Рябиновый костёр (СИ) - Даниленко Жанна

Жанна Даниленко

Рябиновый костёр

Часть1

Смена закончилась с полчаса назад, а Фёдор всё ещё сидел за своим столом и дописывал истории болезни. Домой идти не хотелось, но надо — дочь ждёт. По крайней мере, он очень на это надеялся, потому и жизнь свою построил так, как построил. Менять что-то в ближайшее время он не собирался. Хотя, если посмотреть со стороны, то Фёдор Сергеевич Рябина, акушер-гинеколог, был вполне себе счастливым среднестатистическим индивидуумом. Мысли об индивидууме — точнее, о том, что он сам себя так назвал, — вызвали улыбку. «Переработал ты, Феденька! Домой пора и спать, всё-таки с суток в рабочий день нырнул. Давай-ка, дружок, поднимай свой задок да вали отсюда», — обратился он сам к себе и мысленно усмехнулся над тем, что беседы с собственным «Я» — это прерогатива коллег психиатров. А потому, поставив точку в последнем предложении, с удовлетворением закрыл историю, затем вышел в коридор и сгрузил все бумаги на стол дежурной сестры.

— Опять вы, Фёдор Сергеевич, от руки истории писали! — возмутилась она. — Вот кто теперь ваши каракули разбирать будет? Нет чтоб как все — в компьютере текст набрать, распечатать и аккуратненько вклеить, — ворчала она совершенно беззлобно и улыбалась во все тридцать два зуба, не забывая при этом строить глазки.

— Дорогая моя Инночка Петровна, — в тон ей ответил Фёдор, — вас в медучилище столько лет учили разбирать изыски врачебных почерков, а вы всё недовольны. Вам именно за это, между прочим, зарплату платят, а вы жалуетесь и жалуетесь.

Он легонько стукнул Инну по носу пальцем, взял у вовремя подвернувшейся кастелянши чистое полотенце и отправился в душ с твёрдым намерением после уйти домой. Но, увы, судьба злодейка оказалась не на его стороне.

В душевую постучали.

— Занято, — ответил Фёдор, продолжая мыться.

Но стук не прекращался. Пришлось выключить воду и, обмотавшись полотенцем, открыть дверь. Перед ним стояла врач из отделения физиологии. Она была из новеньких, и Фёдор знал её совсем плохо, им даже дежурить вместе не приходилось. Молодая, симпатичная, но ужасно расстроенная.

— Фёдор Сергеевич, выручайте, Христом Богом прошу!

— Мысль интересная, Татьяна Евгеньевна, но не новая. Рабочий день у меня закончился более часа назад.

— Фёдор Сергеевич, ну пожалуйста! Вы же не хотите повесить лишнюю смертность на совесть нашего роддома?

Она старательно хлопала глазами, то ли заигрывая, то ли пытаясь вызывать сочувствие, и действовала единственным доступным ей методом: давила на жалость посредством показателей отчётности, совершенно забывая, что за ними стоят жизни. Но убогостью своих мыслительных процессов и полным непрофессионализмом вызывала лишь раздражение.

— Кого вы угробили? — не церемонясь спросил Фёдор.

Татьяна Евгеньевна вскинулась, явно собираясь возмутиться на столь грубое обвинение. По её лицу прошла судорога, но она взяла себя в руки и затараторила:

— Воды отошли более десяти часов назад, плод в косом положении, я думала, стимульну — и развернётся, а он застрял…

Она развела руками, опустила глаза в пол, стоя перед полуобнажённым Фёдором с видом побитой собаки.

— Как давно начали стимуляцию? — спросил он.

— Часов восемь назад.

— А проконсультироваться раньше никак нельзя было?! Раскрытие полное?

— Да, с этим всё в порядке. Понимаете, она договаривалась заранее, поступила в мою смену, я и предположить не могла…

— За что деньги берёте, если работать не умеете? — гаркнул Фёдор. — Идите к роженице, я оденусь.

«Вот и пришёл домой пораньше…» — подумал он. Опять застанет Алиску спящей — ни поиграть с дочкой, ни поговорить. Плохой он отец. Лариска, правда, тоже мать не очень, но всё лучше, чем он.

В родзал Фёдор вошёл уже собранный и готовый к любому развитию событий, оставив за дверями все лишние мысли и сосредоточившись на происходящем.

Брать женщину на кесарево при полном раскрытии не имело смысла, и, подождав пока анестезиолог введёт внутривенный наркоз, он приступил к операции поворота плода на «ножку».

В отличие от других врачей роддома, он это делал не раз и не два. Опыт, полученный в странах дальнего и не очень благополучного зарубежья не пропьёшь, а он провёл там целых три года.

Анестезиолог кивнул, давая разрешение к манипуляции, а дальше всё по накатанной: ввёл руку в полость матки, отодвинул головку плода вверх и в сторону, потом по боковой линии тельца дошёл до подмышечной впадины и обратно к тазовому концу, захватил ножку, на ощупь убедился, что большой палец отвести невозможно, прошёлся пальцами по пяточному бугру и лодыжке, фиксировал голень и совершил поворот, затем вытащил ребёнка.

Первый крик младенца подействовал, как хорошее успокоительное. Накал раздражения от непрофессионализма коллеги снизился, но не исчез совсем. Фёдор выразительно посмотрел на съёжившуюся Татьяну Евгеньевну.

— Произошедшее может остаться между нами? — робко спросила она.

— Нет и ещё раз нет, — ответил спокойно, наслаждаясь плачем малышки, с которой возились детские реаниматологи. — А если бы я уже ушёл домой — что бы вы делали?

— Кесарево, — она пожала плечами. — Фёдор Сергеевич, вы не ушли домой, так давайте не будем говорить о том, чего не случилось.

— Хорошо, не будем говорить здесь и сейчас. А вот завтра вы сами доложите о всех своих действиях на планёрке. Договорились?

Молодая женщина кивнула, предварительно гневно стрельнув в него глазами, но ему было всё равно. Он сам зашил только что родившей мамочке разрывы промежности, сделав это максимально аккуратно, потом стянул перчатки, стерильный халат и вышел из родзала.

Домой приехал затемно. Припарковав машину, ещё долго сидел внутри, глядя на свет в окнах своей квартиры. Есть хотелось до тошноты, значит, пора выходить и идти к себе.