Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина
— Заткнись, коза, — шиплю и раздуваюсь, как индюк, от злости. — Пошлая идиотка…
— Ты такой перепуганный, словно привидение увидел. Не ожидал, что ли? — похоже, Тоню оскорблениями и грубостью не остановить. Здесь, скорее, наоборот, противоположная реакция.
Тогда попробуем обычный и давно проверенный опытом и временем вариант.
— Это твой вызов, стерва? — прищуриваюсь и выкатываю первую и единственную догадку. — Хочешь в чем-то убедить меня? Смогу или не смогу? — звонко щелкаю пряжкой своего ремня. — Готова здесь и сейчас? — сквозь зубы говорю, рывком вытягиваю кожаный язык из брючных петель и, не глядя, как убитую змею, откидываю в сторону.
— Пари! — совершенно не тушуясь и не задумываясь, предлагает.
Я так и знал! С этой тварью только на этом можно выезжать. Антония любит поражать собой. Строит из себя роковую даму, а на самом деле обыкновенная и даже рядовая… Дрянь! А про какой-то шарм и милую изюминку, обворожительность, очаровательность, симпатию и интерес, которые как будто я случайно разглядел, тщательно обнюхал и даже облизал, я наглым образом сбрехал и не побрезговал подлым мелочным поступком.
— Не помню, чтобы ударяли по рукам, Смирнова, — пропускаю поясную пуговицу через петлицу и, взявшись за собачку, медленно расстегиваю молнию на ширинке.
— Никогда не поздно, — захлебываясь, отвечает. — Не спеши, не спеши, родименький. Сначала кухня, естественно, уборка тоже на тебе, по-моему, посуда и остатки ужина — ты сам сказал, что не против закончить с этим; затем, конечно, душ, презерватив и предварительные ласки, обычный акт без экстрима, мой обязательный оргазм — без этого партнерам не даю, и твой фонтан в резиновый мешок. Потом понежимся немного, закрепим результат и будущее взаимовыгодное, — пища, подчеркивает именно это определение, — сотрудничество. Между прочим, для полного комплекта мне не хватает юридической консультации по продвижению товара и раскрутки торговой марки. Девчонки одобрили и этот пункт. Ты весь наш, Петруша. Ладно-ладно, не будем на обыденность отвлекаться, о бизнесе потом поговорим. Так вот, что касается секса, то я не люблю, когда мужчина… Петруччио, ты слушаешь?
Еще и как!
— Ничего не будет, Ния. Я не прикоснусь к тебе, — быстро убираю руки от брюк и отрицательно мотаю головой, прикрыв глаза. — Ты нажралась и ни хрена не соображаешь, раз чушь лепечешь. Пари, похоже, будет форменной издевкой над невменяемой девчонкой, поэтому, наверное, нужно отвернуть.
— Больно надо. А ты… Трус! Другое поражает, не боишься, что именно эту новость я среди своих с колокольным звоном разнесу:
«Пиноккио в очередной раз не смог!».
«А что не смог?» — будут раздаваться заинтересованные голоса.
«Заняться сексом со Смирновой Тоней» — я гордо эту весть провозглашу.
— Ну и дура!
— Сам такой. И все же — трус, трус, трус! К тому же бедненький…
— Да замолчи, — сжав сильно кулаки, выставляю руки, изображая деревянного боксера, который не способен шлепнуть шавку или прикрыть ей оплеухой рот.
— Две средние, чего уж тут, кружки глинтвейна, по-твоему, способны превратить меня в что-то типа этого? Оскорбляешь пьяной бабой, надменным, почти ненавидящим взглядом, расчленяешь? — пытается привстать, затем коряво мостится, усаживается и опирается спиной об изголовье, натягивает на грудь одеяло и заталкивает, трамбуя и проверяя плотность, дутые края себе под мышки. — Господи, я все прекрасно осознаю, Велихов, и хочу, сплю и вижу, мечтаю о сексе с другом детства — трах по дружбе и без обязательств. Ну как?
— Ты даешь любому, с кем поужинаешь и горячего вина случайно переберешь? Кружки две, но не более…
— Тому, кто хорошо попросит, — не задумываясь, отвечает.
— Проституцией занимаешься?
— Скорее, благотворительностью.
— Я об этом не просил.
— Но хочешь?
— Нет. Спи! — грубо отрезаю и намереваюсь отойти.
— Ты без жены и без новой тети, — гребаным предположением пресекает мой порыв, водит головой, словно ищет подтверждения истине, которая и без ее слов очевидна любому думающему человеку, или тому, кто мало-мальски дружит с головой, — вся квартира об этом говорит. Пардончик — неувязка! Твое пространство об этом громогласно вопит, оно пищит и, в отличие от его хозяина, напрашивается на ласку.
— Догадки! Одни догадки и долбаные, беспочвенные предположения. К тому же я сам сказал, что не женат. Чего еще?
— Везде исключительно мужские вещи — тестостероном тянет изо всех щелей, твой запах и жутко омерзительный одеколон. Смени, пока не поздно! Ты пахнешь цитрусом, как новогодняя елка. Слишком аскетичная обстановка и всего одна зубная щетка и полный тюбик бледно-голубого геля. Отбеливаешь зубы, дамочка с претензией? Тампонов нет, прокладок тоже — предвосхищаю твой протест, Петруша; ни массажной щетки, ни шампуня, бальзама, маски для волос или геля для интимной гигиены, фена, утюжка или плойки; ни забытого второпях бюстгальтера, ни трусов с жемчужинкой на предполагаемом клиторе, который вам даже носа не показывает, когда терзаете наши половые губы, вызывая искры из глаз и бесталанную симуляцию в качестве скупого поощрения стараниям:
«Молодец, почти нашел… Еще, еще… Вот так, вот так… Твою мать, и это все?».
Ни женских журналов или книг «о том, о сем, об этом». Ты один живешь! Готовишь, рубишь топором или мечом ту человеческую грушу, — вытаскивает руку и указывает на огромную фигуру, которую я использую, когда тренирую колющий или рубящий удар, — и боишься с девчонкой, которая сама все предлагает, переспать. Что напрашивается в качестве твоего ответа, м?
— Я не е. у первую встречную пьяную давалку, — шепчу, еле двигая губами. — Тонь, что ты…
— Материшься? Грубишь? Оскорбляешь? — громко хмыкает и заваливается на спину, матрас пружинит, а мелкая качается, словно на волнах.
— Извини.
— А впрочем, не в моих правилах упрашивать мужика на секс. Не хочешь — не прикоснешься, считаешь меня пьяной девкой, значит, — приставляет указательный палец к своему носу, — ночь без ласк, а утро без сексуальной неги. Потрешься и заснешь…
Убью!
— Идет! — склоняюсь над ней и тут же добавляю. — Но без провокаций.
— Господь с
