Эмма Чейз - Все закручено
— Конечно.
Ивэй вдыхает воздух, как белка перед грозой. А потом выглядит немного онемевшей.
— Это жир? Вы готовите на жиру?
Я делаю шаг назад. Наверно, она одна из тех ненормальных защитниц животных, радикальная вегетарианка, которую оскорбляют животные продукты — и перспектива быть облитой кетчупом меня не очень привлекает в данный момент.
— Ааа …да?
Она затыкает нос своими костлявыми пальчиками.
— Я не могу этим дышать! У меня выступит сыпь!
Она разворачивается к двери.
И ждет.
Думаю, она избегает контакта не только с женщинами.
Билли открывает ей дверь, и она выбегает сломя голову. Я смотрю на него, ошарашенно.
— Ладно, что это было?
— Это была калифорнийка. Они все такие. Думаю это от сильного солнца… и травки. По сравнению с ними Ди-Ди кажется заурядной. К тому же Ивэй — модель, так что она через чур странный экземплярчик. Она не выносит запаха жира, но дымит, как паровоз.
Вот почему я люблю жить в Нью-Йорке.
Там, где люди — нормальные.
Ну… жила, по крайней мере.
Я иду за стойку, чтобы взять коробку для луковых колец Билли. Он упирается локтями в столешню, наклоняясь вперед.
— Ну, а где доктор Манхэттэн?
Он имеет в виду Дрю. Знаете, как надменный безжалостный физик голубого цвета в комиксах Хранители?
— Его здесь нет.
Билли выглядит удивленным. Ладно, хоть так.
— Без шуток? Не думал, что он позволит исчезнуть с его поля зрения, а уж уехать в другой штат. В чем дело?
Пожимаю плечами.
— Длинная история.
— Звучит обещающе. Эй, давай потусим попозже. Наверстаем упущенное. Только отвезу Ивэй в отель подремать, а потом вернусь за тобой.
Я прищуриваю глаза.
— Подремать?
Он в защитном жесте приподнимает подбородок.
— Да. Многие люди спят по двенадцать часов днем.
Отдаю ему пакет с его луковыми кольцами.
— Знаю. Они называются вампирами, Билли.
Он смеется.
А потом с кухни выходит моя мама.
— Билли! Амелия сказала, что ты приезжаешь.
Она обнимает его, а он целует ее в щеку.
— Привет, Кэрол.
Она с неодобрением смотрит на его бороду.
— О, милый. У тебя такое красивое лицо. Не закрывай его всей… этим.
Моя мама прям такая мама, правда?
Билли защищает свои волосы на лице.
— Почему все так ненавидят бороду? Мне нравится борода.
Потом он протягивает стодолларовую купюру.
— Это за луковые кольца.
Она качает головой и отталкивает его руку.
— Ты же знаешь, твои деньги здесь мне не нравятся.
Из-за кухонной двери доносится шум битого стекла. И голос Джорджа Райнхарта.
— Кэрол!
Мама цокает языком.
— О, Боже. Джордж снова пытается помыть посуду.
Она убегает на кухню, а мы с Билли смеемся. Потом он отдает мне деньги.
— Положи это в кассу, пока твоя мама не видит, ладно?
Тяжело, когда ты достигаешь такого периода в своей жизни — как у нас — когда вы можете финансово помочь своим родителям, но они слишком уперты, чтобы принять эту помощь.
— Конечно.
Он постучал пальцами по стойке.
— Хорошо. В четыре я за тобой заеду. Будь готова. Не вздумай надеть какой-нибудь деловой костюм или что-нибудь в этом роде. Это строго джинсово-кроссовочная миссия.
Так я и планировала. Но все равно должна спросить.
— Почему? Куда мы поедем?
Он качает мне головой.
— Тебя так долго не было, девочка Кэти. Что еще нам делать? Оторвемся.
Точно. Глупая я. Конечно же.
Билли наклоняется через стойку и быстренько целует меня в щеку.
— До скорого.
Потом берет свою еду и идет к двери.
* * *Вы когда-нибудь катались на своей машине после сдачи выпускного экзамена или в начале долгожданного выходного после работы? И дорога пустая, вы в темных очках, из колонок доносится ваша любимая музыка?
Хорошо. Тогда вы знаете, какого это.
Оторваться.
Как это объяснить? Уверена, есть много этому названий, в зависимости от того, где вы живете, но здесь, мы называем это так. Это как подниматься в гору… только… на машине. Или грузовике, или на любом другом автомобиле, только с четырьмя колесами.
Цель — взобраться на холм, на самый крутой, какой только можно найти. Ехать вертикально, как только можно, и быстро, как только можно. И чтобы не перевернуть машину. Это весело — по-глупому и опасному, как любят искатели острых ощущений.
Не волнуйтесь, что я в деликатном положении. Грузовик Билли — это внедорожник со страховочными ремнями вместо обычных ремней безопасности. Даже если автомобиль сделает сальто? Я никуда не денусь.
Сейчас мы едем в горы на полной скорости. Огайо не особо гористая местность, но есть несколько мест, где они присутствуют. К нашему счастью, Гринвиль рядом с ними.
Окна открыты, солнце светит ярко, на улице комфортные +20. Я перекрикиваю звуки стерео.
— Ну…. Опять новая машина?
Билли улыбается и ласково поглаживает по панели.
— Дааа. И эта малышка не опорочена моей кузиной.
Я закатываю глаза. Мне действительно надо проверить финансовое состояние Билли. От ветра мои волосы упали на лицо, я убираю их назад и снова кричу.
— Не будь таким парнем.
— Каким парнем?
— Парнем, у которого по машине на каждый день месяца. Трать свои деньги на более практичные вещи.
Он пожимает плечами.
— Я сказал Амелии, что куплю ей дом. Если она не расскажет Долорес, где он находится.
Билли и Долорес любят изводить друг друга.
По радио начинает играть другая песня, и Билли делает громче на всю. Он смотрит на меня. И улыбается.
Мы улыбаемся вдвоем.
Потому что когда-то это была наша песня. Не в романтичном смысле этого слова. А мы просто были подростками, бунтарями без всякой на то причины. Это был наш гимн; наш Грозовой путь.[23]
Алабама поет о том, как выбраться из маленького городка, добиться успеха, жить ради любви. Мы вместе распевали эту песню.
Это здорово. Великолепно.
Билли упирает педаль в пол, оставляя за нами облако пыли, и я вспоминаю, какого это, когда тебе шестнадцать. Когда жизнь была простой, и самой большой заботой было решить, где мы проведем ночь пятницы.
Говорят, молодежь растрачивает свою молодость — и это правда. Но это не их вина. Не важно, как часто им говорят, что нужно ценить каждый день своей жизни, они просто не могут.
Потому что им не с чем сравнивать. Лишь позже, когда уже слишком поздно — когда у нас полно счетов, по которым нужно платить, крайние сроки к которым нужно успеть — вот тогда они понимают, как приятны, невинны и ценны были те моменты.
