Рябиновый костёр - Жанна Даниленко
А потом она услышала хлопок входной двери и звук поворачивающегося в замке ключа.
Надежды рухнули и разбились — нет, не простит он её, никогда не простит…
Лариса больше не сдерживала слёзы. Рыдала в подушку тихонечко, чтобы не дай бог не разбудить свёкра и дочь. Это её горе, только её. Лишь она одна виновата в таком отношении к себе.
Если бы она знала, если бы хотя бы могла предположить, что всё так выйдет, что тот мальчишка, каким ей казался Фёдор тогда, будет её единственной большой любовью, всё было бы иначе…
Утром пришлось врать дочери и свёкру, что Федю ночью вызвали в роддом, потому что была необходима его помощь.
Алиса расстроилась, набычилась и расхотела есть. А Роман Владимирович долго и внимательно наблюдал за невесткой, правда, не сказал ничего, но Лара чувствовала, что от него не укрылись её заплаканные глаза.
Но одно дело — дома, тут её всякую видали, и совсем другое — на работе, где каждый так и ждал, чтобы поставить подножку и побольнее уколоть. Да и пациентам, людям непростым, нельзя показывать свои слабости. Поэтому Лара отбросила на время мысли о семейных неурядицах, расправила плечи, гордо подняла голову и пошла приводить себя в порядок.
* * *
Попасть на приём к очень модному психологу, кандидату медицинских наук Шевелёвой Ларисе Анатольевне, было непросто. Её день был расписан по минутам. Да и стоили её консультации очень недёшево.
Вот и сегодня всё было как всегда. Пациенты приходили не столько за помощью, сколько поговорить о себе любимых. Лариса внимательно слушала, иногда задавала вопросы и к концу консультации, как и положено, давала рекомендации. Прямо как в умных книжках написано. Выговорившись, пациенты становились спокойнее, с холодной головой решали свои проблемы. А вот ей самой никто помочь не мог. Крылатое выражение «Врач, исцели себя сам» почему-то не действовало.
Да и настоящим врачом Ларису назвать было трудно. Медицинский пришлось окончить только потому, что так хотел отец. Огорчать его она не могла, потому что он был единственным человеком, который её любил, и разочаровывать его очень не хотелось.
Закончив приём, домой она не торопилась. В коридоре столкнулась с коллегой, которую хоть и с натяжкой, но могла бы назвать подругой. Лена довольно неплохо её знала, в одной группе отучились с первого до последнего курса, и провести её, как остальных, было очень трудно.
Лара пригласила Лену в кафе, та, внимательно посмотрев на неё, не отказалась. Они удобно расположились у окна, подальше от других посетителей, заказали кофе с эклерами.
— И чего у тебя сегодня глаза на мокром месте? Лара, неужели нашёлся человек, который смог довести тебя до такого состояния? — Лена вне рабочих стен никогда не отличалась тактичностью, но имела одно потрясающее качество — умела язык за зубами держать.
Лариса поняла, что попытка изобразить спокойствие и уверенность с треском провалилась.
— Лена, только не надо ехидничать, ты прекрасно знаешь, кто меня доводит, и это единственный мужчина, который меня интересует как мужчина. — Она говорила раздражённо, возмущаясь бестактностью подруги.
Лена лишь рассмеялась, прикрывая рот салфеткой.
— А остальные представители противоположного нам с тобой пола как тебя интересуют? Лара, ты взрослая красивая баба. Ну что, свет клином сошёлся на твоём гинекологе? Внешне он ни рыба ни мясо. Да и волнует тебя вовсе не он сам, а то, что именно он тобой как женщиной не интересуется. Вот и вся любовь. Как ты, кандидат наук, профессиональный психолог, попалась на эту удочку? — Она достала из сумочки тонкие сигареты и зажигалку и закурила. — Лара, чем твой Федя отличается от других твоих мужчин? Тем, что игнорирует твои так называемые чувства?
— Он порядочный, он настоящий. Очень жаль, что он меня тогда не понял, а я ведь по сути ему и не изменяла. Я тогда ни его не любила, ни Артура. Артур так много для меня сделал. В конце концов, именно он дал мне в руки профессию, помог защититься, устроил на работу. Я ему обязана и не могла отказать.
— И что, рассчиталась по долгам? — Лена выпустила колечки дыма и сделала пару глотков кофе, потом повернулась к Ларе и спросила: — Или с долгом это не имеет ничего общего, и ты врёшь всем вокруг, и себе в том числе, а сама просто любишь Артура?
— Нет, ни тогда к нему ничего не чувствовала, ни теперь. Просто привыкла. Он меня удовлетворяет физически. Ты же помнишь, мы познакомились, когда я на кружок по психиатрии пошла. После первого заседания он меня к себе увёз, и мы всю ночь… Не скажу, сколько раз он меня брал, а мне нравилось со взрослым мужиком, я ж тогда девчонкой была… Да и что я знала о сексе? Перепихон со сверстниками — вот и вся любовь. — Лариса замолчала. Тоже взяла сигарету и закурила. — Я погрязла в сексе с Артуром. Он разбудил во мне даже не женщину — шлюху. Помнишь, я всем сказала, что заболела, и на турбазу не поехала с вами в зимние каникулы?
— На пятом курсе, что ли?
— Да, на пятом. Отец думал, что я на турбазе, а мы с Артуром улетели в Швейцарию, катались на лыжах, отдыхали по полной. Мне нравилось всё: и образ жизни, и секс, и то, что за меня платят. — Лариса усмехнулась, глядя на подругу. — Осуждаешь? Зря. Просто тебе такого никто не предлагал. Так что завидуй молча.
Лена позвала официанта и повторила заказ.
— Надеюсь, ты сегодня домой не торопишься? — спросила она, явно заинтересовавшись.
Лара мысленно усмехнулась, впрочем, внешне не подала виду, что реакция Лены её порадовала, даже настроение немного поднялось.
— Нет, не тороплюсь. Алиска у меня самостоятельная, а свёкр с мужем пойдут на акушерский банкет.
— Свёкр? Вот о ком я ничего никогда не слышала. У Федьки есть отец? Кстати, по поводу Федора, пока не забыла, мне бы на консультацию к нему, договоришься?
— Да без проблем. Беспокоит что?
— Зуд, особенно по ночам.
— На такие темы мы с ним говорим свободно, обо всём говорим, кроме наших отношений, так что примет он тебя в лучшем виде. По субботам в медцентре ж консультирует, вот туда к нему и сходи. — Лара расковыряла пирожное, выедая ложечкой белый крем. Взгляд её был задумчивым, она уже и забыла о том, что только что пообещала Лене. Проблемы подруги казались ей такой мелочью, по сравнению со своими, и она продолжала говорить о себе, о семье своей странной, о
