что она расстроена.
– Спокойной ночи, Ник.
Он заснул первый, быстро. Впрочем, она вскоре тоже последовала за ним.
* * *
Люба в детстве часто спала вместе с сёстрами. Она и сама помнит, и родители рассказывали. Но уже давно Люба привыкла спать одна. А вот сейчас…
Наверное, именно поэтому с непривычки она проснулась посреди ночи. Сначала даже не смогла сообразить где она. Потом вспомнила. Повернула голову. Как-то подсознательно она ожидала, что такой большой парень должен спать как-то… шумно, например. Храпеть, может быть. Ник спал тихо, даже не ворочался. Только занимал две трети далеко не маленькой кровати.
Она легла на бок, оперлась на локоть. И поняла вдруг, что сна ни в одном глазу. И что хочет. Ника.
Провела пальцем по его щеке, уже немного колючей. А вечером еще был гладкий. Целовать начала с шеи, под подбородком. Потом по груди, вот там по-прежнему гладко. Сосок – тронула языком. Ей самой безумно нравится, когда он вот так языком с ней. Может быть, и ему понравится? Втянула в рот, прихватила легко зубами. Дыхание Ника изменилось. Проснулся? Но молчит. Долго будет молчать, интересно?
Он подал голос, когда ее губы гуляли где-то в районе его паха. Честно говоря, что-то вроде неуверенности, даже опасения, все-таки шевелилось внутри.
– Люба…
– Да? – Щеки вдруг коснулось что-то твёрдое и гладкое. Она же не маленькая девочка, она знает – что.
– Ты что делаешь?
– А то ты не знаешь, как это называется.
– Знаю, – выдохнул он хрипло, шумно. – Спички детям не игрушка.
– Спокойно. – Она повернула голову и рискнула коснуться губами тёплой кожи. Еще один шумный выдох. – Дети умеют обращаться со спичками.
– Ты делала это раньше?
Вопрос прозвучал тихо. Напряженно. И она вдруг чётко поняла, что так явно звучит в нем. Ревность. Ну, надо же…
– Люба! – Он схватил ее за плечо, притянул к себе, наверх. – Ты делала это раньше?
– Странный вопрос. Ты-то должен знать…
– Это не одно и то же! Можно же и так только… без…
Она промолчала.
– Люба! Скажи мне: ты делала это раньше?!
Теперь совершенно точно – ревность. Требовательная ревность. Глаза его поблёскивают в темноте.
– Люба! – Он уже рычит.
– Нет, – наконец-то смилостивилась она. – Не делала. Но хочу… попробовать. С тобой.
– Чёрт… – Он притянул ее голову к плечу. – Ты зараза…
– Почему это? Ты что, боишься? Что я сделаю что-то не так? Откушу что-то… ценное?
– Любава…
– Можешь выдать мне краткие инструкции.
– Я сам тебя укушу! Потом. А сейчас…
– Да?
– Делай всё, что хочешь. Не стесняйся. Не бойся. Я вообще люблю… погрубее…
Вот как? Ему делали погрубее? Твою мать! Сейчас она ему покажет!
Люба выдохнула и двинулась вниз.
Не страшно. Не противно. Любопытно. Всё любопытнее и любопытнее. Она решилась и взяла