К востоку от Евы - Ида Мартин
Потом вдруг стемнело и стало как тогда, на самом деле в лесу.
«Мы пришли в Аид, – сказала Ева. – Ты не должен смотреть назад! И искать меня тоже, иначе горбуша пережарится и тебе придется оставить ее в чемодане».
Потом Аид сменился чем‑то еще не менее сумбурным. Все впечатления последних дней перемешались и сыпались, как разноцветные конфетти из хлопушки. А проснулся я от того, что на меня стал падать огромный, величиной с автобус, свадебный торт. И в момент приземления его на мою голову я открыл глаза.
Было утро субботы. Брат еще спал, и я тоже планировал провести день в дремотном безделье. Даже проверять записку в двери не хотелось.
За окном разыгралась очередная снежная катавасия, родители тоже еще не встали. Я прикинул шансы успеть приготовить творожную запеканку к общему завтраку, но поленился.
Мама говорит, что, если бы не врожденное чувство ответственности и не ее пинки, я бы никогда не поднимался с кровати. Конечно, она сильно преувеличивает, но во мне точно не сидит та заноза, которая побуждает моего брата постоянно куда‑то бежать, с кем-то встречаться, тусоваться, заниматься спортом, крутить романы, участвовать в школьных мероприятиях и этих дурацких квестах. Мне нравится покой и предсказуемость. Я люблю ясность, надежность и комфорт. Выбирая между модными узкими джинсами и спортивными штанами, я всегда выберу штаны. И в магазин хожу не в тот, что дешевле, а который ближе к дому. И если можно что‑то не делать, например не гладить футболку, надевая ее под свитер, или не чистить морковь, потому что она мытая, то я не буду. И готовлю я не когда голоден, а потому, что нравится сам процесс.
Многие, с кем я только знакомлюсь, наивно принимают меня за спортсмена, полагая, что широкие плечи и мышцы – результат изнуряющих физических тренировок, и каково же бывает их удивление, когда они узнают, что дело просто в хорошей наследственности и крепкой деревенской породе Чёртовых.
Я ненавижу спать на жестком, мокрую одежду, какофонию звуков, суету, психологическое давление, излишнее внимание к своей персоне, пустые споры, нерешительность и вранье. А еще я всегда довожу начатое до конца, потому что жалею уже потраченные силы. В детстве частенько бывало, что Митя на энтузиазме затевал починку застревающего джойстика от приставки, начинал клеить воздушного змея или выращивать из косточки апельсиновое дерево, но для завершения этих, как и многих других, дел энергии в нем не хватало, он быстро остывал и переключался на новые идеи, так что мне приходилось собирать разобранный джойстик, винтики от которого я находил у себя в постели, доклеивать жалкого брошенного змея, поливать засыхающий апельсиновый росток… Все это привело меня к закономерным выводам о том, что бурная жажда деятельности ничуть не лучше разумной лености, ведь мерилом успеха является результат. А в этом смысле я всегда был эффективнее Мити.
«Мои собираются подарить мне на Новый год путевку в Красную поляну на двоих. Хочешь поехать со мной?» – пришло сообщение от Инны.
Ее семья была обеспеченная и легко могла позволить себе такой подарок. Папа владел большой кейтеринговой компанией, а мама работала у него управляющим директором. Предложение звучало соблазнительно, но, увы, согласиться на него я никак не мог. Во-первых, это означало бы продолжить отношения, которых я не хотел, а во-вторых, отдыхать за чужой счет было не в моих правилах.
К тому же в нашей семье было принято встречать Новый год дома, и даже Митя мужественно соблюдал эту традицию.
«Прости. Не могу» – от лаконичности моего ответа слегка веяло грубостью, ведь по идее я должен был поблагодарить Инну и пожелать ей отлично провести время, но мне не понравилось, что она действовала так, словно собиралась меня купить.
Отправив сообщение, я непроизвольно перешел на открытую в другой вкладке страничку Евы. Я не собирался снова залипать на ее фотографиях и накручиваться. Но залип.
– Все ясно, – раздался голос брата у изголовья.
Вздрогнув, я поспешно убрал телефон. Митя нарочно тихо подкрался, воспользовавшись моей сосредоточенностью, – он обожал так делать.
– Можешь не прятать, я уже все видел. – Сладко потянувшись, он принялся размахивать руками, исполняя нечто вроде зарядки. – Хочешь мое мнение?
– Нет!
– У нее ринопластика. Лучше бы себе сиськи сделала, чем нос.
– Пошел к черту! – Я попытался достать его ногой, но Митя весело увернулся и вылетел из комнаты в одних трусах, весело голося на всю квартиру: – Пап, он меня к тебе послал!
После завтрака, который приготовила мама, я все же пошел проверять записку. Она по-прежнему торчала из двери, только как будто немного пожелтела.
Я отпер квартиру. Спокойно снял куртку, повесил ее на деревянную вешалку, разулся. В этот раз решил не торопиться. Если Ева до сих пор не вернулась, то вряд ли нагрянет прямо сейчас, чтобы упрекнуть меня в вероломстве.
Первым делом я направился в комнату и высыпал содержимое Евиной сумочки на кровать.
Две помады, флакон духов размером с шариковую ручку, чеки, мелочь, одна прокладка, упаковка бумажных платков, перцовый баллончик, портативная пепельница с защелкивающейся крышкой, еще одна связка ключей с брелоком-котиком, «Алхимик» Коэльо в мягкой обложке, пластиковая карта таро с изображением падающей башни вместо закладки и апельсиновая жвачка.
Я бестолково полистал книгу, словно мода оставлять заметки на полях не закончилась полвека назад, покрутил в руках карту и сложил все обратно в сумочку.
Кассетный магнитофон Ева переставила на подоконник.
В подкассетнике стояла кассета. Я нажал кнопку включения, и загорелась красная лампочка, означающая, что магнитофон работает. Похоже, Ева вставила в него батарейки, и едва я надавил на тугую клавишу «play», как комната наполнилась шипящим звучанием электронной мелодии.
Немного убавив звук, чтобы у соседей не возникло вопросов, я перемотал кассету на начало и развалился в продавленном кресле.
Все в этой комнате напоминало мне о том дне, когда мы делали перестановку.
И тогда Ева не выглядела встревоженной или взволнованной. Она веселилась и строила планы.
«I just died in your arms tonight», – утверждал певец, и я очень хорошо его понимал. Со мной, наверное, случилось бы то же самое, окажись я в объятиях Евы.
Внезапно музыка оборвалась и раздался ее голос.
Ева разговаривала по телефону.
«Кажется, выключила. Тут все такое древнее, того и гляди развалится. А еще тараканы и ужасное кресло. Ужасное. И ковер нужно в химчистку отнести».
Голос удалялся. Ева ушла на кухню и какое-то время разговаривала там, слов было не разобрать, только интонации, в которых вскоре послышалось
