Лина Дорош - Очки для секса
— Слав, а давай вернемся в Милан?
— Зачем?
— Я там очки забыла…
Для Славки это был аргумент, чтобы задержаться еще на день.
Когда вернулись в Москву, Аня написала записку: «Спасибо, Славка, что показал мне Рим и Венецию. Отдельное спасибо за туфли и вылеченные на Сардинии ноги. Долго быть адреналиновым донором — очень утомительно. Извини. Целую нежно».
Аня перекрестилась, что не показала Славке свою дворницкую квартиру, а то пришлось бы неизвестно где скрываться. В общем, Аня ушла от Славки.
VII
Петр, который художник, обиделся, что Аня не позвала его на свадьбу. Факт, что свадьбы не было, ускользал из поля его зрения. А факт, что его, единственного друга, не позвали на свадьбу — «сверлил» ему мозг.
— Петр, у меня личная жизнь развалилась, а ты?!
— А нечего в игры дурные играть! — Петр громыхал посудой.
— Почему дурные?
— Конечно, две дурищи вы с Майкой.
— А Майке-то за что досталось?
— За то, что ты меня на свадьбу не позвала — вот!
— Так мне и выговаривай, а Майка-то при чем?
— Я вот вас, дурищ, напишу! Как вы Москву веселите!
— Петя, напиши, а? Как мы, дурищи, Москву веселим! Петя! Ты — чудо. Напои чаем, а? Тебе, поди, и мед уже привезли?
Так появилась лучшая Петина картина. И к нему вернулась жена. Заходить к ним часто стало как-то неловко. Пока Аня не познакомилась с Мариной — женой Петра.
Марина оказалась очень высокой и не хрупкой. Она казалась монументальным произведением искусства. Типа колхозницы Мухиной. Она молчала. И казалось, что если она заговорит, то это будет громоподобно. Отношение Петра к ней можно выразить одним словом — благоговение.
— Хлебов, ужинать иди! И гостью зови.
Аня замерла. Даже зажмурилась. Несколько секунд она ждала грома и молний. Но буря не случилась. Они с Петром зашли на кухню.
— Марина, — она протянула Ане руку и улыбнулась.
— Аня, — Аня как завороженная смотрела на Марину.
— Спасибо, что поддерживали этого оболтуса без меня.
— Марина, а как же Вы вернуться решились?
Женщины говорили так, будто Петра в этот момент рядом не было. А он преспокойно сидел на стуле и пил чай. Любовался на жену и не обижался на слова типа «оболтус».
— Вы спросите лучше, как я решила уйти! — Марина смеялась.
Она не говорила, а пела. Ее бархатный голос можно было слушать, не вслушиваясь в слова.
— Петр мне рассказал, как он стены снес.
— Честный, — Марина с любовью погладила мужа по голове.
— Мы уже почти всё варенье съели, — Аня смотрела на чету Хлебовых и умилялась — удивительнее пары она в жизни не встречала.
— Вот! Потому и вернулась! — Марина налила себе чай. — Он же без меня питается чем? Батонами с вареньем. Если, конечно, кто-нибудь в гости не придет с едой. Друзья его, тоже оболтусы — ты это, Анна, учти, подкармливают его без меня. А тут мне сказали, что девушка какая-то к нему часто ходит.
— Это про меня что ли?
— Ага, — Марина улыбнулась, — я шибко не взволновалась: кому это счастье, кроме меня, нужно? Но решила, что пора вертаться.
Иногда деревенские корни в Марине говорили. Мощно говорили. Петр на самом деле и не заметил, что доедал последнюю банку. А Марина прекрасно знала, что варенье у него заканчивается. Более того, она знала, что закончится оно через неделю. Она и так уже начала переживать, что такой грех, как голодная смерть мужа, она на себя взять не может, так тут еще донесли про девушку. Она быстро собрала гостинцы деревенские и пришла домой жарить котлеты. Петр пришел вечером с Арбата. По запаху котлет он понял, что Марина вернулась. Он тихо зашел на кухню. Тихо сел на край табуретки и стал с благоговением смотреть на жену.
— Марин, может, мне в честь тебя маринистом стать?
— Хлебов, ты только нашу квартиру в море превратишь или на всю Москву уже замахнешься?
— Марин, я, глядя на тебя, буду морские пейзажи писать: и штиль, и бурю, и грозу тоже можно…
Окончательно Аня стала своей для Марины после одной истории. Аня с Петром шли привычным путем с Арбата к Петру домой. Петр сманил Аню фирменными пирожками фамилии Хлебовых. Рецепт этих прославленных пирожков мама Петра торжественно передала Марине в знак принятия её в семью. Марина оценила этот жест по достоинству и пекла пирожки при любом удобном случае. В семье под ритуальное поедание пирожков были заведены два больших алюминиевых таза. Счет шел на десятки пирожков, а иногда их пеклось больше сотни. Повседневный вариант — это два сорта: с мясом и с капустой. Праздничный вариант — от пяти начинок несладких и обязательно одну сладкую — яблоки.
Была годовщина свадьбы Петра и Марины — само собой понятно, что начинок было не две. Гостей не ждали, так что приглашение было знаком того, насколько «своей» Аню считает Петр. Оставалось уточнить: совпадает ли его мнение с Марининым. Аня почему-то сомневалась. Петру она об этом не сказала, чтобы его не расстраивать. Но сама старалась придумать повод, чтобы ускользнуть от подъезда Петра. И вот они уже в одном квартале от цели. Идут через двор. И вдруг Аня видит: под деревом сидит котенок.
— Петь, смотри какой котейка!
— Рыжий.
— Марина кошек любит?
— Конечно, любит! Она знаешь как всех животных любит! Она все передачи про животных смотрит.
— А ты ей подарок купил?
Петр застыл. Он так ждал и готовился к этому дню, что забыл купить подарок. Он придумал поздравление и рано утром сходил за цветами, а про подарок совсем забыл. И сейчас он понял, что идет домой с пустыми руками, а Маринка там нарядная и пирожков напекла… пять праздничных видов…
— Аня, а котейка — хороший подарок на пятнадцать лет совместной жизни?
— Я бы так не стала рисковать, Петь… Лучше бы кольцо…
— Так магазины закрыты уже! Подарю котейку, а если не убьет, то завтра куплю кольцо.
Аня взяла котенка на руки. Ему было месяца полтора: рыжий, а глаза серые. Очень красивый. Петр косился на котенка, пытаясь вычислить, достаточно ли он очаровательный, чтобы Марина простила его рассеянность. Сомнения оставались, но выбора не было.
И вот святая троица звонит в дверь. У Ани внутри всё сжалось. Она представила, как изменится в лице Марина, когда поймет, что значит этот рыжий пушистый очаровашка. Но предать друга в такую минуту она не могла. Поэтому, собрав всё мужество в кулак, нажала на кнопку звонка. Взяла все картины, а Петру отдала Пятнашку — так по дороге они окрестили котейку. Имя универсальное, окажись приемыш хоть котом, хоть кошкой, да и символичное в некотором смысле: пятнадцать лет — потому и Пятнашка.
