Весь этот мир не ты - Ана Сакру
— Чёртовы джинсы, — шипит Ник, с силой стягивая неподдающийся деним по моим ногам. Потом сдаётся, снимает меня со стола и буквально впечатывает в стену. Я упираюсь лбом в облупленную зеленую краску, трещинки и неровности расплываются перед глазами. Ноги подрагивают от предвкушения, поясница выгибается от нажатия ладони. Дыхание рваными толчками вперемешку со стонами рвётся из горла.
— Тшшш, — Никита обхватывает рукой мою шею так, что мои раскрытые губы упираются во внутренний сгиб его локтя. Дышать становится сложно, перед глазами расцветают кровавые цветы, делая всё происходящее почти нереальным. Его пальцы, отодвигающие влажную полоску ткани на промежности, проникающие в меня, усиливают тянущий жар между ног. Я прикрываю глаза и сильнее впиваюсь зубами в его солоноватую кожу, вожу по ней языком, собирая терпкий вкус. Коленки подгибаются от накатывающей слабости. Хочется сползти по стенке вниз. Никита целует меня в шею, втягивая кожу так, что по всему телу бегут будоражащие мурашки. Сильнее наваливается на меня голым торсом, вжимая в стену.
Его пальцы с пошлым влажным звуком покидают меня и задирают футболку до подбородка, тянут чашечки бюстгальтера вниз, оголяя отяжелевшую грудь. Влажные от моих соков подушечки поочередно сжимают соски, оттягивая их до легкой простреливающей вниз живота боли. Я кусаю губы, откидываюсь на его плечо, пытаюсь ослабить дрожащими пальцами захват на моей шее. Рвущиеся из груди стоны не проходят по сдавленному горлу, превращаясь лишь в тихие рваные хрипы. От легкой асфиксии кружится голова, ноги подкашиваются, а из лона буквально течёт по внутренней стороне бедер. Я извращенка наверно, почему меня это заводит?
— Сильней прогнись, — шепчет Ник мне на ухо.
Я слышу, как вжикает молния на его ширинке. Исполняю просьбу и закидываю одну руку назад, вцепляясь в его волосы. Дыхание прерывается в ожидании толчка. Секунда, и распирающее чувство наполненности накрывает меня с головой. В ушах шумит от гулких ударов сердца, созвучных с его глубокими жадными движениями во мне.
— Ты охрененная, кис, — жаркий шепот мне в шею, потом жалящий укус, и ощущение горячего языка на нежной коже. Соски болезненно трутся о шершавую стену в такт всё убыстряющим толчкам. Я прогибаюсь ещё, до хруста в позвоночнике, подаюсь навстречу Никите, насколько это возможно, когда тебя вдавливают всей массой в стену. Ноги всё сильнее дрожат от напряжения. Из-за разницы в росте мне приходится привстать на носочки, отчего икры начинают гудеть. Ник тянет мои бедра на себя, задавая темп, резко, с оттяжкой. Всё тесное пространство чулана заполняется влажными звонкими шлепками и моим хриплым мычанием. Наверно, нас слышно, но я не могу всерьёз беспокоиться об этом сейчас. Мычание перерастает в глухой вой, когда он находит пальцами мой клитор. Перед глазами всё плывёт, бедра прошивает судорогой напряжения. Я так близко, но мне никак не переступить заветную черту, слишком напряженная поза, ноги сводит уже невыносимо.
— Бл… давай, кис, — шипит Ник мне в ухо, — кончай.
И я почти, но… Жалобные всхлипы, рвущиеся из меня, больше похожи на плач. Ник вдруг отдирает меня от стены, одним движением сбрасывает всякий хлам со пыльного стола, и в следующую секунду я распластываюсь грудью по столешнице. Косточки таза больно впиваются в край, но это ощущение перебивает хлёсткий шлепок по ягодице и глубокий толчок внутри меня. Я шиплю сквозь зубы от всего сразу, и натянутая пружина внутри наконец рвётся, оглушительно звеня. Тело скручивает в мелких сладких судорогах. Лоно конвульсивно сжимается вокруг таранящего члена. Пара глубоких толчков, и я ощущаю его пульсацию внутри, созвучную моей. Голова безвольно падает на стол. Я утыкаюсь носом в пыльную поверхность, переводя дыхание и ловя последние слабые сокращения внизу живота. Я чувствую, как Ник гладит, лениво мнёт мою задницу и медленно выходит. Думаю, что картина у него перед глазами ещё та. Его пристальный взгляд оставляет ожоги на промежности и ягодицах, но у меня просто нет сил пошевелиться. Ноги до сих пор дрожат. Как я сейчас пойду на экзамен? Это кощунство.
— Кис, — Никита поднимает меня со стола, прижимает к себе, нежно целует в висок. Одергивает и застегивает на мне одежду. Так заботливо, будто не он сейчас чуть не придушил меня, трахая у стенки, — Кайф, да?
Я только хрипло смеюсь. Ну да, какой-то бл. дский кайф. И ноги ватные, и из головы все мозги вытряс. Офигеть просто. Закрыл Гештальт.
— Пошли, опоздаешь, — Аверин натягивает свою футболку и недовольно отряхивает её от пыли. Она упала прямо на пол. Хорошо, что не белая. Я фыркаю. А теперь его значит мой экзамен беспокоит. Как мило. И пытаюсь твердо идти.
Отодвигаю швабру, забаррикадировавшую дверь, дергаю ручку и застываю на пороге.
Прямо за дверью стоит Малинский с перекошенным лицом, а за ним, отводя от меня взгляд, Машка.
* * *— Значит, без причины бросила, да? — выплевывает Стас мне в лицо, — Просто так! Ошибла…
Он не договаривает, ошарашенно смотря мне за спину, а я сглатываю, чувствуя, как горячая ладонь ложится мне на плечо.
— Ты? — я вижу, как зрачки Стаса затапливают радужку, — Но…
— Что но? А ты кого ждал? — голос Никиты звучит вызывающе, непростительно весело. Я перевожу на него изумленный взгляд и вижу, как лицо Аверина озаряет бесшабашная улыбка. Дурной. Что смешного? Малинский сейчас всему универу разнесет! Впрочем, Ник ведь этого и хотел, верно?
— Я… — Стас теряется, не может отойти от шока, — Не тебя точно…Ты же…Ты же знал, что я с ней, чёрт! Како хрена, Ник?
— А ты знал, что она мне нравится, тебя же это не остановило, — пренебрежительно фыркает Никита.
Мне становится неловко, и я начинаю рассматривать свои кроссовки. Даже так…Все знали…Кроме меня, похоже…Кошусь на застывшую позади Машку. И она?
— У тебя всё равно шансов не было, — шипит Малинский, зло щурясь, — Она бы никогда…
И замолкает. Никита тоже молчит и улыбается. Я не выдерживаю и пихаю его в бок. Похоже, Аверин сегодня не один гештальт закрыл. Вон как победно сияет. Я бы разозлилась даже, но он был такой довольный. Кажется, Стас просто не в состоянии смотреть на его благостную физиономию. Он инстинктивно сжимает кулаки и переводит взгляд на меня.
— Ну что, натрахалась с пролетариатом по каморкам? Я думал, ты дороже.
