Энн Брашерс - Последнее лето - твое и мое

Энн Брашерс

Последнее лето — твое и мое

Папочке с любовью

Никому не дано свыкнуться с первыми обидами — никому, кроме Питера. Он частенько с ними сталкивался, но всегда забывал. Полагаю, в этом состояло его главное отличие от прочих людей.

Глава первая

ОЖИДАНИЕ

Алиса ждала Пола на паромном причале. Вчера он оставил ей на автоответчике маловразумительное сообщение, в котором говорилось, что он прибудет на дневном пароме. Это вполне в его духе — не уточнить, в час двадцать минут или в три часа пятьдесят пять минут. Алиса долго всматривалась в расписание парома, пытаясь угадать мысли Пола.

Ругая себя, Алиса вышла на причал к часу двадцати, зная, что Пола там не будет. Она убеждала себя, что никого здесь не ждет, и лишь мельком взглянула на лица людей, покидающих судно. Босоногая, она сидела на дальней скамье, положив на колени книгу, чтобы не пришлось ни с кем говорить. «Знаю, тебя здесь не будет, так что нечего воображать», — мысленно говорила она Полу. И хотя Алиса не сомневалась, что контролирует свои мысли, Пол словно дразнил и подначивал ее.

Ко времени прибытия парома в три пятьдесят пять Алиса подкрасила губы и поправила прическу. Следующее судно должно было прийти только в шесть десять, и хотя Пол вполне мог опоздать на так называемый дневной паром, он вряд ли считал шесть часов десять минут дневным временем.

Не слишком ли часто Алиса думала о его мыслях? Она чересчур серьезно воспринимала его слова, помня о них даже тогда, когда сам он давно о них забывал.

Одно дело — стараться думать его мыслями, когда он был рядом, когда его слова час от часу приобретали для нее новый смысл и подтверждали ее собственные мысли. Но три года молчания дали волю ее воображению. С одной стороны, все стало сложнее, с другой — проще. Она стала свободнее обращаться с его мыслями, сделав их своими, обдумывая их в свое удовольствие.

Его не было два лета. В голове не укладывалось, как он мог так поступить. Без него время становилось призрачным. Чувства тускнели, иногда пропадая вовсе. Вспоминать было нечего. Ничего нового не было в том, что она в одиночестве сидит на деревянной скамье у причала, ожидая появления Пола. Наверное, она всегда его ждала.

Но когда он уезжал, она не могла вспомнить его лица. Каждое лето он возвращался с тем самым лицом, которое ей было не вспомнить.

Алиса рассеянно смотрела на людей, которые приходили на причал, уходили с него, ждали здесь кого-то. Она махала рукой знакомым. В основном это были друзья ее родителей. Она чувствовала, как ветер обдувает горящие от солнца плечи. Алиса медленно провела большим пальцем по рейке скамьи, думая, что занозит его, но под ноготь набились только плесень и трухлявое дерево.

Когда дело доходило до ожидания, Райли всегда находила, чем себя занять. Пол был лучшим другом Райли. Алиса знала, что Райли по нему скучает, но та говорила, что не любит ждать. Алиса тоже этого не любила. Никто не любит. Но Алиса была младшей сестрой. Она и не представляла, что если тебе что-то не нравится, то делать этого не надо.

Она заметила маленький белый треугольник на фоне бухты — это был паром. До этого момента Алиса не вела счет времени. Только теперь она поняла, как же долго не было судна! Но вот оно появилось, быстро обретая знакомые очертания.

Не в силах совладать с собой, Алиса вскочила со скамьи, забыв на ней книгу. Будет ли он там, на пароме? Она стащила резинку с волос и натянула на бедра майку. Ей хотелось и не хотелось, чтобы он видел всю ее и в то же время не видел ее вовсе. Трудно было оправдать ее надежды.

Алиса начала приплясывать на месте, обхватив талию руками. Она не заметила, как к ней подошла одетая в розовый саронг[1] женщина средних лет — та, что вела занятия йогой в группе, которую посещала мать Алисы.

— Кого ты ждешь, Алиса?

Сейчас даже такой дружелюбный вопрос показался Алисе грубым.

— Никого, — неловко соврала она.

Загорелое лицо женщины было для Алисы столь же знакомо, как и плетеный диван на террасе их дома, но ее имени она не знала. Зато она знала, что пуделя дамы зовут Альберт и что в ее группе йоги часто поют мантры. Тогда она была ребенком, а в таком месте детям необязательно знать имена взрослых, хотя взрослые всегда знали имена детей. На острове отношения для ребенка с окружающим его миром строились асимметрично, а изменить их было почти невозможно. Взрослый сохранял те же отношения с людьми, которые у них складывались в детстве.

Женщина взглянула на ноги Алисы и тут же все поняла. Садясь на четырехчасовой паром, человек надевает обувь. Алиса в смущении стала проталкиваться к грузовому отсеку, словно ей там что-то понадобилось. Ложь давалась ей нелегко, а сейчас эта ложь невольно сблизила ее с той женщиной. Она предпочла бы лгать людям, которых знала по имени.

Не в силах смотреть на корабль, Алиса снова уселась на скамью, скрестив руки и наклонив голову.

Алиса жила в небольшой деревне на острове со своими обычаями. Летом его обитатели жили по принципу: «Никаких ключей, никаких кошельков, никакой обуви». Автомобилей тоже не было, и никто не запирал домов — во всяком случае, в старые времена. На острове был один супермаркет — «Уотербай», где мало что продавали, кроме конфет и рожков мороженого, где отпускали в кредит только на имя и не принимали наличных. Туфли на ногах означали, что человек только что приехал, уезжает или ходит на теннисный корт. Это правило действовало везде, начиная с яхт-клуба и заканчивая вечеринкой. Было какое-то местное щегольство в том, чтобы не бояться занозить огрубевшие ступни на дощатых настилах. И дело не в том, что кого-то занозы могли миновать — они были у всех. Просто каждый ребенок на острове знал, что об этой мелочи не принято было говорить. К концу лета ступни Алисы были испещрены черными следами от заноз, но постепенно они исчезали. Совершенно непонятно было, куда деваются занозы. Как сказал ей однажды просвещенный семилетний мальчик по имени Сойер Бойд: «Они впитываются».

Через этот паромный причал проходили дела каждого островитянина, причем подчинялись они ритмам и иерархии, которые существовали только здесь — на острове. Вы видели, как люди приезжают, уезжают и ждут. Вы видели также их сложенный на причале скарб, пока его не загружали в фургон и не увозили домой. Вы знали все: даже кто покупает какую туалетную бумагу. Алиса привыкла считать, что двухслойная бумага говорит о роскоши больше, чем сумка или туфли. Каждый знал, что пассажиры с сумками от «Фэруэй» и обоями едут отсюда в «Уотербай» или «Солтер». Направлявшиеся в городок Кизмет всегда везут с собой пиво.

Автомобиль охранял частную жизнь. Не имея его, человек большую часть времени проводил на людях. Куда и с кем вы идете, кого ждете на причале, для кого прихорашиваетесь. Здесь вы были на виду, но в то же время в безопасности.

На острове не было машин. Их отсутствие давало пищу для утопических умозаключений. «Откажитесь от машин — и тогда вам не грозят глобальное потепление, нефтяные войны на Ближнем Востоке, ожирение да и преступления тоже», — любил повторять отец Алисы.

Паром придавал приездам и отъездам особый смысл. Взрослые постоянно путешествовали туда-сюда, однако было много летних сезонов, когда Алиса с Райли приезжали и уезжали лишь однажды. Приезжали бледнолицые и робкие, постриженные на лето вперед, с нежными ступнями. Уезжали загорелые, с обветренной веснушчатой кожей, спутанными волосами; огрубевшими подошвами, напоминающими автомобильные покрышки, и развязными манерами на грани с грубостью.

Она помнила приветствия при встрече, но гораздо лучше помнила прощания. По традиции в конце лета каждый, кто оставался на острове дольше других, вместо того чтобы махать вслед отплывающему парому, прыгал в воду.

Услышав гул прибывающего корабля и плеск волн у свай причала, Алиса шагнула на деревянный настил перед собой.

Вместо того чтобы ждать, она предпочла бы приезжать. И скорее согласилась бы уезжать, чем оставаться, но ее желания никогда не исполнялись. Ей оставалось ждать и нырять вслед уходящему парому.

Паром чем-то напоминал машину времени или космический корабль, который всегда курсировал по одному и тому же маршруту, то и дело подхватывая попутчиков, увешанных парусиновыми сумками.

Когда уродливые прибрежные дома южной оконечности Лонг-Айленда уступили место темной соленой воде, на верхней палубе показался Пол, обдуваемый влажным ветром.

Едва ступив на борт парома, человек начинал ощущать вязкость воздуха. А сейчас Пол стоял на палубе, и волосы его развевались на ветру. Он представлял себе, как Алиса шарит в рюкзачке в поисках резинки для волос. Он вспоминал, как она держала во рту заколку или ленточку, чтобы подвязать волосы. В те времена у самого Пола была короткая стрижка. Хотя раньше он восхищался ее умением подвязывать лентой волосы на ветру — а какого мальчишку не завораживают девчоночьи ленты, — ему это и казалось лишним. Теперь и у него были длинные волосы.