Проект "Стокгольмский синдром" (СИ) - Волкова Ольга
— Ну и что ты там сидишь, — тот парень, что косо поглядывает на меня уже не первую неделю, заходит в мою камеру. Абсолютно спокойным шагом направляется к кровати и кладет чистую одежку, а рядом с ней ненавистные мной пуанты. — Давай, переодевайся, пора на тренировку.
— Вы ведь видите, что я нормальная, — тихим голосом проговариваю, и даже простому человеку была бы слышна интонация безнадежности. Парень кивает мне головой, соглашаясь, а потом просто отворачивается, чтобы я не видела его лица. — Найдите Леонида Островского. Он врач-психиатр, прошу вас. — Взмолилась, дрожащим шепотом, надеясь, что молодой парень проникнется ими.
— Здесь все нормальные, — через пару минут отвечает мне. — Каждый, кто попадает сюда — все говорят, что они абсолютно психически здоровые люди. А в итоге, — парень снова обернулся ко мне лицом и с жалостью посмотрел на мои руки, которые вдруг начали дрожать, как и все мое тело, — как только этого человека выпускают на свободу, он либо кончает суицидом, либо убивает своих родных.
— Боже мой, — всхлипнула я, закрывая ладонью рот. — Я не знаю, какой приписали мне диагноз, но поверьте мне, я не такая. У меня есть муж, семья… — начинаю объяснять ему, да только парень взмахивает рукой, останавливая мои речи.
— Собирайтесь, — указывает на кровать, где лежит сменная одежда. — Если, все, что вы тут говорите — правда, то ваш муж найдет вас. — Его слова ударяют меня по лицу, отрезвляя. В это мгновение почувствовала такую боль в сердце от душевной раны, что, встав, ноги тут же подкосились и я падаю на пол, опять заливаясь слезами. За что? За что я прохожу через все круги ада? Где мой муж? Где отец? И вот уже несколько месяцев сама Каролина не посещает меня. От безысходности снова поднимаюсь на ноги, а в голове пролетают сотни мыслей и вопросов, которые за долгое отсутствие матери успела подготовить.
— Как мой муж будет меня искать, если я уверена в том, что ему не позволяют найти меня, — говорю скорее сама себе, но молодой человек пожимает плечами.
— Тогда, — вздыхает он, — вы останетесь здесь на долгий срок. Потому что доктора верят не вам, а вашей матери.
Вот она натуральная истина моего существования. Казалось бы, родные люди должны защищать своих, тем более ребенка — родную кровь, которую создала любовь двух любящих друг друга людей. Но все обернулось ужасом, и нет никакой связи в материнской любви к своему ребенку. Не я должна сейчас сидеть в этой клетке, а моя мать. Не я должна выполнять её прихоти, изнуряя меня последним исполнением роли лебеди — а она. Я сопротивлялась, замыкалась и просто подолгу сидела посередине зала, но потом, сама начала танцевать, хоть как-то зазнообразив свой день сурка.
— Не останусь, — отвечаю, обретая в голосе твердость, что вспыхнула из-за злости, которую испытываю к Каролине. Парень вышел из моей камеры, оставляя одну с этими словами, что эхом повисли в воздухе. Снимаю с себя всю одежду, и случайно провожу рукой по низу живота, где когда-то носила малыша. Воспоминания вновь обрушиваются лавиной, как вихрь одолевают своей болью, а демоны внутри только рады такому истязанию. Надеялась до последнего, что ошибаюсь в своих ощущениях, только все напрасно, будто этого тоже не происходило со мной. Надеваю белье, а потом и форму: свободные штаны и рубашку белой расцветки. Вся психиатрическая клиника была абсолютно белой, что только еще сильнее давило на окружающих. — Я готова, — крикнула, чтобы парень мог войти. Окинув меня своим полубезжизненным взглядом, попросил идти впереди него и без глупостей, я лишь кивнула.
Коридор был длинным и узким, но я запомнила каждый его уголок, каждую камеру и кто в ней сидел. Например, сейчас мы проходим мимо Ларисы — моей дублерши. Поверить не могла своим глазам, когда впервые увидела ее, спустя пару месяцев пребывания тут.
— Оля, — выкрикивает она, глядя в узкое окошечко, и так каждое утро. — Прости меня, слышишь? Прости!
Не смотрю на девушку, потому что сил моих нет, повторять, что мы обе стали заложниками своих жизней. Возвращаясь в тот знаменательный для меня вечер, когда выступление стало бы для меня заключительным в карьере, я так надеялась, что Лёня успеет на него, и поймёт, что со мной происходит что-то неладное. Как будто была лишена своей души, а тело продолжало механические движения, выученные до безупречного результата. Мысленно переношусь в тот вечер.
— Смотри, не споткнись, — Лариса проходит мимо меня и толкает в спину, намеренно задевая, в эту секунду ощущаю колющую боль в пояснице, будто меня ужалила пчела. Тогда я мало обратила на это внимания, а теперь понимаю, что девушка каким-то образом умудрилась уколоть меня сильнодействующим снотворным, чтобы воплотить весь замысел моей матери. Что она пообещала девушке, этого мне до сих пор не ясно. Но Лариса здесь, в клетке, как и я, вот такая настигла девушку участь и оплата Каролины. Выступление — финал, волнительный момент в моей жизни, все родные присутствуют, и не хотелось упасть лицом в грязь перед огромной аудиторией, желающей вкусить прекрасное в моем исполнении лебеди. Авраам так сильно разнервничался, хотя отец редко когда проявлял подобного рода эмоцию — всегда сдержанный и твердый в намерениях.
— Не подведи меня, — шепчет на ухо, стоя рядом со мной перед выходом на сцену. Вот-вот поднимется тяжелая занавесь, и начнется наше трудоемкое выполнение работы. — Я буду в первом ряду с вашими друзьями и родителями Леонида, — при упоминании теперь наших родственников, я искоса поглядываю на отца, пытаясь вычислить, знает ли он о маме. Где она бесконечно пропадает и с кем. Папа прокашлялся, привлекая к себе внимание. — Ты слышишь, что я только что у тебя спросил?
— Прости, — тут же извиняюсь, так или иначе, но я упустила из виду начавшееся помутнение перед глазами. — Можешь повторить, — прошу папу, а у самой в горле появляется сухость.
— Соберись, Оля, — приказывает мне, и пристально следит за лицом, я же уворачиваюсь. — С тобой все хорошо? Ты побледнела? — Теперь Авраам повернулся ко мне, беря за плечи. — Знаю, это все нервное, но ты справишься, — ищет мой взгляд своими глазами, — не волнуйся, иначе прекрасная лебедь не будет убедительна перед публикой. Не заставляй пожалеть людей о потраченном времени и деньгах.
— Хорошо, — еле языком шевелю, а для убедительности киваю.
— Так то, — отец еще раз окинул меня своим подозрительным взглядом, наверняка чувствуя, что его дочь выглядит как-то иначе, чем обычно. Нахмурившись, мужчина покинул кулисы, отправляясь в зал, где объявил о начале заключительной постановки данным коллективом в этом сезоне. Выглядываю из-под занавеси, а место, предназначенное для моего мужа — пустое. Вся моя душа ухнула вниз и кровь отлила от лица. Крепко сжимаю кулаки, а потом расслабляю их, ощущая озноб по всему телу. Лариса и девчонки стояли рядом со мной, ожидая начала, и если другие никак не обращали внимания на меня, то только не она.
— Ларис, — обращаюсь к ней, думая, что может она мне поможет, голова кружится, но я держусь стойко. Возможно, в организме началась перестройка из-за потерянного ребенка, потому я и чувствую себя так плохо. — Слишком заметно, что я волнуюсь? — спрашиваю у девушки, на что получаю отрицательное мотание головой, и я вроде бы успокаиваюсь. Поправляю свою пачку, инстинктивно кладу руку на живот, где теперь нет моего малыша, и снова одолевает тоска, что и Лёни тоже нет в зале. Не пришел. Обещал, но не выполнил своих слов, данных мне вчерашним утром. Губы задрожали, и слезы грозились вот-вот нахлынуть потоком, и испортить двухчасовой макияж, что я так тщательно старалась накладывать в гримерной. Несколько вдохов и выдохов. Совсем коротких, но оживляющих, а затем раздаются аплодисменты и поднимается занавесь под льющуюся музыку живого оркестра.
— Заходи, — вырывает из воспоминаний голос молодого человека. Мы пришли в огромный и пустой зал, где ежедневно проходят тренировки по восемь часов. Чуть позже я поняла, что его оборудовали по заказу моей матери, а одна медсестра все судачила, что психиатрическая больница превращается в стол заказов. А потом она вдруг исчезла, и больше не появлялась на рабочем месте. — И, давай сегодня без глупостей, — предупреждает меня. — Сделай свою работу, и можешь отдыхать, запись ведется из камер наблюдения, — парень показывает на четыре угла в потолке, где сами машины приходят в движение. — Поэтому, просто выполни, что велено, хорошо? — в его голосе слышу просьбу. Не приказ. Понимаю, что много проблем доставляю, но, а как мне еще добиваться правды? Как? Молодой человек оставляет меня совершенно одну посреди пустого зала, в котором нет ни музыки, ни зеркал, чтобы видеть в отражении свои элементы и их ошибки. В целях безопасности, да-да, я уже это уяснила. Вот только я не намерена лишать себя жизни, а, совсем наоборот — я жить хочу рядом с мужем. Конечно, сначала получить все ответы на вопросы, что наболели в моей душе, а потом попробовать понять его. Стоило мне сделать пару шагов, направляясь к центру, камеры мгновенно сдвинулись с места, наблюдая за мной. Показываю фак, и мне все равно кто сейчас смотрит на меня, и что подумают о манерах. Принимаю первую позицию, напрягая до упора мышцы всего тела — вхожу в роль лебеди, которую так и не воплотила до конца, затем начинаю исполнять свое собственное соло. Это уже миллионный раз, но словно в первый. Танец без музыки — это, как тело без души, и я тому полное подтверждение. Все движения механические, отработанные до миллиметра. Закрываю глаза, мысленно переносясь в тот день, когда мы с Ириной отправились на свой девичник, что обернулся для меня роковым концом нормальной жизни.
