Клубничный Яд - Дж. Л. Кенна
Глаза Грэма расширяются. Его голова начинает мотаться из стороны в сторону в знак протеста.
— Твое казино — единственное, где в книгах указаны покерные игры, которые не проходили под камерами, — продолжает Шон. — Твой карман — единственный, куда толще, чем мог бы позволить твой оклад. Это ты — лживый кусок дерьма. Ты бы действительно сдал мне бедную Синди ради того, чтобы самому выйти сухим из воды?
И это, дамы и господа, мой сигнал к действию.
Я встаю, хрустя шеей влево, затем вправо, и делаю шаг вперед, позволяя полоске света осветить мое лицо. Глаза Грэма устремляются на меня, расширяются. Я делаю еще один шаг, выходя под тусклый свет ржавой подвесной лампы. Грэм сжимает губы, его глаза скользят по моему телу, затем останавливаются на монете, которая перекатывается по моим пальцам.
— Нет! — его лицо дрожит, когда он мотает головой.
— Ты знаешь, кто он? — спрашивает Шон, указывая на меня.
— Пожалуйста! — Грэм зажмуривает глаза, как будто пытается стереть меня из реальности. Как будто ему десять, а я чудовище, прячущееся под кроватью.
— Считаю это согласием, — Шон смеется, идя в сторону Ребела и Килана, которые присоединяются к его смеху. Шон смотрит на меня и кивает.
Не сводя глаз с Грэма, я улыбаюсь, затем убираю монету в карман и достаю нож за спиной.
— Твою мать… — Грэм начинает судорожно дергаться в своих путах. — Пожалуйста!
— Сделай глубокий вдох, Грэм, — говорю я тихо, убаюкивая его нервы. — Если будешь сотрудничать, я, может, дам тебе шанс выжить. Хочешь этого?
Грэм яростно кивает, его брови устремлены к потолку.
— Да. блядь, да!
— Скажи мне… — я обхожу его, он дергает головой то влево, то вправо. Я подношу лезвие к его мочке и слегка нажимаю, чтобы он почувствовал, как острая сталь врезается в его плоть. — Ты веришь в судьбу?
— Да, — его голос дрожит, полный паники. Это только разжигает огонь внутри меня.
Я улыбаюсь, чувствуя, как горячие языки пламени облизывают стенки моего желудка.
— Неправильный ответ.
Одним быстрым движением я тяну нож вверх, и лезвие разрезает его плоть, словно горячий нож, проходящий сквозь сливочное масло. Мочка его уха падает на мокрый цемент, а кровь струится по шее и плечам. Крики эхом разлетаются под деревянными балками и отскакивают от каменных стен, заполняя пространство склада.
Шон и Хулиганы улыбаются на расстоянии, скрестив руки на груди, их ноги широко расставлены.
Я наклоняюсь ближе, поднося губы к его оторванному уху, и шепчу:
— Вера в судьбу подтверждает идею, что твои действия — это часть чего-то бо̀льшего, что они оправданы. А я верю в последствия, Грэм.
Выпрямившись, я переворачиваю нож в руке и резко опускаю его вниз, вонзая лезвие ему в бок. Его крики, полные боли, разрывают горло, словно когти и шипы, рвущие тонкий шелк. Я поворачиваю нож, оголяя зубы в злобной усмешке, затем резко вытаскиваю его, пробивая дыру между его ребрами, размером с мой кулак.
Провожу языком по зубам, испытывая удовлетворение от того, что избавился от этого бесполезного мешка с костями.
— Последствия, Грэм… — рычу я. — Пришло время принять свои.
Я растягивал убийство Грэма на протяжении двух часов.
Он был ничтожеством, которое не только воровало у Шона, но, кроме того, на работе годами накапливался список обвинений в сексуальных домогательствах. Не говоря уже о том, что он пытался отправить Синди Портер — мать-одиночку троих детей, у которой не было никакой поддержки — в могилу с помощью лопаты, прекрасно зная, что она ни в чем не виновата.
Оправдывает ли всё это то, как я пытал и изувечил его тело, растягивая его смерть самыми жестокими способами, которые мне известны? Вряд ли. Но мне нужен был выход, а он был под рукой.
Печально оказаться не в том месте, не в то время, солгав и украв у тех, у кого не стоило.
После уборки Шон уехал с Ребелом и Киланом, так как они живут в домиках на его территории, а мне нужно было в другую сторону. Шон знает, что я люблю заходить в «Мерфи» после убийства — это стало для меня традицией, ритуалом, если можно так сказать. Но в этот раз я не хотел идти туда. Это будет первое убийство за долгое время, после которого я не буду удовлетворять свою потребность в порядке, придерживаясь привычной рутины.
Мне нужно увидеть Рыжую.
Цель затяжной казни Грэма — отвлечься от нее. Но это лишь усилило мою маниакальность.
Мне не нравится, что она живет в доме Шона, окруженная этими отбросами, без моей защиты 24/7. И, кстати, мне не нравится она сама. Она лезет мне под кожу, действует на нервы. Но, похоже, мое тело, моя нервная система и чертов разум не любят находиться слишком далеко от нее, даже если разум кричит, чтобы я держался подальше.
Я ездил по округе, пока солнце не скрылось за горизонтом, а потом направился к дому Шона. Припарковался за полмили, чтобы никто не услышал машину, и пробрался через деревья, как лев, возвращающийся в свое логово после удачной охоты.
Теперь я стою, опираясь на дерево на краю поляны, где подъездная дорога Шона встречается с плотной лесной чащей. Я достаю пачку сигарет из кармана, хлопаю ей по ладони, затем большим пальцем откидываю верхнюю часть. Ухватившись зубами за фильтр, достаю из пачки одну и прикуриваю, затягиваясь.
Смотрю на балкон Рыжей, выдыхаю струю дыма в прохладный ночной воздух и наблюдаю, как она растворяется среди мерцающих звезд.
Ее свет выключен, она, наверное, спит. Или, может, лежит в темноте, привыкая к ней, как я когда-то. А может, ее пальцы медленно скользят вниз по ее груди и животу, касаясь ее тугой маленькой киски, обводя вокруг, лаская клитор с мыслями обо мне.
Я рычу и снова глубоко затягиваюсь дымом, чувствуя, как жжение в груди успокаивает нервы. Затем выдыхаю. Смахиваю полусгоревшую сигарету на гравий и раздавливаю ее ботинком, прежде чем двинуться к дому, ощущая, как в животе нарастает напряжение с каждым моим шагом. Каждая ступенька под ногами словно сама ведет меня вперед, направляя к цели. Я использую ключ, чтобы открыть переднюю дверь, молясь, чтобы в темной гостиной не оказался кто-то из Хулиганов или, хуже
