Проект "Стокгольмский синдром" (СИ) - Волкова Ольга
— Проходите, — говорит один из них, провожая меня взглядом, но чуть хмурится, будто тоже пытается узнать мое лицо, ведь наверняка где-то его уже видел. Смущенно улыбаюсь, пряча ухмылку на своем лице. Благодарю их, попутно здороваясь с администратором-мужчиной, довольно преклонного возраста.
— О, мадам Островская, — приветствует, удивляя не на шутку, что знает меня.
— Прошу прощения, — со смущением отвечаю, безмолвно вопрошая объясниться со мной. Мужчина затараторил по-французски, говоря, что узнал во мне приму, потому для него это большая честь, встретить ценителя сложного, но прекрасного искусства.
— Приятного времяпрепровождения, мадам, — кланяется передо мной, привлекая ко мне еще больше внимания со стороны посторонних людей. Начались перешептывания, а потом замечаю знакомую фигуру, по телосложению напоминающую моего мужа. Наверное, я побледнела, потому как милый господин поспешил поинтересоваться все ли со мной хорошо.
— Принести воды? Вам плохо?
— Нет-нет, — замотала головой, посылая улыбку, но только чуть искривляя губы, едва приподнимая уголки. Отхожу от администратора, и медленным шагом приближаюсь к перегородке — она стеклянная, и вряд ли по ту сторону меня возможно разглядеть. Этот уровень более оснащён великолепием убранства, все вокруг кричит о его дороговизне, с применением дизайнерского решения по стилизации, показывая слои в статусах у присутствующих людей. Вижу, что мужчина, похожий на моего мужа в компании еще двух мужчин, но более старшего возраста, и с девушкой. Ярко рыжие, вьющиеся волосы обрамляют ее лицо, что создает сложность разглядеть эту женщину детальнее. Будто я могла узнать в ней кого-то, но кого? Затем незнакомец засмеялся, и смех пронесся эхом по моим ушам, потому как я узнала в нем своего мужа. Черт возьми! Сначала возмутилась, и уже сделала шаг вперед, чтобы из-за перегородки подойти к нему, но что-то меня удерживало на месте, и я решила проследить за его «командировкой». Нервно поглаживаю ладонью по животу, усмиряя нарастающую боль, а потом меня начинает подташнивать. Срываюсь с места, скорее отправляясь в уборную комнату. Несколько раз меня вырвало, все тело затряслось от бессилия, но я глубоко дышала, старалась привести свои чувства в порядок. Найти логическое объяснение тому, что увидели мои собственные глаза. Закрыв их, как на повторе проигрываю видеозапись воспоминаний, что так реально начали оживлять облик моего мужа, увиденного со спины, и женщину рядом с ним. Не заметила, чтобы он как-то прикасался к ней, но это не главное. Мой милый и любимый муж солгал мне, говоря о выезде в командировку в клинику. Подбородок задрожал, а слезы обиды грозились вот-вот хлынуть из глаз, омывая мою утрату, именно так ощущаю дыру, образовавшуюся от увиденного. Сильно жмурю глаза, пытаясь представить что-то более сносное, и предотвратить повторную тошнотворную реакцию. И мне удается. Затем раздается стук входной двери в уборную, и звуки целующихся людей. Ну надо же, в такой момент. Сокрушаясь на чем свет стоит, по-тихому сажусь на крышку унитаза, решая переждать, когда парочка насладиться друг другом. Но в этот момент вся моя жизнь летит к верху дном, когда я узнаю голос своей матери.
— М-м-м, — игриво стонет, а я замираю на месте, будто вкопанная в землю по самое горло. — Постой, ну прошу тебя, — взмолилась она. У меня была приоткрыта дверца, едва ли, но очень тонкая щелочка давала возможность подглядеть и понять полноту картинки, чтобы вдруг не сделать поспешных выводов. Мужчину было трудно разглядеть, но отметила, что он был высоким. — Вижу, ты рад нашей встрече, — продолжает Каролина.
— Конечно, моя балерина, — отвечает мужчина, а я признаю голос отца Леонида. Тут же хватаюсь ладонью за рот, ошеломленная только что увиденным и услышанным. А как же Авраам? — пролетела первая мысль, а следом за ней и следующая: Какого черта, тут происходит? Не решаясь выйти, еще сильнее сожмурила глаза, отказываясь верить, что моя мама крутит роман с моим свекром. Затем раздаются шлепающие звуки их занятия сексом, а я закрываю ладонями уши, заглушая шум их связи. Боже мой, что они творят! Руки трясутся так, что мандраж заставляет меня поменять позу, и естественно скрипит крышка на унитазе — разоблачив меня перед двумя людьми — моими родными людьми, но узнаю я их совершенно с другого ракурса. Через пару минут распахивается дверца, глаза Владимира Островского сначала не узнают во мне жену его сына, а потом он сам замирает на месте, чуть приоткрывая рот, когда мама задает ему вопрос, поправляя расстегнутую блузку.
— Ну что ты застыл, любимый? — как всегда голос Каролины неприступный, холодный. Мой свекор долго смотрит в мои глаза, пытаясь сообразить, что ответить, ведь дураку понятно, что я все слышала. Не выдержав долгого молчания, мама сама соизволила подойти к мужчине и посмотреть на предмет его стопора. — Оля? — первое что я отметила в поведении своей матери, это отсутствие какого-либо смущения или стыда передо мной, а потом уже она переиграла свои эмоции, показывая страх, смешанный с удивлением. — Какого хрена моя дочь слоняется по клубам? — перешла в атаку, а мой свекор схватил за локоть Каролину, притормаживая ее напористость. Я сама встала и прошла мимо парочки, играющие далеко в недетские игры, причем что мы являемся родственниками. Блядь! Впервые в жизни мысленно ругаюсь матом, и вся моя внутренняя боль, как душевная, так и натуральная отходят на второй план.
— Объясни, мама, сначала ты! — заорала на нее, хотя хотела начать разговор на тихих тонах, чтобы не привлечь внимания людей за этими проклятыми стенами. — Что это? — взмахиваю рукой, указывая на обоих. Владимир держится стойко, и по глазам вижу, ему стыдно быть разоблаченным, тем более мной. А мама, она в своем репертуаре, скрестила руки на груди и приподняла подбородок, в осуждающем виде.
— Как ты смеешь? — в ответ получила удар по своей щеке, и от жалящей боли, я немного вскрикнула, тут же хватаясь за щеку, что теперь пылает огнем. Владимир схватил Каролину за поясницу, предотвращая нападение на меня, чему я безусловно ему благодарна. Опять ощущаю в себе позывы, и рвусь мимо них двоих к унитазу, где меня выворачивает наизнанку. Мама замирает на мгновение, понимая, что не просто так я тут и бледная, как смерть. — Ольга, — Каролина обращается ко мне, все же вырываясь из цепких рук Островского-старшего. Я в свою очередь закрываю дверцу перед ее носом, потому что боюсь ее, ведь мама может выкинуть и не такой финтить. — Ты беременна? — с испугом задает вопрос, на который я не хочу отвечать, но все же произношу тихое «да». — Авраам знает? — не унимается Каролина, осыпая меня кучей вопросов.
— Еще нет! — кричу, — Но узнает все завтра! — тут же распахиваю дверь перед ней. Настороженно гляжу в черные глаза своей матери, готовясь к чему угодно. — А ты ему скажешь о вас?
— Замолчи, — зло выплевывает, — и только посмей свой рот открыть.
— Каролина, — встревает мужчина, — успокойся. — Он с улыбкой смотрит на меня, по-прежнему стыдясь случившегося. Блядь, как мило с его стороны. — Не кричи на девушку, иначе только хуже сделаешь.
— Куда еще хуже! — теперь под удар попадает Владимир. — Эта мерзавка доложит Аврааму, — говорит так, будто меня нет в помещении.
— Это ваши с папой разборки, — вклиниваюсь в разговори, напоминая о себе.
— Проваливай отсюда, — наставляет на меня указательный палец, а рука вся дрожит. — И только посмей рот свой открыть, тебе же будет хуже.
Впервые в жизни я была не удивлена поведением Каролины Эдуардовны, которая показала свое истинное отношение ко мне, как к дочери. Пусть и папа, и она всегда были холодны в моем воспитании, но если в детстве папа дарил свою родительскую любовь, то мама всегда сторонилась меня, словно я для нее была ни кем. Не даю ей сказать мне еще что-либо, выбегаю из уборной, будто только что меня поразило током. Обращаю внимание на уже пустой столик, где с точностью могу быть уверенна, там сидел мой муж. В кармане зазвонил телефон, оповещая о смс-сообщении. Вынимаю его, а на экране высвечивается текст от Власовой. Девушка потеряла меня, и начинает уже волноваться. Быстро печатаю ей ответ, что я буду ждать на улице, потому что плохо себя чувсвую — это не ложь. В данный момент ощущаю сильную острую боль снизу, конечно, инстинктивно защищаю своего ребенка, будто ладонью могу уберечь от надвигающейся трагедии, но умом понимаю — это неизбежно. Слезы душат меня, и хочется заорать во все горло, но только боюсь, что станет еще хуже и нарвусь на еще большие неприятности. Ирина выскакивает из клуба, вся разгоряченная, и я рада, что Власова смогла немного скинуть с себя свой пыл.
