Два солнца в моей реке - Наталия Михайловна Терентьева

Кажется, это правильный запах для этого сорта чая, но я не люблю сложные китайские чаи, ядрёные индийские приправы, приторные турецкие сладости… Я нервничаю, я бешусь? Конечно. На экране появляются Сашины сообщения, я их читаю краем глаза. Я выключила совсем телефон, чтобы не видеть их. Зачем он мне это пишет? «Давай поедем куда-то на выходные», «Давай поедем в Казань». А что будет в Казани? Прекрасная гостиница с удобным номером, который может позволить себе декан, дорогой ресторан, много часов вместе, близко, невыносимо близко, когда тебя нет, ты растворяешься в нем, его запахе, его руках, его желаниях, когда время останавливается. А потом – обратная дорога с разговорами ни о чем – потому что говорить о главном невозможно. Ведь он всё решил. А я всё равно ничего не решаю. Быстрая мучительная близость утром, на прощание – еще предстоит обратная дорога, в поезде, в отдельном купе-люкс с раскладывающимся диваном для любовных утех и дальше на Сашиной машине, которая будет ждать нас на хорошей охраняемой стоянке недалеко от вокзала. Хорошая машина хорошего человека, который любит меня и хочет быть со мной – иногда. И я тоже хочу быть с ним, только я хочу быть с ним всегда. В этом наша главная разница. Я хочу, но не должна хотеть. Порядочный человек во мне сердится на того слабого и непорядочного, который любит Сашу, любит себя, свои удовольствия, который боится остаться один, боится остаться без детей – есть очень большая вероятность, что так и будет, самые последние годы женской молодости я провела с Сашей, просто так, ради удовольствия, получается так.

– Олга! – Эварс приятно улыбался, протягивая мне лукум. – Это тоже подделка?

– Не знаю. Не люблю лукум.

– У вас плохое настроение?

– Простите. Я, наверное, пойду, ведь я уже оценила ваш самовар.

Эварс легко встал и подошел ко мне, слегка обнял за плечи.

– Почему вы, русские, всегда думаете о всё плохое?

– С чего вы так решили?

– У вас такие лица.

Я положила руку на его ладонь, чтобы снять ее со своего плеча, но он только крепче обнял меня.

– Олга… Ты очень красивая…

Чужой, совершенно чужой мне мужчина, обнимает меня. Я вижу его второй или третий раз в жизни, я почти ничего о нем не знаю. И мне почему-то не противны его объятия. Я люблю Сашу, а сейчас меня обнимает другой. Или я думаю, что люблю Сашу. Просто мне одиноко, мне не хватает тепла, я хочу быть любима?

Все произошло так легко и естественно, как будто мы с Эварсом уже не первый раз были близки. Это было хорошо и приятно, я забыла на время о Саше, о своих мучительных сомнениях, мне доставляли удовольствие его объятия и поцелуи, его простая и неожиданно настойчивая близость.

– Тебе хорошо со мной? – Эварс улыбался, и я загляделась, уже не первый раз, на эту улыбку. Неужели он так живет всегда? Так часто улыбается, почти всё время, милое, очень милое улыбчивое лицо, как было бы приятно видеть эту улыбку часто, с ней всё светлее и лучше.

– Да.

Я понимала, что должна спросить его, есть ли у него жена, девушка, невеста, постоянная подруга. Обязана – не ради далекой подруги или жены, оставшейся ждать его в Австралии. Ради самой себя. Грабельками по лбу хватит уже себя бить. Я встала и быстро оделась.

– Я всегда думал – что есть особенное в русские женщины? Часто пишут в книгах, что вы особенные.

– Понял сейчас?

– Нет. Я вижу, что это есть. Но пока не понимаю.

Я повернулась к нему:

– У тебя есть жена?

– Нет! – Эварс широко улыбнулся. – Конечно, нет!

– А девушка?

– Девушка? – переспросил он, чуть нахмурясь.

– Да, постоянная подруга. Гёрлфрэнд.

– А, нет! Девушка нет.

– Ты живешь один?

– У меня есть очень добрая белая собака, ее зовут Марта.

– С кем она сейчас?

– Увез Марта к моя тетушка.

– Отвез… – улыбнулась я, – к своей тетушке.

– Ох, эти приставки на глаголы движения… и ваши падежи… Тяжело! – засмеялся Эварс.

У меня отчего-то резко поднялось настроение. Оттого, что я, как взрослая свободная женщина, не задумываясь, отдалась – с удовольствием – почти незнакомому человеку, не боясь вообще ничего, оттого ли, что он сказал, что у него нет ни жены, ни подруги, или оттого, что он так по-доброму сказал о своей собаке и так приятно старомодно о тете? И ведь он не может говорить старомодно, мой родной язык, в котором я считываю коды и внутренние смыслы, для него – чужой. Он случайно выучил слово «тетушка» и поэтому его говорит. Как бы выключить психолога внутри себя, попросить взять выходной хотя бы на пару дней…

– Ты мне очень нравишься, Олга, – проговорил Эварс, одним движением встал и подошел ко мне, никак не стесняясь своей наготы. Надо бы смело рассмотреть его, ведь я взрослая, свободная женщина, мне не стыдно и не страшно быть в номере с иностранцем, я не знаю даже его фамилию. И что? Вот я знаю Сашину фамилию, дату рождения, адрес и даже группу крови, разве наши отношения от этого становятся лучше и чище?

Я не поняла, как это произошло, как я снова оказалась в его объятиях. Я же собиралась уходить и подумать обо всем спокойно. Может быть, рассказать Марише. Или не рассказать, ведь она не рассказывает мне о своих мальчиках и мужчинах, о своих удовольствиях и разочарованиях. Но я же младшая. Мои минус четыре минуты позволяют мне искать – иногда – защиты и понимания у старшей сестры.

Глава 14

Столько сил и страсти у спокойного на вид мужчины. Почему я с ним? Я… влюбилась? Или я сошла с ума? Или я устала от того, что я люблю и люблю Сашу и мучаюсь, и продолжаю любить? Устала и хочу другого? И другое мне очень нравится, очень, я не узнаю сама себя… Я не бываю такой. Неужели правда, что каждый человек открывает в нас что-то иное, что может и не открыться, если будешь просто сидеть дома и смотреть в окно с тоской, думая о том, что было и чего не было, и чего уже никогда не будет. Мы никогда не знаем, что будет завтра. И это так хорошо. Можно насладиться минутой, можно на час или два почувствовать себя бабочкой, которая живет один день, другого ей не отпущено, и прожить этот день счастливо, летая по солнечному саду, наполненному ароматами, цветами, волнующими ощущениями, невыносимо прекрасными, и снова, и снова… Бабочкой или стрекозой. Я – стрекоза? А кто будет моим муравьем? Который однажды скажет мне: «Поздно! Ты все профукала! Ну заходи, покажешь, что ты умеешь, что знаешь, чем хороша. Может, и налью тебе тарелку супа…»

– Ты смеешься? – Эварс приподнялся на локте и убрал волосы с моего лба. – Оу, какая ты красивая.

– У нас есть одна басня…

– Басня? Что такое басня?

– Ммм… Короткое стихотворение с одной идеей. Например: человека можно легко обмануть, если его все время хвалить. Или – не надо наливать пятую тарелку вкусного супа своему гостю, ему станет плохо. Или – надо иногда думать о том, что будет завтра.

Эварс провел губами по моему лбу и прошептал:

– Зачем такие мысли в голове очень красивая женщина?

– Мыслям не прикажешь.

– Не прикажешь?

Я засмеялась.

– Как приятно с тобой разговаривать. Ты ничего не понимаешь. И поэтому я не могу думать о серьезном.

– Это неправда. Я понял про… басну, да? Что имеет отношение к тебе? Суп? Не надо было нам еще раз…?

– Нет, не то. Ничего. – Я сама обняла его. – Ничего. Моя мечта – иногда выключать голову. Кстати, тот поэт, который писал эти басни, обладал невероятным саркастическим талантом, но еду любил больше, чем жизнь.

– Он был знаменитый кук… ммм… повар?

– Нет, он был знаменитым едоком, обжорой и умер, потому что не смог справиться с количеством блинов, которые съел.

– Ясно. У тебя есть автомобильные права?

– Да.

– Давай возьмем машину и поедем просто по дороге. Я очень хочу поехать по России, смотреть деревни, люди, все вокруг. Я, может быть, возьму машину. Но у нас другой… – Эварс показал руками руль, я поняла.

– Да? Левый руль?

– Да, руль! Я могу водить правый руль тоже, но я пока мало еще в России. У вас