Влюбляться нам нельзя - Фарди Кира
– Как вы можете! – восклицают наши мамы. – Безобразие!
– Так, прекратили базар! – стучит по столу второй полицейский, никто и не заметил, как он вышел из лоджии. – Иначе все окажетесь в кутузке до выяснения обстоятельств!
Но я уже успеваю разглядеть фото, которое сует всем в нос мать Влада. На нем бывший лежит на больничной кровати. Его голова перевязана, шею охватывает медицинский воротник, отекшее лицо покрывают синяки, а на руке красуется гипс.
Гипс?
Мы с Сашкой недоуменно переглядываемся. Здесь явно что-то не то. Я вспоминаю, как на меня накричала мама Ритки, и подозрение закрадывается в душу.
– Простите, но Влад, когда я его видел в последний раз, был вполне здоров.
– Да-да! – киваю и я. – Они с Риткой устроили в домике настоящий погром. Мы потому и задержались, что убирали весь кемпинг.
– Какая клевета! – не сдается дама Козловская.
Но Сашка не обращает на нее внимания.
– Позвольте доказать это, – Сашка сразу открывает видео с камер, записанное на мобильник. Телефон передается из рук в руки. – Обратите внимание на время.
– Ты избил его позже, ночью, уже в доме, – заявляет отец.
– Кто вам это сказал? – спрашивает папка и поворачивается к Сашке: – А утреннее видео есть?
– Нет, камера в холле оказалась кем-то закрыта.
– Ложь! Сам ее и закрыл! – фыркает Козловский.
– Хорошо, – соглашается Сашка, – тогда как Влад вел машину, если у него сломана рука?
В комнате повисает тишина. Оперативники переглядываются, мать Влада всхлипывает, но уже не так шумно.
– Действительно, – спохватываюсь и я. – Рита водить машину не умеет, а эти подлые друзья в кавычках бросили нас с Сашкой в лесу, да еще и хотели, чтобы мы заплатили за кемпинг двадцать пять тысяч.
– Сколько? – охает мама. – Ну и цены!
– Конечно! Барин Владик хотел отдыхать на полную катушку.
– Это поклеп! Клевета! Я вас за это привлеку!
– Вы не хотите узнать, из-за чего началась драка? – тихо спрашивает папа.
На миг все замолкают, Сашка смотрит на меня в упор, позволяя самой решить, раскрывать случившееся или нет. Я краснею, отвожу взгляд. Была бы моя воля, сохранила бы все в тайне. Пусть этот жизненный момент останется на совести Влада. И тут же внутри разгорается протест. Не останется, эгоистичная и черствая душа не имеет совести.
– Влад привез спиртное, – тихо начинаю я.
– Чт-о-о-о? Да как ты смеешь, мелкая мерзавка?
Дама неожиданно подлетает, размахивается, Сашка закрывает меня собой, и пощечина достается ему. Хлесткий удар разрывает раскаленную атмосферу. Мужчина хватает истеричную жену, утаскивает в сторону. У Сашки появляется из носа кровь, Евгения Ивановна бежит в кухню за полотенцем.
– Держите крепче свою супругу, – учительским тоном предупреждает папа. – Иначе встречный иск будет не только вашему сыну, но и его матери.
– Чт-о-о-о? – ревет Козловский. – Какой еще иск?
– Позвольте моей дочери договорить!
Наконец все замолкают. Я смотрю на взрослых людей и ничего не понимаю. Они же должны сначала разобраться в ситуации, а потом судить нас и навешивать ярлыки.
– В качестве доказательства мы привезли бутылку, на которой есть отпечатки пальцев только Влада, и стаканы.
Сашка протягивает пакет полицейскому в кожанке. Тот заглядывает внутрь и смотрит на меня:
– Продолжай, девушка.
– Влад выпил лишнего, захотел со мной поговорить, а когда мы остались одни, он напал на меня и попытался… попытался…
Мама вскрикивает и прижимает меня к себе.
Мать Влада замирает на миг. Я вижу, как она что-то шепчет мужу, тот делает шаг вперед.
– Простите, девушка, я не понял, ты сейчас в чем моего сына обвиняешь? – тихо спрашивает он.
Но в голосе звучит столько угрозы, что я невольно сжимаюсь.
– Я не обвиняю, я правду говорю.
– Правду? Однобокая какая-то правда.
– Господин, а не могли бы вы помолчать? – поворачивается к нему оперативник в кожанке. – Слушаю тебя, Полина.
Он садится к столу и включает диктофон. У меня сердце екает: трудно вообще говорить вслух на эту тему, а под запись тем более. Я испуганно бросаю взгляд на Сашку, но он о чем-то сосредоточенно думает, нахмурив брови.
«Что его беспокоит?» – задаюсь невольным вопросом, и волнение Макарова предается мне. Я уже жалею, что начала рассказывать о попытке изнасилования.
«Господи, скорее бы закончился этот день!» – молюсь про себя, собираясь с духом, открываю рот, но тут Сашка спрашивает у полицейских:
– Можно мне позвонить?
– Куда?
– В администрацию кемпинга. Очень надо. Я тут вспомнил кое-что.
– Давай со мной.
Второй детектив, высокий хмурый парень, идет в кухню, Сашка – за ним. Козловские встревоженно переглядываются. Боевой запал у них пропадает, еще минуту назад они чувствовали уверенность в своей правоте, а сейчас оба сникли.
Я рассказала все, что случилось ночью и утром. Не утаила ни одной мелкой детали. Умолчала только о коробочке с сюрпризом от Ритки, не хотела шокировать родителей еще больше. Сашка вернулся из кухни, показал фотографии местности и моего тормозного следа на земле, сказал, что на собачке куртки Влада должна быть моя кровь.
– Я не могу больше слушать этот бред! – заявляет дама. – Милый! Мы уходим. Разбираться будем в суде.
Она ежесекундно вытирает платочком бледное лицо, забыв о наложенной косметике. Потеки от размазанной туши уже напоминают черные дыры вокруг глаз.
– Никуда вы сейчас не уйдете, – заявляет высокий детектив. – К сожалению, обстоятельства поменялись и не в пользу вашего сына. Вы все еще хотите оставить заявление?
– И кого вы слушаете? – возмущается Козловский. – Детей? У них фантазия богатая. Да и этот след ни о чем не говорит, – он показывает на фото. – Что угодно можно было протащить по земле.
– Ребята не лгут, – высокий оперативник в упор смотрит на отца Влада. – Мы только что разговаривали с администратором кемпинга, и она подтвердила, что видела вашего сына и его подругу сегодня утром. Если понадобится, она пришлет нам видео из камер офиса. На экране у Владислава нет перевязанной головы, и левой рукой он двигает вполне свободно.
– Простите, – тихо напоминает о себе Сашка, все дружно поворачиваются к нему. – По дороге в город я видел следы аварии. Вы машину Влада проверяли?
Вот теперь я понимаю немую сцену из пьесы Гоголя «Ревизор». Все взрослые застывают с такими вытянутыми лицами, что хочется смеяться, вот только повода смешного нет.
Мать Влада бьет по рукам мужа, который ее удерживает, и бежит к двери. Оперативник в кожанке преграждает ей путь.
– Пропустите! Немедленно! – кричит она. – Я буду жаловаться вашему начальству. Обращаетесь с нами как с преступниками!
– А вы как с нами себя ведете? – металлическим тоном спрашивает папка. – Давайте решим наш вопрос здесь и сейчас. Вы подали иск на Александра и мою дочь и обвинили их в избиении вашего сына. Но картина раскрывается несколько иная. Мы выдвинем встречный иск на Влада за попытку изнасилования нашей дочери. Посмотрим, что у полиции окажется в приоритете. Вы согласны с таким решением?
– Нет! – взвизгивает дама. – Какой встречный иск? Еще скажите, что отчислите сына из школы!
– Не скажу, отчислить не могу, хотя очень хочется. Я бы этого гаденыша своими руками… – папка скрючивает пальцы и тяжело дышит, впервые за все это время выдав эмоции. Наконец он справляется с яростью и продолжает: – По закону не могу. А вот вас, кажется, ничто не останавливает. У детей через две недели первый экзамен. Хотите растоптать их жизнь?
– Погодите, погодите, – папаша Козловский нервно сдергивает очки и начинает их протирать. Он близоруко щурится, словно никого не видит, взгляд туманный и блуждающий. – Мы все погорячились. Может, решим вопрос мирным путем?
«Черт! – щелкает в голове догадка. – Он знает про аварию!»
– Скажите, пожалуйста, – я спрашиваю его. – Вы видели машину Влада?
– Нет! – резко отвечает он. – Не суй свой нос в чужие дела, девчонка. Все неприятности из-за тебя!
