Жестокии развод - Ария Тес
Я ему не ответила, но на ус намотала. Теперь остается оценить все, что будет происходить дальше. Я полностью осознаю, куда собираюсь вписываться, и мне…важно знать. Понимаете? Стоит ли Иван того, чтобы за него бороться? Тюрьма меняет людей, и пусть он сидит здесь всего полгода, это ничего ровным счетом не значит. Он мог за это время превратиться в кого угодно, а так как Олег стал мне уже дорог, закрадывается мысль: стоит ли впускать его в жизнь ребенка?
Господи, звучит просто отвратительно. Но! Я могу усыновить мальчика, и тогда уже я буду решать. Я стану его полноценным опекуном перед законом, а значит, мне придется лавировать между ними и устанавливать время посещений. Если я решу, что это возможно, конечно. Есть и второй вариант. Я могу не усыновлять его, а взять временное опекунство, чтобы забрать из этого страшного места. За это время мы смогли бы разобраться с приговором. Ради этого мужчины и него.
Звучит, как самый идеальный вариант.
У меня нет в планах разлучить семью, я лишь хочу помочь им…просто потому, что знаю, я смогу. Ну, и мне это самой очень нужно…не знаю зачем. Будто бы я просто физически не хочу позволить этому Новому году стать отвратительным шрамом на сердце моей истории жизни. Как бы глупо это ни звучало, но словно такое хорошее дело сможет разом перекрыть все неприятное послевкусие долгого брака…
Прикрываю глаза. Отсчитываю до десяти.
Я ни разу не была в тюрьме, и это, наверно, самое ужасное место во всем мире. Атмосфера так давит…пока я проходила осмотр и другие инструкции на КПП, успела словить на себе и жадные, и полные ненависти взгляды. А еще слышала шепотки в спину:
– Небось, сучка, к мужу-вору приперлась.
– Или любовнику. Точно-точно. Так и есть.
Я обернулась на автомате на двух женщин в старых, засаленных пуховиках, которые гипнотизировали мою белую шубу так, будто я ее у них украла.
Стало неприятно.
Я ничего не ответила. Испугалась, если честно. Это злое место, и люди здесь тоже злые. Не потому что они злые на самом деле, скорее всего, виновато горе. Оно же уродует, а если близкого человека сажают за решетку, как животное? Это горе.
Вздыхаю и обнимаю себя за плечи. Я – человек из теплицы. Экий цветочек, который растет только в хороших условиях, и меня никогда не касались ТАКИЕ реалии этой жизни. Теперь, когда я с ними сталкиваюсь нос к носу, мне до безумия хочется сбежать, но я сижу. Ради себя, мальчика и Новогоднего чуда, которое просто обязано случиться.
За спиной раздается лязг ключа в замочной щели.
Мне надо обернуться, наверно, но я неожиданно замираю и будто бы снова становлюсь девочкой. Не дышу. Глядя перед собой, только шаги считаю…
Раз. Два. Пять. Десять.
Напротив тяжело опускается мужчина. Слышу короткий «хмык», звон кандалов, меня предупреждают, что эта встреча будет длиться пятнадцать минут, на автомате киваю. Тюремщик уходит. Снова закрывается дверь.
Страшно – дичь!
Я вижу только его руки, а они у него просто огроменное! Со светлыми волосками, канатами вен и татуировками. ГОСПОДИ, У НЕГО ВСЕ РУКИ В ТАТУИРОВКАХ! Это меня вводит в ступор и…пугает, а когда он чуть шевелится и его мышцы напрягаются, по спине стекает тонкая струйка пота. Метафорически, конечно же. Тут для такого дела слишком холодно…
Поднимаю наконец-то глаза. Снова застываю.
Это разряд…
Его взгляд прямой и резкий. Черты лица…тоже резкие. Под глазом довольно крупный порез, переходящий в синеву. Подрался?
Сглатываю.
Спрашиваю себя, какого черта я сижу здесь напротив незнакомого мужика в татуировках и с таким…пронизывающим взглядом? Но их цвет легко отвечает на этот вопрос. Даже без вопроса как такового.
Олег…
– Красивые волосы, – хрипло говорит он.
Я хмурюсь. Не поняла.
– Ч-что?
– Говорю, у тебя красивые волосы. А меня обрили. Здесь, – слегка касается короткого ежика и хмыкает, – Как гребаную овцу на ферме.
Часто хлопаю глазами. Иван усмехается, а потом поднимает свои руки. Я на них сразу зырк! Он усмехается еще раз.
– А это не отсюда. Если что.
Так, ладно. Надо что-то сказать? Но мне как-то совсем сложно собраться. Я его боюсь, а еще я очень волнуюсь, и это…это совсем не тот разговор, который я себе представляла. Потому что…что?! Господи! ЧТО?! У меня…красивые волосы?!
– Бурная молодость, – хмыкает, как ни в чем не бывало, – Лихие девяностые.
– Вы преступник?
Вопрос слетает сам собой, и я не сразу понимаю, насколько же он…блин, тупой!
Иван выгибает брови и лениво обводит взглядом эту конуру для встреч с близкими, где даже стены кровоточат!
– Полагаю, тебя интересует не совсем это, – Иван отгибается на спинку стула, – Ты хочешь знать, делал ли я то, за что дают мою статью, раньше. В прошлом.
– А вы…делали?
– Нет. Надо было как-то выживать, и я участвовал в кулачных боях.
Ну, очевидно…это вполне закономерно, если судить о нем даже сейчас.
Иван – очень крупный мужчина. Очень-очень-очень крупный мужчина. У него невероятно широкие плечи, мускулы и все такое…
От него пахнет за километр…вот прямо мужиком! силой и духом, а я…меня как-то совсем понесло. Разглядываю его, он молчит. Ухмыляется.
Странно…как странно…
Прекрати!
Резко краснею и опускаю глаза на свои руки.
– Я приехала…
– Знаю зачем.
– Знаете? – растерянно переспрашиваю и снова сталкиваюсь с ним взглядом.
Он кивает.
– По плану я должен рассказать тебе, какой у меня охренительный сын. Что он послушный, ласковый, умный мальчик. Что от него не будет проблем. Но я не стану этого делать, потому что смысла в этом ноль. Такая, как ты, не поймет.
Я теряюсь еще больше. Что?…
– Такая…как я?
– Именно. Такая, как ты, не поймет.
– И какая же…я?
– Холенная.
Повисает тишина, которая липнет к моей коже. Он ухмыляется, будто бы наслаждаясь произведенным впечатлением.
На дне его глаз искрит злость.
Он знает, кто я? Его предупредили? Что я хочу забрать ребенка, а его это бесит? Так, да?
Иван слегка закатывает глаза и шепчет на выдохе.
– Боже, да расслабься. Я тебя не трону.
– Почему вы…
– Потому что у тебя на лице написано, что ты меня боишься.
Щелчок языка о ровный ряд белоснежных зубов. Иван достает из кармана серой робы пачку сигарет, раскуривает ее и снова пристально смотрит на меня.
– Аня была из одного с тобой мира.
Аня…
– Это…ваша жена?
– Мы не были женаты, – чуть морщится, будто ему эта информация доставляет дискомфорт, – Она
