Отец подруги. Навсегда твоя - Вероника Касс
— Поверить не могу, что вы снова, — произносит Ульяна, прежде чем выбежать из кухни, оставив нас наедине.
Глава 26
Дамир все еще держит меня за плечи. Смотрит мне в глаза и сбивчиво дышит. По его взгляду видно, что он не трезв и видимо полбутылки он осушил именно сейчас. В его взгляде плещется и вина и буд-то бы непонимание. Он хмурится, одергивает от меня руки, трет переносицу, отступает на шаг, даже головой легонько трясет. А затем разворачивается в сторону выхода:
— Я с ней поговорю. Не переживай. Спокойной ночи.
Я тянусь за ним, желая вцепиться в его руку и остановить, но уже не достаю, чему пару секунд спустя радуюсь. Потому что этот порыв был совершенно безочетным, полностью интуитивным и лишенным смысла.
Пусть разговаривает со своей дочерью сколько хочет. Сам.
Мне трудно сейчас войти в ее положение, наверное, потому что попросту не хочется. Я по человечески очень тепло к ней отношусь. Все еще. Несмотря ни на что, я все еще уважаю и люблю ее, как дорогого сердцу человека, но это не отменяет того, что сейчас я вижу в ней капризного инфантильного подростка, хотя мы ровесницы.
Делаю пару глотков минералки, а затем и вовсе забираю всю бутылку с собой в спальню. Сон приходит мгновенно. Утром, я просыпаюсь раньше Дани, быстро умываюсь и иду к сестре. Там, к своему большому удивлению, я застаю Ульяну. Девочки сидят на кровати и мило беседуют, и я вновь вспоминаю свое вчерашнее сравнение Ульяны с подростком.
— Доброе утро, — произношу я, застыв на пороге.
Ксю мне радостно улыбается, кивает, а затем тянется. Ей здесь нравится и Ульяна ей тоже нравится.
— Доброе утро, Тай, — Ульяна тоже улыбается, не так широко как моя сестра, а скорее натянуто, прилагая немалые усилия, — Данил еще спит?
— Он не Данил, — поправляю я ее, — Полное имя Даниэль, а Даня…
— Хорошо, я поняла, — она опускает глаза вниз, нервно ведет пальцами по покрывалу, а затем выдает, — пойдем поговорим.
Я тяжело вздыхаю, поджимаю губы, но киваю в знак согласия.
— Ксю, посидишь с Даней, чтобы он не проснулся в одиночистве.
Сестра скакивает с кровати и несется, на выход из комнаты, со скоростью света. Вот она только была рядом с Улей, вот она протиснулась в дверном проеме рядом со мной и ее уже нет, а у меня только волосы колышатся, от потоков воздуха, которые она подняла.
Мы же остаемся с Ульяной наедине и молчим. Я так и стою на пороге. Уля все еще трет покрывало, словно нашла на нем пятно, а ее палец - карандаш пятновыводитель.
— Пойдем вниз, — все же произносит она.
— А Дамир он…
— Папы нет дома, он уехал еще семи не было.
Я киваю и пячусь из комнаты, следом за мной выходит и Ульяна.
— Может тогда во двор? — предлагаю я, — ваши качели еще живы?
Вчера я не заметила, да и… не до того мне было, чтобы выискивать их.
— Куда бы им деться. Пошли.
Далее вновь повисает пауза и на качелях мы устраиваемся так же в тишине. Напряжение так и сквозит. Хоть режь, настолько материальным и осязаемым оно ощуается.
— Ты любишь папу?
— Что? — распахиваю настолько широко глаза, что бровям больно становится, так сильно я удивлена Ульному вопросу. Чего-чего а такого вектора разговора я не ожидала.
— Ты любишь моего папу?
— Ульян, тебе не кажется… — я замолкаю потому что не могу подобрать слова. И что ответить я не знаю. Я ни врать не хочу, ни правду говорить. да какой там не хочу, я просто не могу ее сказать, потому что сама не знаю. Я. Не. Знаю.
— Тая, я понимаю, что вопрос совершенно бестактен и… но… ты пойми меня. То что вы встречались за моей спиной это же… я же тебя как сестру люблю. Зачем ты это скрывала?
— Ульяна, у нас и не было с ним толком отношений. меня подставили. Подкинули часы, твоей тети, которые перед этим украли у твоего отца. Он долго мне не верил, он даже… — я поджимаю губы, пытаюсь сдержаться, но все же выпаливаю, — похитил меня, надев мне на голову мешок и увезя в непонятном направлении!
— Папа? — Уля начинает нервно смеяться, — мешок на голову? Тебе? — чем больше Уля говорит, тем сильнее смеется, и я вторю ей.
Это не смешно, все это ни капли не смешно, но я тоже начинаю хохотать как ненормальная.
— Вообще-то Саша и еще пара амбалов, — задыхаясь от смеха уточняю я. — Потом я чуть не угорела. Потом сбежала. Потом опять сбежала. А потом… — я перестаю смеяться, и почти шепотом произношу, — мы по чистой случайности переспали. Тогда я и забеременела и опять…
— Сбежала, — заканчивает за меня Уля, которая больше не смеется, — ко мне, так?
— Да, Уль, так. А потом он здесь и, — я развожу руки в стороны, — Да, Уль, я… я очень любила твоего папу. Несмотря ни на что, я связно мыслить рядом с ним переставала и совершенно теряла способность думать. И все закрутилось вновь. Недолго, Уль. Мы хотели тебе сказать, но потом… — я понимаю, что не могу вспоминать тот вечер, слезы сами собой подкатывают глаза. Черт, это больно. Все еще больно.
Те красивые цветы лежащие в ванной, которые после начали ассоциироваться у меня с могильными. Потому что на похоронах цветы на гроб так же кладут горизонтально, как они лежали в моей ванной. Стеклянный взгляд Дамира, его слова про аборт…
Картинки роем всплывают в моей голове и прекращаются, потому что Уля порывисто вешается мне на шею, прижимается ко мне, крепко-крепко обнимая, я размышляю всего пару секунд, а затем поднимаю руки и обнимаю ее в ответ.
— А сейчас? Сейчас? Ты больше не любишь папу? — шепчет она мне на ухо?
— Я… я не знаю, Уль, —
