Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина
«Просто к слову пришлось. Не переживай!» — сам себя пытаюсь успокоить.
— За тесное сотрудничество? — Смирнова вворачивает стандартный, но любезный и даже чем-то подкупающий тост.
Убрать бы вопросительную интонацию. Или это был вопрос? Видимо, она все еще сомневается в серьезности моих намерений. Тогда я, пожалуй, поспешу ее разочаровать, ответив, что:
— Предпочитаю здесь другой эпитет.
— Какой же? — одними губами прикасается к ободку своего бокала, аккуратно наклонив его, делает один неуверенный глоток, затем довольно странно кривится, словно кислой бормотухи отлакала, и наконец ставит свою почти нетронутую порцию обратно на рабочий стол. — Фу, гадость. Мне не нравится…
— Но водки нет, малыш, а спирт я не держу, да и ты не та дама, которой я осмелился бы такое предложить, — посмеиваюсь и ловлю нехороший взгляд разноцветных глаз. — Зато есть коньяк!
— У тебя проблемы с этим? — шипит, разглядывая исподлобья. — Уже минут пятнадцать ты никак не слезешь с алкогольной темы. Недалекие вопросы задаешь. Я не пью, Велихов, если ты этого еще не понял. Не вижу смысла в этом и потом, дебильное недолгое веселье, как правило, заканчивается нездоровьем и казусными ситуациями, из которых…
— Ну-ну? — подмигиваю ей, стимулируя продолжение об интересных ситуациях, в которые она, похоже, попадала, когда с горячительным перебирала. Уж больно Тоня гладко стелет. Уверен, что на ее таких старательно вспушенных перинах очень жестко спать.
— Дурак! — выплевывает мое уже почти родное имя и возвращается к своей стряпне.
— Я же пошутил, — надуваю губы и бормочу, посмеиваясь. — Тузик, ты чего?
— Очень плоский юмор, Петя. В чужой стране ты растерял все хорошее, чем обладал, зато приобрел дурной сарказм и грубость. Я ценю иронию и живу за счет самоиронии, но детские шуточки с каким-то тайным смыслом, понятным только тебе, как их автору, сидят вот тут, — ребром ладони указывает конкретное расположение моего кривого, по ее мнению, юмора. — Заканчивай меня подкалывать. А вино твое не очень — повторюсь еще раз. Я не авторитет, конечно, однако по личным ощущениям — слишком кислое, но для глинтвейна вполне сойдет.
— Проехали. Итак, как ты смотришь на то, чтобы тесное сотрудничество перекрестить во взаимовыгодное? — внимательно слежу за всем, что она делает. — Ну как? Смирно-о-о-о-ва?
Она молчит, лишь монотонно вращает ложкой в вареве, которое бурлит.
— А?
— Привет! — возвращаю задумчивую с небес на землю. — Выгодно и взаимно! Что скажешь, мой деловой партнер?
— Мы не партнеры, Петруччио. Ты так называемый продавец на подхвате, учитель на замену, мальчик выходного дня…
— Который показал успехи в обучении?
— Да.
Совсем не слышу вызова и энтузиазма в ее голосе. Скорее, наоборот. Смирнова прячется, скрывается или вынашивает новый план? Не оставляет чувство, что все неспроста и в этом что-то есть. Слишком быстро Тоник сдала назад и признала свое поражение и мою почти исключительную победу. Перебираю варианты и выдаю их на-гора, да только стерва не ведется, зато обиженную корчит на «ура».
— Взаимовыгодное? Поддерживаю в такой формулировке, — Смирнова вдруг быстро пожимает плечами, но еще внимательнее сосредотачивается на том, что готовит в небольшой кастрюле на огне. — Время покажет.
Она помешивает то, что тушится в посуде, а я внимательно, абсолютно не скрываясь, рассматриваю ее. Тонька гарцует жеребенком, переступая с ноги на ногу, словно пританцовывает, копируя лошадиную рысь, а закусив нижнюю губу и уложив правую ладонь себе на грудь, наклоняется над нашим ужином.
— А почему шоколад, Ния? — внезапно задаю вопрос.
— Вкусно, — она спокойно набирает ложкой юшку, кипящую под ее носом, и подносит к своему рту. — М-м-м, готово! Можно выключать.
— Что?
— Это, Петя! — указывает пальцем на плиту и хихикает.
— Ты не ответила на мой вопрос. Секрет или что-то изображаешь? Не так спросил?
— Я так понимаю, есть уже не хочешь?
— Хочу, — желание подтверждаю утвердительным мотанием головой.
— Замечательно. Где у тебя тарелки? Что можно взять?
— На твой вкус, — киваю в сторону шкафа, в котором я храню посуду.
— Богатый выбор? Прячешь награбленное или там твое приданое?
— Обыкновенный. Ты берешь или языком молотишь, горе-детектив?
Привстав на цыпочки, Ния подтягивается к нужной полке.
— Господи! — всплескивает руками. — Как много! Велихов, да ты…
— Так почему он? — не слушаю ее возгласы то ли удивления, то ли радости, то ли показушничества, широко расставив руки и уперевшись ладонями в край стола, смотрю на то, над чем она колдовала минуту назад и что нам предстоит отведать в качестве праздничного стола по торжественному случаю начала нового производственного витка. Все выгодно и по обоюдному согласию. — М?
— Кто он?
Запутывает меня и прямо на вопрос не отвечает.
— Я про шоколад и твой магазин.
— Так вышло. Все просто, а я люблю сладкое.
— Верится с трудом.
— А я не собираюсь убеждать кого-то, бить копытом и рыть носом землю. Ты спросил «почему», я выкатила объяснение. Если что-то не устраивает, выстраивай логические цепочки, проводи самостоятельные расследования, настаивай на экспериментах, попробуй опротестовать. И потом, — Тоня снимает несколько тарелок с полки и ставит их на стол, — мне нравится готовить. И я, действительно, обожаю сладости.
— Женское занятие, — почти авторитетно подтверждаю. — И тебе идет!
— Не знаю, но спасибо. Это ведь был комплимент?
— Почти, — хмыкаю.
— К тому же у нас ведь есть достойные примеры. Далеко ходить не нужно…
На дядю и мою двоюродную сестру, по всей видимости, намекает? Максим Морозов, старший брат мамы, профессиональный повар с огромным стажем, наградами и громкими титулами, хорошо зарекомендовавший себя не только, как человек, пропахший вареным картофелем и харчо, но и как успешный ресторатор, помешанный на французской кухне, и идейный вдохновитель всех кулинарных проектов, на которые подписан мой отец, как его старинный друг. Что, в принципе, неудивительно, ведь это его работа, а вот Тузик, кроме как накормить по детству песочным в прямом смысле этого слова печеньем с изюминками в виде то ли кошачьих,
