Энн Брашерс - Последнее лето - твое и мое
— Это уж чересчур — вертолет и все прочее, и вот на тебе!
Чересчур ли это, задавалась вопросом Алиса.
— Ты сейчас нормально дышишь? — спросила Алиса.
— В основном. Да. — Райли села в кровати повыше. — Так что ты сказала Джиму?
— Я оставила записку у домика спасателей. В ней написано, что ты сегодня больна. Так нормально?
Алиса не хотела проявлять излишнюю заботливость, чтобы Райли не подумала, что случилось нечто серьезное.
— Ты с ним не говорила?
— Нет. Его не было на месте. А надо было?
— Все в порядке. Позвоню ему позже. — Райли отвела волосы со лба. — Лицо ее было бледнее обычного. — Если будешь с ним говорить… не рассказывай ничего, ладно?
— О том, что ты здесь? — спросила Алиса.
— Да. Если расскажешь ему, все покажется очень страшным.
«Может быть, это на самом деле страшно, — стала думать Алиса, — может, именно так это и называется».
— Когда к тебе придет врач? — спросила Алиса.
— Который? — Райли пожала плечами. — Их тут целая куча.
— Не знаю. Кардиолог.
Райли сосредоточенно рассматривала свои ступни.
— Надеюсь, что смогу выбраться отсюда на пароме в час пятьдесят пять. В четыре часа я должна провести последний урок по плаванию.
— Хочешь, чтобы я позвонила? — предложила Алиса.
— Нет. Может, я туда еще попаду. Так или иначе, я сама об этом позабочусь. — Она указала на полотняную сумку, лежащую на стуле в углу. — Не посмотришь, там ли мой телефон?
Алиса взяла сумку.
— Что случилось с твоей обычной сумкой?
Поскольку Райли не ответила, Алиса повернулась и вопросительно взглянула на нее.
— Потеряла.
Алиса удивилась, заметив на лице сестры настороженное выражение. В ее вопросе не было никакого подвоха.
— Не вижу твоего телефона. Пойду спрошу маму, ладно?
Ей не терпелось выйти из палаты и заполнить некоторые пробелы.
Мать сидела в вестибюле, сжав голову руками.
— А что, Райли отпустят домой к вечеру? — спросила она.
Мать сердито уставилась на нее.
— Райли увезли по «Скорой», Алиса.
Алиса старалась подавить тревогу. Ей хотелось смотреть на происшедшее глазами Райли.
— Что из этого следует?
— Из этого следует, что ее не отпустят домой к вечеру.
Мать обычно приходила в возбуждение от драмы, даже от ужасной драмы. Но в тот момент она выглядела мрачной и усталой.
— Врачи пытаются выяснить, что случилось. Проводят одно обследование за другим.
— Где папа?
— Пытается дозвониться до страховой компании.
До чего быстро и безоговорочно Райли снова стала их ребенком. Как быстро родители взяли на себя полную ответственность за их жизни. Райли двадцать четыре года, а они сами принимают решение в критической ситуации. Кто в этом виноват?
— С ней все будет хорошо?
Джуди обычно не терпела вопросов, задаваемых в расчете на положительный ответ.
— Именно это мы и пытаемся выяснить.
— Я приеду снова завтра утром, — сказала Алиса Райли.
На протяжении всего дня медсестры несколько раз взяли у Райли анализ крови, сделали ЭКГ и некоторые УЗ-обследования. Большую часть времени Алиса и Райли сидели, уставившись в телевизор, и смотрели, как в бесконечной передаче для домашних умельцев какая-то женщина строит террасу.
Алиса то и дело всматривалась в лица медсестер, точно так же, как пассажир изучает лицо стюардессы, когда самолет начинает потряхивать на воздушных ямах. Известно ли ей больше о судьбе пассажиров, чем им?
Теперь снаружи было темно. Алиса с радостью уплыла бы на последнем пароме. В углу в кресле похрапывал ее отец.
— Ладно.
У Райли был несчастный вид, и Алиса знала — это потому, что сама она возвращается на побережье. Иногда, когда тебя там не бывало, Файер-Айленд представлялся какой-то мечтой. Трудно было вообразить, что он существует неподалеку от подобного места, где приходится заниматься обыденными вещами.
Полулежа на подушках, Райли напоминала ребенка. Когда Алиса собралась уходить, Райли села в кровати.
— Послушай, Ал. Можно попросить тебя об одолжении? — спросила она.
Алиса в удивлении обернулась.
— Конечно. — При мысли о том, что она может быть чем-то полезна, у нее даже поднялось настроение. — Все, что угодно.
— Когда увидишь Пола, не говори ему об… об этом. Ладно?
Алиса опустила взгляд на пестрый линолеум, и настроение резко упало.
— Но, Райли…
— Я серьезно, Алиса. Ну, пожалуйста. Не хочу, чтобы все об этом болтали, пока я не узнаю, в чем дело.
— Пол болтать не станет. Ты же его хорошо знаешь.
Лицо Райли приняло не свойственное ей непроницаемое выражение.
— Знаю, но просто не говори, ладно? Обещаешь, что не скажешь?
Алису охватило непонятное отчаяние и вдобавок чувство вины. Единственная просьба Райли вызывала у нее сопротивление.
— Райли, — начала она.
Райли заблуждалась. Она думала, что вечером будет проводить занятия по плаванию.
Но затем лицо Райли немного просветлело, и Алиса увидела, что сестра не выглядит оцепеневшей или какой-то странной. Словно Райли угадала главный козырь Алисы, то единственное, в чем она могла бы обставить сестру.
— Если это что-то серьезное, я хотела бы сказать ему сама. Думаю, я имею право об этом просить, — сказала Райли.
Алиса кивнула. Райли прикрывала искреннюю просьбу бумажными доводами, но как Алиса могла ей отказать?
— Так как же мне быть? Что, по-твоему, я должна говорить людям?
— В понедельник День труда. Я позвоню Джиму, чтобы он, если надо, перераспределил мои последние несколько смен. После этого каждый сможет, так или иначе, уехать. Если кто-то будет спрашивать, скажи, что мне пришлось уехать в город на пару дней раньше.
Алиса снова кивнула.
— Обещаешь? — облизывая губы, спросила Райли.
— Обещаю, — сказала Алиса.
Что еще могла она сказать?
— Алиса.
Пол ждал ее на кухне с таким непривычным выражением лица, что она едва его узнала.
— Где ты была?
Она успела об этом подумать. Она старалась подготовиться. Ей пришлось идти пешком всю дорогу от Филд Файв, поскольку она опоздала на последний паром, так что времени у нее было с избытком. Возможно, слишком много времени. Если она и надеялась поначалу сочинить что-нибудь с наскока, эта надежда растворилась в милях раздумий посреди песков.
Она внимательно рассматривала костяшки пальцев.
— Сегодня утром я уезжала с острова, — сказала она, глядя в землю.
Она не подошла к нему, как должна была. Если бы не все происшедшее, она бы уже сидела у него на коленях. Они были бы уже полураздетыми. Ее тело словно состояло из множества болезненных частей, ищущих воссоединения. Его тело, похоже, страждало в той же степени.
Она подошла ближе, чувствуя, как к глазам подступают слезы. Еще немного, и она рухнула бы прямо на него, но ей удалось сдержаться.
Прошлой ночью был момент, когда звучал сигнал тревоги, а она лежала в его объятиях. В ее сознании снова и снова проносилось это воспоминание. Нет такого мига, который нельзя было бы переиначить и переписать в будущем, нет такой радости, которая несколько часов спустя не сулила бы человеку гибель.
— Все вы? Все уехали с острова? Где остальные?
Алиса сообразила, что лгать легче, если закрыть руками большую часть лица. Она высморкалась в бумажное полотенце.
— Они вернулись в город на несколько дней раньше, — без выражения произнесла она.
— Райли вернулась раньше? Зачем?
— Гм. A-а, думаю, у нее собеседование. Кажется, в городе сейчас люди NOLS[8].
О чем она вообще говорит?
Он скептически поднял голову.
— А ты?
Что он подумает? Чтобы оградить его от правды, ей следует оставить его вопросы без ответов. Какой она может создать для него мир, в котором не было бы правды? Она чувствовала себя измученной и смущенной. Лгунья из нее получалась никудышная: она не отличалась твердостью и последовательностью, необходимыми для крупного обмана.
Она уже однажды предала Райли. Оба они предали. Она не могла бы сделать это еще раз.
Она ничего не могла ему рассказать. Она сумеет сочинить первую ложь, но продолжения быть не может. Она не осмелится. У Пола хорошо развито логическое мышление. Кто из них больше подходит для карьеры юриста?
У него застыло лицо.
— Алиса, просто скажи мне.
Все это становилось похожим на инквизицию. Образовались две противоборствующие стороны, разделенные чертой. И все потому, что он ей не доверял. А не доверял он ей потому, что она лгала.
Из всего того, что они с Полом за эти годы сделали друг для друга и испытывали друг к другу, честность являлась безоговорочной. Даже жестокая честность. Жестокая честность в особенности.
Ей так хотелось рассказать ему правду. Но чем сильнее она нуждалась в нем, тем более виноватой себя чувствовала, более заслуживающей наказания. Этого наказания. В голове у нее снова зазвучала сирена «Скорой помощи». Заслуженное проклятие, злой умысел, почти достойный гения.
