И солнце взойдет. Он - Варвара Оськина
– Пам. Пам. Пам. Пам-па-пам, пам-па-пам. Пам. Пам. Пам. Пам-па-дам, пам-па-дам…
Марш звучал всё громче и, когда дошёл до апогея, мужчина резко поднял голову, а Рене с опасливой дрожью узнала Жана Дюссо. Но не успела она удивиться неожиданной встрече, как позади него из полумрака начала вырастать ещё более высокая и жуткая в своей черноте фигура. Та приближалась неестественно плавно, будто летела, но лишь когда Дюссо картинно шагнул в сторону, Рене поняла в чём было дело.
– Его хирургическое величество доктор Э-э-э-энтони Ла-а-а-анг! – драматично проорал Жан, и в кабинет на сегвее въехал второй участник безумного представления. Чёрный человек опять был в чёрном…
Будь Рене проклята, но она узнала его мгновенно. Ей же всю ночь снились эти широкие плеч, чудовищный рост и даже резкие, рваные движения, где каждый взмах внезапно заканчивался выверенной точкой на траектории. Идеальное владение телом. Фантастическая координация. Безумная точность. Значит, часто встречаетесь с подобными травмами, мистер гонщик? Что же, не удивительно…
Тем временем названный Энтони Лангом мужчина заложил крутой вираж меж кресел, выбрал одно из них, по всей видимости, самое любимое, и прямо на ходу ловко запрыгнул на широкую спинку. Демонстративно перекинув ноги в тёмно-серых замшевых ботинках, он изящно развернулся к столу главного врача, упёрся подошвами в мягкое сиденье, а затем искусственно брезгливым движением поправил рукава чёрного свитера и принял позу мыслителя. Сегвей же продолжил путь и через пару метров врезался в стену, после чего пискнул и замер. Ну а Рене стало ясно, что в помещение обычно сначала входило эго доктора Ланга, а потом уже только он сам.
В кабинете стало тревожно и тихо. Неподвижно сидела Лиллиан Энгтан. У книжных полок с кривой ухмылкой замер Дюссо. Ну а Ланг наслаждался эффектом от позёрства и хамства. И только подумав об этом, Рене тут же сглотнула, а потом вовсе вонзила ногти в ладони. Плохо. Плохо так думать о человеке, который проявил накануне столько внимания к совершенно незнакомой девчонке. В том, что это её мотоциклист, Рене не сомневалась. Однако она одновременно и узнавала его, и не узнавала. Вчера доктор Ланг не стал снимать на улице шлем, но теперь ничто не мешало хорошенько его рассмотреть. Так, может быть, дело именно в этом? Во внешности?
Исподлобья, словно вор, Рене бросила быстрый взгляд на ярко освещённый профиль мужчины, затем посмотрела опять, а потом снова. Сегодня ей было отчего-то страшно попасться на своём любопытстве. Но по тому, как именно Энтони Ланг дёрнул бровью стало понятно – он прекрасно осведомлён о её наблюдениях. Его ухмылка почти кричала, что сию минуту этот сидевший в претенциозной позе мужчина милостиво дозволял себя рассмотреть. Как долго? Вероятно, пока ему не надоест. И снова Рене хотела шлёпнуть себя по губам, лишь бы перестать думать так мерзко, но не могла. Ей будто мысленно приказали смотреть, и она не осмелилась возразить.
Ну, что же… Ланг был по-прежнему бледен, только сегодня кожа выглядела чуть поживее вчерашнего мертвеца. Накануне выдалось непростое дежурство? Скорее всего. Рене видела две морщинки, что прочертили высокий лоб, едва заметную синеву под глазами, крупный нос, чья контрастная тень некрасиво упала на впалую щёку, поджатые губы… А ещё стремительную линию челюсти. Такую косую, будто кто-то, не задумывавшись о пропорциях и анатомии, взял линейку, да и провёл прямую сразу от острого подбородка до беспорядочных тёмных волос.
Ланг, конечно же, знал о своих недостатках. О, разумеется! Но, вопреки натуре обычного человека, не скрывал их, а нарочито демонстративно подчёркивал каждый. Он поворачивал голову так, чтобы резкий свет безжалостно падал на мелкие старые шрамы, утяжелял и без того нависавшие надбровные дуги и обрисовывал естественную неровность кожи. Видит бог, его профиль можно было прямо сейчас расчерчивать для учебника челюстно-лицевого хирурга.
Чёрный цвет лишь усугублял все контрасты. Фигура хирурга казалась не просто тощей, а почти скелетообразной. Однородным траурным пятном Ланг выделялся на фоне бежевых стен, и даже закатанные рукава его свитера обнажали на костлявой руке то ли рисунок нательной рубашки, то ли… Рене чуть сощурилась. Нет-нет. Это было бы слишком просто для такой лирично-патетично-истеричной натуры, – Господи, Рене! Ты только послушай себя! – и всё, конечно, намного сложнее. От тыльной стороны широкой бледной кисти до спрятанного тканью локтя левая рука Ланга оказалась покрыта тёмной краской татуировки, которая образовывала непонятный узор из ломаных линий. Ох… Рене медленно выдохнула, а в следующий миг едва не вскрикнула от испуга.
– Что за цирк?!
После молчания ледяной тон доктора Энгтан почти взорвал кабинет. Рене подняла взгляд на главного врача, затем перевела его на доктора Ланга и мысленно пожелала себе где-нибудь спрятаться. Кажется, их всех ждала очень некрасивая сцена. Однако идти было некуда, так что пришлось прикусить язык и остаться на месте.
– Цирк? – неожиданно вкрадчиво произнёс сидевший на кресле Ланг, отчего Рене опять нервно дёрнулась. Без шлема его голос звучал гуще, плотнее, тревожней. – Бога ради. Не больше, чем тот, что устроили вы. Доктор Энгтан.
– Я заявилась к тебе в операционную верхом на верблюде?
– Слава господу, нет.
Послышался негромкий смешок.
– Тогда я не понимаю, о чём ты говоришь. – Лиллиан Энгтан сделала вид, что лежавшие перед ней документы потрясающе интересны. Уж точно любопытнее приглашения подискутировать.
– Да неужели, – протянул мужчина, а затем резко выпрямился. – Тогда, ради чего здесь сидит это ничтожество? Уж не потому ли, чтобы подсунуть мне того самого верблюда вместо ассистента?
Рене вспыхнула и, кажется, даже забыла, как надо дышать. Однако кивок головы в её сторону дал ясно понять, что она не ослышалась. Ладони тут же вспотели, а по шраму будто прошлись железным прутом, пока сердце стучало от несправедливой обиды, но голос доктора Энгтан заставил очнуться.
– Ещё одно оскорбление, и ты вылетишь прочь из моей больницы. Извинись немедленно, – процедила она и швырнула на стол тяжёлую папку. Ланг пожал плечами и развёл в стороны руки.
– Значит, будете искать нового главу отделения.
– И найду.
– Сомневаюсь, – хмыкнул Ланг, а потом резко наклонился вперёд. – Иначе мы бы с вами сейчас здесь не разговаривали. Я нужен вам, доктор Энгтан. Вы нужны мне. А вот она никому из нас двоих не нужна.
Это было чертовски невоспитанно и дико неприлично обсуждать
