Проект "Стокгольмский синдром" (СИ) - Волкова Ольга
— Оля, — зовет меня, хлопая по плечу совсем легонько. Я распахнула заплаканные глаза, в которых жизнь постепенно начала угасать. — Я помогу вам, только доверьтесь мне.
Резко села, будто на меня только что вылили ушат с холодной водой, отрезвляя и прочищая мозги.
— Вы не лжете? — даже сама услышала в своем голосе проблески надежды. Мужчина кивнул.
— Не сразу, — продолжает. — Уйдет много времени, но, прошу вас, доверьтесь мне. И постарайтесь вести себя так же, как и прежде.
— Разве я смогу?
— Хотите выбраться? — грубо задает вопрос, нахмурив свои брови.
— Конечно! — закивала головой, как болванчик.
— Тогда, сможете. Все в ваших руках. Не обещаю, что пройдет безболезненно, но все же лучше, чем сидеть здесь среди ненормальных. — Мужчина вздохнул, будто устал от всего происходящего. — Пора заканчивать представление.
На этих словах врач закончил со мной общение, принимаясь обрабатывать вторую ногу, на которой с большого пальца стал слезать ноготь. Я привыкла к подобным травмам, но вид мужчины был такой, будто там дела обстоят гораздо хуже. Лежа на спине, думала, что пусть надежда и призрачная, но она появилась, а значит, скоро Леонид узнает, что только ради него я боролась за себя здесь среди одиночества и белых камер. Только светлые воспоминания нашей любви помогли мне сохранить рассудок и не свихнуться, превращаясь в одного из многих, кто тут по «призванию». Каролина для меня навсегда умерла. Не смогу простить мать за всю боль, которую она причинила мне, и наверняка ее не гложет совесть. И, если однажды, я получу шанс посмотреть в глаза своей матери, это будет последний раз, когда она увидит свою дочь.
— Всё, — прогремел голос врача. — Неделя никаких тренировок.
Я посмотрела на обе ноги — перебинтованы полностью, так что встать сама не смогу. Одними губами шепчу «спасибо», а мужчина едва уловимо кивает в ответ.
— Санитары! — позвал своих ребят на помощь, те тут же оказались возле меня. — Унесите больную в камеру, неделя на восстановление. В протоколе запишите «травма обеих стоп». Заказчику отправлять запись видеонаблюдения что имеется в архиве. Все ясно?
Оба громилы переглянулись между собой, но не сказали врачу что-то поперек. Их это не касается, проще быть в неведении, если желаешь сохранить рабочее место и свое лицо. Аккуратно положив меня на носилки, унесли прочь из зала, ставшего моим первым шаг на пути к высвобождению из гребанного ада. В душе все еще пребываю в шоке, и отчасти где-то таится частичка недоверия. А вдруг это проверка, или новая проделка Каролины? Вдруг мама решила посмотреть, насколько я доверчивая, и подослала этого мужчину в качестве наживки. Черт возьми! Но, ведь она уже несколько месяцев своего носа тут не показывает, а стало быть, ей нет никакого дела до меня. Пусть будет то, что должно. Выпал шанс, хватай за лапу — так папа говорил мне в детстве, когда в мыслях не было, что мир пропитан чернотой. Врач дал неделю, за это время я поднаберусь сил, чтобы осуществить задуманное им.
— Перекатывайся, — командует санитар, что караулил меня, когда врач просил ножницы. Мерзкий тип, всегда всем недовольный. — Здесь не курорт, куколка.
— Эй, — второй одергивает его, стукнув в плечо. Оба мужчины уставились друг на друга, как петухи в бою. — Никаких прозвищ, забыл правила? — потом помогает мне перелезть на мою кровать. — Не волнуйся, здесь ты в полной безопасности, — вежливо успокаивает меня, хотя искоса посматривает на своего коллегу. Да уж, в безопасности, не считая своих соседей убийц и невменяемых.
Одиночество порой хорошо тем, что можно все свои мысли разложить по полочкам. Проанализировать каждый шаг, и понять, где совершил ошибку. После того, как санитары ушли из моей камеры, заперев дверь на замок, будто могу сбежать, хотя едва ощущаю пальцы ног на обеих стопах. От напряжения и длительных тренировок тело ноет, и при расслаблении мышцы становятся каменными, пропуская импульсы тока. Укуталась в одеяло, чтобы озноб, который вдруг охватил, постепенно превратился в тепло моего тела, и, наконец, погружусь в сон, где вновь увижусь с мужем. Где ты, милый? Смахиваю скатившуюся слезу с правого глаза. Уж сколько их проронила, но сейчас чувствую, что эта моя последняя. Следующие будут только от радости. Хватит показывать слабость и беспомощность. Именно сейчас в голову лезут воспоминания моего выступления, как только завершился первый акт. Тогда я чувствовала себя, будто сама не своя. Тело выполняло элементы, но мое сознание витало над ним. И, казалось, видела себя со стороны: безжизненный взгляд — пустой, в них не было страсти и отчаяния, которые я вкладывала каждую репетицию, отдавая свою душу в исполнение роли. Как только передо мной закрылась тяжелая занавесь, на шатких ногах, побрела за кулисы, где должна была готовиться ко второму акту. Лица моих коллег слились в одно черное пятно, помню, как стало страшно, и я позвала на помощь, но никто ко мне не приближался. Затем теплые ладони, и голос. Девушка. С точностью уверена, что была девушка, но не из нашей труппы. Даже Ларисы не было рядом, хотя по окончании первого акта она должна была быть рядом со мной.
— Все хорошо, — шепчет на ухо. И я вроде успокаиваюсь, хотя ее лицо так же расплывчато, как и у остальных. — Всё будет очень хорошо, — как заклинание, она повторяла всю дорогу, которую мы шли к нашей общей гримерке.
— Мне что-то не хорошо, — жалуюсь ей. — С моими глазами что-то не так, позовите врача и моего отца. — Ощущаю жесткую хватку на своей руке, словно эта девушка превратился в крепкого мужчину, у которого гораздо больше сил, справиться со мной на раз. Она повела меня, ускоряя шаг, и, конечно, чтобы не упасть, на носочках практически бежала в так ее ходьбе. Слышу металлический скрип двери черного выхода, еще одна хватка на моей второй руке.
— Что вы делаете? Кто здесь? — нервно заорала, на что тут же получила удар в живот. — Ох, — вырвалось, и я согнулась пополам.
— Чего орешь, идиотка, нам проблемы не нужны, да, пушинка, — девушка, которой я доверилась, оказалась сволочью, выполняя чей-то приказ и осуществляла мой побег. — Отправим твоему Лёне сообщение, что ты уходишь от него. — Испугавшись за мужа, я стала задыхаться от боли, хватала воздух ртом, чтобы скорее набрать в легкие побольше кислорода и закричать во все горло, вдруг услышат и помогут выбраться из темноты, что поглотила меня. Она засасывает все быстрее, и еще немного, окончательно свалюсь без сознания.
— Кто ты? — едва шевелю языком, ощущая онемение всего тела.
— Та, кто с успехом займет твое место, пушинка, — ехидно отвечает, приблизившись к моему лицу. — М-м-м, от тебя пахнет ванилью, возьму на заметку.
— Мой муж будет искать меня, — настаиваю, — моя семья, — но девушка прерывает меня, ударяя по лицу жалящей пощечиной. От неожиданности, даже постоять за себя не в силах. Ослеплена, значит не опасна.
— Да кому ты нужна! — выплюнула она. — Какая же ты изнеженная идиотка, — смеется. — Избалованная иллюзией прекрасного. — Каждое слово пропитано ядом, которое сочится из уст этой суки. Это не правда, я нужна своей семье, мужу. Во мне кипит ярость и злость, что дама пытается оклеветать моих родных. Кое-как выпрямляюсь, и на секунду сощурила глаза, чтобы разглядеть силуэт обидчицы. Рыжие волосы, все что смогла узреть, но потом резкий удар по затылку, и я отключилась, рухнув на асфальт. Очнулась уже в камере, привязанная к кровати. На мой удивленный и испуганный взгляд, врач-психиатр пояснил «что тут я в полном порядке, и не причиню никому вреда». Истошно орала сутки напролет, звала кого угодно, только бы пришли и выслушали. А затем принесли пуанты, говоря, что моя мама переживает за меня и, возможно, это скрасит мое одиночество.
Хлюпнув носом, от обиды и злости, зажмуриваю глаза, желая отправиться в сон. Но волнение, вызванное разговором с врачом, будоражит каждый нервный комочек. Спустя некоторое временя моего пребывания в камере, приехала Каролина. Боже, я плакала от счастья, что она сможет помочь мне, вызволит из этого кошмара, в котором вдруг оказалась. На тот момент из головы вылетело все, что я узнала о ее отношениях со свекром. Мне было все равно, главное, скорее выбраться и сказать мужу, что я никогда от него не уйду. Каролина встретила меня в комнате для посетителей, отделенной стеклянной перегородкой со множеством мелких прорезей, чтобы посетители могли слышать друг друга. Вырвавшись из крепких рук санитара, кинулась к этой преграде, где напротив меня преспокойно сидела мама, нога на ногу, взгляд слишком циничный.
