Американские дикари - Дж. Дж. МакЭвой
— Мне так жаль, дорогой, — прошептала я ему, целуя его в макушку. — Мне так жаль. Я больше никогда не уйду, обещаю.
Не желая его будить, я вытерла глаза, прежде чем сесть рядом с окном. Я выглянула наружу, но все, что я могла увидеть, были деревья.
Нам понадобятся датчики освещения сзади, и я установлю индикаторы температуры тела по всему дому. На наш дом уже было совершено одно нападение, и это никогда не могло повториться. Часть меня беспокоилась, что я спровоцировала что-то еще худшее, вернувшись, но у меня не было выбора.
Сняв туфли, я прижала их к себе, прежде чем свернуться в маленький комочек у окна. Мой пистолет был на предохранителе, когда я положила его. Сквозь щели в деревянной кроватке я могла видеть, как его грудь поднимается и опускается… Доказательство того, что он жив и здоров. Казалось, я закрыла глаза только для того, чтобы моргнуть, однако в тот момент, когда я услышала скрип половицы, я была на ногах, держа палец на спусковом крючке.
Зеленые глаза Лиама расширились, когда он уставился на дуло моего пистолета. Свирепо посмотрев на меня, он шагнул вперед.
— Ты, блядь, несерьезно, Мелоди.
Мне потребовалось мгновение, чтобы привыкнуть. Отступив от него, моя рука слегка дрожала, я снова села у окна.
Дыши, Мел.
Положив пистолет рядом с собой, я глубоко вздохнула и еще раз посмотрела на Итана.
С ним все в порядке. Ты в порядке. Все в порядке.
Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем я снова расслабилась. Прислонившись к стене, Лиам посмотрел на меня сверху вниз, с гневом, беспокойством и замешательством, написанными в его глазах.
— Что это было? — спросил он меня, и впервые я внимательно посмотрела на него. Должно быть, он только что принял душ, потому что его волосы были все еще влажными. На нем не было ничего, кроме черных шелковых пижамных штанов. Я клянусь, он, должно быть, тренировался каждую секунду в тюрьме. Каждый из его мускулов, от шести кубиков пресса до мышц рук, был подтянут и безупречен. Он выглядел как гладиатор, а я была львом, которого он пытается убить.
Перестань пялиться.
— Я не психолог, но я бы сказала, что это побочный эффект последних пяти месяцев, — ответила я, подтягивая колено к груди.
Он посмотрел на Итана.
— Должен ли я забрать его из комнаты?
— Я не знаю. Ты хочешь сохранить свои руки? — Потому что, если он попытается отобрать у меня моего сына, он может потерять все свои конечности.
— Если мне придется потерять их, чтобы уберечь его, я сделаю это, — сказал он, зачесывая волосы Итана назад.
— Спасти от меня?
— Да, от тебя. Ты причиняешь людям боль. Единственный человек, о котором ты заботишься, — это ты сама.
Он начинает выводить меня из себя.
— Ты знаешь, я был в этой комнате, когда ты позвонила, — прошептал он. — Он был таким маленьким, клянусь, он мог уместиться между моим запястьем и ладонью. Он был таким спокойным… так хотел спать. Я хотел, чтобы у него был весь мир, но больше всего я хотел, чтобы с ним была его мать. Я думал, это была моя вина — что Авиела добралась до тебя из-за меня. Потом ты, блядь, позвонила и сказала мне, что тебе нужно время. Рациональная часть меня знала, что, должно быть, что-то произошло. Но, Мелоди, хоть убей, я не могу понять, с чем, черт возьми, ты не могла прийти ко мне? Неужели я такой невежа, что ты не можешь мне доверять? Не можешь сказать мне правду?
— Я была накачена таким количеством кокаина, что могла бы убить парад слонов, — ответила я, обрывая его, прежде чем он смог бы оскорбить себя и меня дальше. Я отказываюсь быть его эмоциональной боксерской грушей.
Он всем телом повернулся ко мне.
— Чт…что?
Со вздохом я закрыла глаза. Я расскажу эту историю только один раз, ему нужно было знать, и больше никому другому.
— Меня накачивали кокаином три раза в день, и это был не низкокачественный порошок, он был лучший из лучших… наш, любезно предоставленный Авиелой и Нельсоном, стюардом моего самолета. Чтобы ты знал, мне больше всего запомнилось именно то чувство. Мое сердце чувствовало себя так, словно постоянно пыталось пробить дыру в моей груди. Побег, убийство Авиелы — все это было как в тумане. Но я также помню телефонный звонок, я прошла пять миль по заснеженным холмам Фриули2, чтобы позвонить. Каждое слово было самым ясным моментом в моем сознании. Слыша, как Итан дышит в трубку, я поклялась, что не позволю своему сыну видеть меня такой. Я не могла вернуться домой. Просто. Физически. Не. Могла. Каким-то образом я оказалась в заброшенной хижине. И в тот момент, когда я подумала, что нахожусь в безопасности, я вырубилась на два дня. Но это было только начало. — Я вздохнула, не открывая глаз. Я не хотела его видеть.
— Я не буду вдаваться в последствия моей детоксикации, уверена, ты можешь себе представить. Мне потребовалось четыре недели, два дня и девять часов, чтобы взять себя в руки. Никакой связи. Никаких новостей. Только холодные ванны, тренировки, картофель и вода.
— Я даже не знала, что ты был в тюрьме. На самом деле, только когда Птицелов послал за мной своего первого агента, Роджера Кейна, я поняла, что происходит. Он застал меня врасплох, когда я была в ванне. В один момент я думала о том, как добраться домой, а в следующий его руки держали меня под собой. Я не собиралась драться с ним. Когда он подумал, что я мертва, я вынырнула подышать воздухом и вернула должок, накинув веревку ему на шею. Когда он проснулся, я заставила его говорить.
— Птицелов хотел, чтобы ты оказался в тюрьме, и ему нужна была моя смерть. У нас есть свои люди, у него есть свои агенты. Они все думают, что служат своей стране. Они принадлежат к
