Любовь оставляет отпечатки - Лена Коро
– Вы, Никита, всегда рядом с экскурсоводом, – начала она, поравнявшись с ним на пути к Английскому парку. – А я вот вечно отвлекаюсь и потому многое пропускаю. Вот сейчас пыталась вспомнить про Наполеона. Мне всегда казалось, что он свою прощальную речь произносил на ступеньках Лувра. А оказывается, это было здесь. И я так долго фотографировала крыльцо, что отстала и прослушала начало экскурсии.
Никита молчал. Тогда Надежда решила сменить тактику и задавать вопросы.
– Я просто пробежала такой длинный коридор со множеством портретов. И почти не успела рассмотреть комнату тарелок. Ловииса быстро увела группу дальше. Там было что-то особо интересное?
– Где, в галерее тарелок? – Никита ответил из вежливости. Ему не хотелось сейчас разговаривать – похоже, он был чем-то озабочен.
– Ну да. У меня же установка – потолки разглядывать. На витрины времени не осталось.
– Это у вас от Лины?
– Да. А вы откуда знаете?
– Ну, имею же глаза.
Они остановились у фонтана, расположенного посреди леса. Вернее, у восьмиугольной каменной чаши, окаймленной с одной стороны полукруглой скамьей, за которой красовалась статуя нимфы, с другой – вековыми платанами. Ловииса объявила, что это и есть цель их прогулки – скромный бассейн находится на месте святыни XVI века, разрушенной во время революции. С этого источника, оказывается, и начинается история королевского дворца.
– Вот мы с вами сегодня многократно повторяли это название – Фонтенбло. Дом для целой череды королевских династий… место, где родились четыре будущих короля Франции… Наполеон, назвавший его лучшим местом для отдыха от государственных дел… Но и сам дворец, и город, выросший вокруг, начались вот отсюда. Прямо с этого самого места. По-французски «фонтен де бельо», а в просторечии «бло», дословно означает «источник прекрасной воды». По легенде, его нашла собака по кличке Бло. Так появилось название сначала леса, затем замка, а уж потом и поселения. А вы знаете, что жители называют себя не фонтенблонцами, а беллифонтенами?
Группа реагировала вяло – было видно, что люди устали от впечатлений. Ловииса это уловила.
– Хорошо, не буду загружать вас исторической информацией. Напоследок лишь сообщу, что в лесах Фонтенбло обитает шесть тысяч видов животных. Здесь водятся олени, косули и… кабаны.
– А зайцы есть? – спросил детский голос из-за спины высокого мужчины.
– Не только зайцы. И куницы, и лисы, и хорьки. А еще почти полторы тысячи цветов, пять сотен мхов и три тысячи разных грибов.
– Вот, я нашла французский гриб – шампиньон, – девочка лет десяти спрыгнула с невысокого холма, образованного мощными корнями платана.
– Дорогая моя, – Ловииса обратилась к ребенку, – несмотря на мягкую погоду, сейчас декабрь. Сомневаюсь, что в лесу еще есть съедобные грибы.
– Да вы сами посмотрите. Там их много, – в руках у девочки был небольшой ровненький белого цвета гриб.
– Придется выбросить и вымыть руки. И прошу родителей проследить за детьми. Здесь нельзя заниматься собирательством. Лес во Франции находится под контролем Национального лесного ведомства. А это штука серьезная. Неприятностей нам не надо.
Она постаралась поскорее вывести группу с дворцовой территории. Автобус ждал их у небольшой гостиницы, где предстояло переночевать после рождественского ужина. Он был заказан в близлежащем ресторанчике. Ловииса раздала ключи от номеров и попросила собраться у стойки администратора через два часа.
* * *
Ресторан оказался старой таверной, расположенной на двух этажах. Все здесь подчеркивало близкое расположение к замку. Деревянные панели, потолочные балки, сепия фотографий, венские стулья – сделано вроде бы современно, но отсылало к историческому прошлому.
Большой зал прямо от входа желтел диванчиками вдоль стен и был освобожден, видимо, под танцевальную программу. Под широкой лестницей были расставлены музыкальные инструменты. На первом плане очень по-французски – аккордеон. На заднике – праздничная афиша. «Orchestre labeldanse», только и смогла прочитать Надежда. Название ничего не сказало, но порадовало, что ожидает живая музыка. Ловииса пригласила подняться на второй этаж. Там было организовано собственно застолье. Четыре длинных стола красовались праздничным оформлением.
– Друзья мои, – Ловииса стояла на последней ступени широкой деревянной лестницы. – Давайте, чтобы не путаться, рассядемся таким образом. Стол первый – для туристов с мест в автобусе «один-двадцать», стол второй – с двадцать первого, третий – с сорок первого, четвертый – с шестьдесят первого. Раздевайтесь, рассаживайтесь. Начинайте перекус. Пустые графинчики на столах – для самостоятельного наполнения их вином.
В честь праздника красное и белое вы найдете в неограниченном количестве в бочонках рядом с баром. Через полчаса мы спустимся туда – для нас приготовлена праздничная программа. Будет интересно, думаю.
– Занято, занято, мест нет, – подходя к первому столу, процитировал Никита.
– Как это нет? – тут же тихонько отозвалась Лина.
– На четные-нечетные места делимся или как в автобусе? – Надежда обошла стол и встала напротив Никиты.
Вопрос повис в воздухе. Хотя, видимо, все так и поняли. С другой стороны стола места начали занимать соседи по салону первого этажа автобуса.
– Точно, как на чаепитии у Мартовского Зайца, – Никита повеселел. – Так, где Ловииса? Где наш Шляпник?
Ловииса, снимая на ходу куртку, была расстроена. Она понимала, что сама виновата – не оговорила заранее схрон одежды своих подопечных. И только сейчас смекнула, что двух рогатых вешалок для восьмидесяти человек явно маловато. Отправить же часть туристов раздеваться в танцевальный зал невозможно – менталитет не тот. Никто не захочет оставить без присмотра на входе единственную тужурку, тогда как стол находится этажом выше.
– Вынужденная просьба, – гид старалась перекричать шум рассадки. – Чтобы не оставлять верхнюю одежду на вешалках внизу, можно повесить ее на спинки стульев. Я, конечно, попрошу поставить здесь дополнительные портманто, но не думаю, что это хорошее решение. Места здесь не так много.
Наконец все расселись, однако гвалт не стихал. С одной стороны, прогулка по парку подогрела аппетит, с другой – блюда были незнакомыми. И их было много. Никаких тебе общих мисок с понятными салатами, винегретом и нарезкой. Перед каждым на больших менажницах красовались диковинные закуски, рядом – куча приборов и фужеров. Поэтому народ вилками не бряцал, присматриваясь к сервировке. Люди были в нерешительности – с чего начать трапезу и при этом не выглядеть невоспитанными – переговаривались, шутили, смеялись.
Ловиисе снова пришлось напрячь голос, чтобы объяснить, что и как едят во Франции в главный праздник года. Она, как начальник на партсобрании, постучала ножом по бокалу, призывая тем самым прекратить разговоры, затем встала с места и буквально прокричала информацию, заготовленную на этот случай.
Сначала сообщила, что рождественский ужин здесь имеет особое название – ревейон. И
