Брат мужа - Мария Зайцева
Лучше я лягу пораньше, завтра рабочий день и, кстати, тренировочное тестирование у седьмых классов. А седьмые – это история похуже девятых будет. Седьмые и восьмые – самые сложные. И я больше чем уверена, что никто там толком не подготовился к тесту, несмотря на то, что в электронных дневниках написала в каждом классе, три раза предупредила, проверила, чтоб в обычных дневниках пометили, да еще и классных руководителей в известность поставила. Опыт подсказывает, что все эти ухищрения традиционно не особенно помогут. Дай бог, чтоб хоть треть из класса справилась.
Короче говоря, сложный у меня завтра планируется день. И времени на всякие глупости, так неожиданно и пугающе быстро заполнившие голову, нет.
Выхожу из ванной, в этот момент звонят в дверь. И я, погруженная в собственные переживания, совершаю роковую ошибку. Открываю дверь, даже не спросив, кто там.
Знакомая издевательская усмешка коллектора вводит в еще больший ступор. Ошалело перевожу взгляд с его физиономии, на поднятую руку, похоже, мужик не ожидал, что получится настолько легко попасть в квартиру, собирался продолжить стучать, как в прошлый раз, нагло и пугающе. А я взяла и открыла. Неожиданность. Вот и затормозил чуть-чуть.
Впрочем, коллектор с собой справляется быстрее, чем я, успевает толкнуть дверь от себя, не позволяя захлопнуть ее.
– Погоди, Арина Родионовна, – весело говорит он, переступая порог и вообще не замечая моего сопротивления и нежелания его запускать в квартиру, – чего так быстро-то? И, кстати, кто тебя так назвал? Родители? Большие затейники…
– Что вам нужно? – вынужденно оставив бессмысленные попытки закрыть дверь и отступив в глубь коридора, шиплю змеей, сдувая воинственно прядь волос со лба, – я вам все уже по телефону сказала! В конце концов, у меня еще есть время!
– А не надо трубки бросать, – наставительно отвечает коллектор, – тогда бы и узнала о пересмотре графика платежей и сроков выплат.
– Какой еще пересмотр? – не верю своим ушам я, – задним числом? Это незаконно!
– А это ты у своего мужика спроси, где были его глаза, когда подписывал договор!
Коллектор делает шаг вперед, смещая меня еще дальше по коридору. Он высокий, и взгляд на редкость неприятный, пугающий. Я невольно ежусь, обхватываю себя за плечи, вспомнив не вовремя, что одета только в домашнюю тонкую футболку и свободные шорты. Ничего особенного, да и смотреть у меня, объективно, не на что, но все равно неприятно.
В квартире тишина, похоже, Иван вышел на балкон покурить. Это очень удачно, есть вариант отправить коллектора восвояси без свидетелей.
– Хорошо, – киваю я, – я поняла. Поняла. Давайте по телефону потом обсудим. Мне неудобно сейчас… Пришлите мне график на почту…
– А чего это тебе неудобно? – коллектор щурится на проем двери за моей спиной, – не одна, что ли?
– Конечно, – киваю я, – у меня муж дома.
– А-а-а… – усмехается мужик, затем еще раз оглядывает меня, медленно, жутковато, облизывает губы и говорит, – слушай, а чего ты рвешься-то так? Не приходила в голову мысль как-то решить вопрос…
– Конечно, приходила, – удивленно отвечаю я, – я же пыталась с вами договориться про отсрочку… Но вы…
– Ну, неправильно договаривалась, – смеется мужик, – и не теми словами. Верней, вообще не словами надо было.
– Что вы… Имеете в виду? – я понимаю, что он имеет в виду, но не хочу верить. И почему-то упорно делаю вид, что полная дурочка. Может, отстанет? Это же гадость такая, то, на что он намекает сейчас… Пошлость…
– А то ты не знаешь? – улыбка становится не просто меркой, а еще и очень понимающей.
– Нет.
– Ой, да брось ломаться, – он неожиданно в одно движение покрывает то небольшое расстояние, что остается между нами, хватает меня за руку, – все ты знаешь.
– Отпустите! – у меня пропадает голос, шепчу, пытаясь вывернуть запястье, в голове проносятся мысли, что надо на помощь звать, надо Ивана… Но крикнуть не получается, а мужик наклоняется ниже и, возбужденно глядя мне в глаза, принимается говорить дикие, пошлые вещи, подробно рассказывая, что и как он со мной намеревается делать.
Со мной так никогда не разговаривали, боже, я даже слов таких не знаю! И от этого в такую панику впадаю, в такой ужас, что даже сопротивляться не получается! Сил хватает лишь на то, чтоб лихорадочно дергать запястье из каменных пальцев и бормотать униженно всякие глупости:
– Нет… Нет… Отпустите меня… Нет. Вы не смеете… Нет… Я не хочу…
От него отвратительно пахнет сигаретами, спиртным и еще чем-то тошнотворно приторным. Это настолько мерзкий запах, что мгновенно забиваются все рецепторы, голова кружится, изнутри поднимается дрожь омерзения. Он, кажется, намерен меня поцеловать, или лизнуть, или еще что-то такое же сделать, и этого никак нельзя допустить, потому что, если он приблизится еще на сантиметр, меня стошнит…
Распаленная нашей борьбой, полная безысходности и ужаса, я просто забываю, что в квартире есть еще кто-то, кроме меня и Севы, а потому, когда спина утыкается вместо холодной стены во что-то горячее, хотя и не менее каменное, пугаюсь еще сильнее.
Успеваю заметить растерянный взгляд коллектора мне выше плеча, а через мгновение он уже летит спиной вперед, с диким грохотом ударяется о закрытую дверь и сползает вниз.
На мои плечи падает горячая каменная тяжесть, мягко влекущая к стене, точно к стене, холодной на контрасте с раскаленным телом, и весь проем коридора занимает широченная спина Ивана, обтянутая белой футболкой.
Ошарашенно смотрю на эту спину, поражаясь ее ширине и мощи. Надо же, как он вообще умудряется спокойно проходить здесь, в моей малюсенькой хрущевской прихожей? Она же ему определенно в плечах тесна. Эти мысли странные, нелепые, учитывая все происходящее, но я за них цепляюсь и почему-то усердно думаю, словно завороженная, наблюдая, как медленно, обманчиво медленно двигаются мышцы, сокращаются, напрягаются, когда Иван делает шаг вперед, поднимает с пола коллектора, которому, похоже, невероятно трудно дышать из-за удара и падения. Он даже какие-то звуки издает, что-то на матерном и мужском. Но это все – фоном сейчас, сквозь гул в ушах.
Прижимаюсь к стене, таращусь на спину Ивана, молча, методично и как-то равнодушно даже избивающего коллектора в тесноте моей прихожей.
Это происходит словно в замедленной съемке, немом кино, заполненном странным жужжанием. И пленка в этом кино – явно порченная, с лакунами, черными, с неровными обугливающимися краями…
Моргаю, пытаясь прийти в себя, понимая, что совсем сейчас не в адекватном состоянии, царапаю холодную стену, не отрывая взгляда от творящегося в коридоре безумия.
Иван, между тем, так ни разу больше и не позволив коллектору упасть, постоянно придерживая на освежающих ударах по корпусу, открывает дверь и выталкивает его по лестнице вниз.
Стоит пару минут, наблюдая эвакуацию противника, а затем спокойно защелкивает замок и разворачивается ко мне.
Смотрит внимательно, щурит глаза.
– Как-то много у тебя ухажеров, жена брата… Это кто?
Облизываю губы, пытаясь осознать вопрос, но не получается. Перед глазами только белые мушки и недавняя картина методичного избиения коллектора.
Иван подходит ближе, хмурится, мягко подхватывает меня за подбородок, тянет вверх, изучая:
– Ударил тебя? Что сделал?
– Ничего… – мой голос, тихий и малоузнаваемый, пугает даже меня саму, сглатываю, мучаясь из-за сухости в горле, продолжаю, – ничего… Просто… Угрожал… Он… Он живой там?
– Беспокоишься? – хмурит густые брови Иван, а затем, не отпуская мой подбородок, наклоняется еще ниже, – море загадок в тебе, Алина…
Я хочу сказать, что никаких загадок нет, что я просто испугалась, что это человек – никто, и для меня ничего не значит… Хочу оправдаться.
Но мои оправдания никому не интересны…
22
Иван смотрит на меня, и взгляд его становится все темнее и глубже. Забирает мою, и без того весьма условную, волю, подчиняет. Я замираю, глупо вцепившись ногтями в уже порядком
