Эйлин Гурдж - Леди в красном
Но ей не нужно было тратить на раздумья ни секунды — она и так уже все решила. Элеанор яростно разорвала листок и швырнула клочки на пол.
Лоуэлл раздраженно покачал головой.
— Тогда ты просто дура. Хочешь по-плохому? Вперед, но уже без меня. Между нами все кончено, Элеанор. А теперь возьми свои вещи с рабочего места и можешь быть свободна.
Эти слова хлестали ее по лицу, как льдинки.
Элеанор не могла поверить, что мужчина, который стоит перед ней и смотрит так холодно, тот же человек, которого она любила и ребенка которого носит сейчас под сердцем. Она беззвучно зарыдала, закрыв лицо руками, словно одно только его присутствие причиняло ей боль. Когда он наконец ушел, она медленно опустилась на колени, словно в немой мольбе. Она не знала, как долго так стояла: минуты, часы?
Наконец она заставила себя подняться, чувствуя в онемевшем теле боль, словно после побоев. Как в беспамятстве она собрала со стола личные вещи и в последний раз направилась к двери. Она чувствовала себя не только глупой, но и смешанной с грязью: теперь ее имя будут шепотом передавать по офису. Последний трофей Лоуэлла. Наигравшись, он бросил ее, как и всех тех, что были до нее.
Родители, когда она все им рассказала, были скорее подавлены, чем разгневаны. Отец в одночасье превратился в старика, сгорбленного и седого, а мать бродила по дому как привидение, смертельно бледная, с покрасневшими глазами и избегала Элеанор. Она восприняла позор дочери как собственный и никому ничего не говорила, страшась людской молвы.
Однажды отец отвел Элеанор в сторону.
— Я долго и усердно замаливал твой грех, Элли, и, кажется, Бог меня услышал. — Он говорил так, словно ее беременность была и его крестом тоже. — Помнишь Джо Стайлза?
Она кивнула, смутно припоминая его по воскресным службам. Это был плотно сбитый мужчина с обветренным лицом, который пел гимны глубоким баритоном, перекрывающим голоса остальных.
— В общем, я говорил с ним о тебе, — продолжал отец с непреклонным упорством, словно ему во что бы то ни стало нужно было высказаться, пока он не дал слабину и не передумал. — Я рассказал ему о твоих… гм, обстоятельствах, и он думает, что может тебе помочь. Это хороший человек, Элеанор. Все могло обернуться гораздо хуже для тебя.
И тут до нее дошло, куда клонит отец: он хочет, чтобы она вышла замуж за этого Джо Стайлза, человека, с которым при встрече здоровалась, только и всего. Элеанор почувствовала бы себя оскорбленной, если бы не находилась в состоянии глубокого оцепенения. Поэтому она просто молча сидела и слушала, как отец расписывает достоинства Джо: что он не пьет и не курит, что у него есть рыбацкая лодка и дом в придачу. Она даже согласилась встретиться с этим человеком. Быстрая и безболезненная смерть в тот момент была для нее не менее удобным вариантом, но самоубийство — это не выход. Ей следовало подумать о ребенке.
Встреча произошла на следующий день у них в гостиной, а родители тем временем места себе не находили, ходили взад-вперед за дверью. Если бы Джо Стайлз сказал хоть что-то не так, дальше этой встречи дело бы не пошло. Если бы он, например, сказал, что намерен закрыть глаза на тот факт, что она ждет ребенка от другого мужчины и по сути является испорченным товаром. Вместо этого Джо лишь сказал, что сочтет за честь взять ее в жены и что его дом может стать ее домом, если она того пожелает.
— Он не такой уж просторный, зато крепкий. И там есть комната, которую можно будет оборудовать под детскую. — Это все, что он сказал о доме, который его отец построил собственными руками. — А что касается ребенка… Я хочу, чтобы вы знали, что я буду относиться к нему, как к своему собственному.
Глядя на Джо, примостившегося на мамином ганзингеровском стуле, в окружении фарфоровых статуэток, которые собирала Верна, она вспомнила старое выражение: слон в посудной лавке. Джо не был настолько крупным, чтобы считаться воплощением грубой силы, но у него были непропорционально большие руки, а шея, передавленная воротником рубашки, — толстой, со вздувшимися жилами. Даже костюм на нем был несуразный, весь в пятнах, а пиджак выглядел тесным и топорщился, словно был приобретен за много лет до того, как от ежедневного физического труда его руки и грудь обросли мышцами.
У Элеанор из памяти не шли слова отца о том, что все могло обернуться гораздо хуже. Да, Джо был простоват, необразован и далеко не красавец, зато у него доброе сердце, а чего еще ей оставалось желать? Она была не в том положении, чтобы выбирать. И даже тот факт, что она его не любила и не могла представить, что сможет когда-нибудь испытывать к нему те же чувства, что к Лоуэллу, ее особо не волновал. Этот выбор был продиктован необходимостью, а не ее желанием.
— Предположим, я соглашусь, но что будете вы от этого иметь? — спросила она прямо.
Он покраснел, уловив скрытый подтекст в ее словах, и на миг потерял дар речи, не в силах отвести взгляд от сложенных на коленях мозолистых рук. Этот человек явно не привык обговаривать столь интимные подробности.
— Я возьму лишь то, что вы сами захотите мне дать, — сказал он наконец, поднимая голову и встречаясь с ней взглядом. — Если вы не пожелаете разделить со мной постель, я с уважением отнесусь к вашему решению.
Заглянув ему в глаза, она поняла, что он говорит совершенно искренне.
— Я не могу вам ничего обещать. Почему бы нам просто не попробовать?
— Значит ли это?..
Что-то промелькнуло в его взгляде, и это натолкнуло ее на мысль, что он уже давно положил на нее глаз и только ждал подходящей возможности, которая сейчас подвернулась сама собой.
— Да, я выйду за вас замуж.
С этими словами она поднялась и протянула руку, показывая, что разговор завершен и они только что заключили деловую сделку. Гордость не позволяла ей выразить свою благодарность. Ей было невыносимо от мысли, что он мог подумать, будто делает ей одолжение.
— Следующее за этим воскресенье вас устроит?
С годами она научилась по-своему любить Джо. Он был хорошим мужем, даже лучшим, чем она заслуживала, и предупредительным, хотя и не очень страстным, любовником. Более того, он души не чаял в Люси и дорожил ею, словно она была его плоть и кровь. А что касается Люси, то папа был для нее всем — если бы не он, солнце не садилось бы и не вставало. После того как он уплыл, Люси целыми днями была в подавленном состоянии. Она регулярно писала ему — по крайней мере, одно письмо в неделю — и часто вкладывала в конверт какие-нибудь маленькие напоминания о доме: засушенный цветок, птичье перо или красивую картинку, вырезанную из журнала. В то время как Элеанор сообщала о прохудившемся дымоходе, о побитом дождем саде, о новом пасторе, заменившем ее отца, когда тот вышел на пенсию, и прочих бытовых мелочах, Люси рассказывала, как тосковала из-за отъезда лучшей подруги и о мальчике из школы, в которого тайно влюблена. В конце каждого письма она писала, что считает дни до его возвращения и каждую ночь молится Богу и мистеру Рузвельту, чтобы те оберегали его на войне.
В то утро, когда у них побывал Уильям МакГинти, Элеанор разбудила дочь после его ухода, напевая: «Проснись и пой, соня, завтрак стынет на столе».
Люси села на кровати и принялась протирать глаза.
— Пахнет беконом, — сказала она, вытягивая шею и принюхиваясь. Обычно они ели бекон только по воскресеньям. — У нас что, гости?
У Элеанор потеплело в душе при мысли об Уильяме и неожиданном повороте событий, вызванном несвоевременным появлением Йоши.
— С чего это ты взяла? — ответила она.
— Мне показалось, я слышала голоса.
Люси зевнула и потянулась. Она выглядела такой маленькой и беззащитной в своей ночной рубашке в цветочек, а босые ноги были все в царапинах от постоянной беготни босиком. Элеанор заметила, что шелковистые волосы девочки спутались.
Она попыталась их распутать, не обращая внимания на попытки Люси выскользнуть из ее рук.
— Заходил мужчина, спрашивал про щенков, — сказала Элеанор.
Люси замерла.
— Он собирается купить одного из них? — спросила она с надеждой в голосе. В свои девять лет она уже прекрасно понимала, что с деньгами у них туго. Она повернулась к Элеанор лицом — оно было в виде сердечка, а еще ей достались зеленые глаза Элеанор и темные волосы Лоуэлла.
— Посмотрим. Я сказала ему, чтобы пришел, когда Бель ощенится, — сказала Элеанор. — А теперь давай, одевайся. Нам сегодня еще многое нужно успеть сделать.
Она подняла дочь с постели, но не успела Люси сделать и пары шагов, как тут же, повинуясь мимолетному порыву, Элеанор притянула ее к себе и крепко обняла.
— Это за то, что ты у меня такая умница. И что хранишь нашу тайну. — Она слегка отстранилась и серьезно посмотрела девочке в глаза. — Ты ведь знаешь, что может случиться, если ты кому-нибудь расскажешь?
