Заговоренные - Лада Миллер
Брат неохотно заканчивает беседу, я подхожу и начинаю по памяти набирать номер.
– Алле, Ирка? Привет. Что случилось? Мне Дуду сказал, что ты заболела, поэтому не пришла на работу. Так в чем дело? Простудилась, что ли? С мамой и с Машей все в порядке?
Ирка молчит в трубку, только посапывает, как зверек.
– Ир? Ты что, плачешь, что ли? – начинаю волноваться я.
– Да нет, – наконец отвечает она, вздыхая, – уже не плачу.
– Так ответь, что все в порядке, и я в душ пойду, устала, и потом Даньку надо кормить.
– Все в порядке, – послушно повторяет она.
– Нет, так не годится, у тебя голос какой-то неживой, давай, колись, как день провела? Что болит? Температуры нет?
– Температуры нет, – Ирка нехотя тянет слова, будто она сейчас идет по тропинке к пропасти, но точно знает, что вот-вот скажет то, что упадет на нас обеих, и уже от этого никуда, не в пропасть же бросаться, хотя и назад не повернешь, вот какое дело.
Я молчу. Жду.
– Беременная я, – говорит она медленно, сама себе удивляясь. – Беременная от Илюши. Вот, взяла сегодня день. Пошла на аборт. А с полдороги вернулась. Не могу. Не из-за ребенка не могу. Ребенка я еще толком не чувствую. Из-за Ильи. Будто он мне что-то дал на хранение, а я выбросить хочу, дура.
Я охаю, опускаюсь на стул. Не знаю, что ей сказать.
– Только ничего мне не говори, – усмехается Ирка. – Мне сейчас тишина нужна. Завтра приду на работу – поболтаем.
– Хорошо, – отвечаю я, а потом спрашиваю: – А зачем тебе тишина, Ирка?
– Тишина лучше запоминается, – говорит она, – а мне очень нужно сегодняшний день запомнить. Потому что я сегодня поняла, что такое эта самая ваша любовь. Оказывается, совсем не то, что я думала раньше.
– И что же это, Ирка? – замираю я в ожидании ответа.
Но она только улыбается, не знаю как, но я это слышу, кладет трубку и уходит слушать свою тишину дальше.
Счастливая.
Часть вторая
Глава первая
– Погляди-ка, сколько здесь парочек! Это что же все, как и мы, влюбленные?
Ирка оборачивается к Илье, за ее спиной солнце, сарафан просвечивает, волосы золотятся.
– Они не как мы, – качает головой Илья, – им до нас, как до…
Он смотрит вокруг, чтобы найти подходящее сравнение, – как до другого берега моря.
Другого берега не видать, есть только этот, есть только здесь и сейчас, миг, пропахший солью и ветром, день, выпавший на их долю, ах, как Ирка мечтала об этом, чтобы поехать вдвоем далеко-далеко и не смотреть на часы, не отвечать на телефоны.
В больнице у обоих выдался выходной, а дома Илья сказал, что идет на суточное дежурство.
Договорились встретиться на больничной стоянке, Ирка принесла бутылку с клюквенным морсом и бутерброды.
Илья принес себя и дорожную карту.
– Мы поедем в Яффо, – заявил он, посадил Ирку в машину, и они умчались.
Ирка не решилась обнимать и целовать его на стоянке, но ей ужасно хотелось.
А сейчас она просто сидит рядом, смотрит на него, на его профиль, на уголок рта, на руки, небрежно держащие руль.
Она тянется к нему, кладет ладонь на затылок, он улыбается.
– Ты меня трогаешь, как мама.
– Как мама? – усмехается Ирка в ответ. – Надо же. Давай только уедем от больницы подальше, и я тебя не как мама поцелую.
Илья кивает, хохочет, откидывает голову назад, чтобы крепче упереться затылком в ее ладонь.
– Я тебя сам сейчас поцелую. Ты ужасно аппетитная, знаешь?
– Знаю, – вздыхает Ирка. – Это все из-за тебя. Мне местные вообще проходу не дают. Блондинка, да еще без памяти влюбленная. Говорят, что от моих глаз бьет током.
– Никаких местных, – восклицает Ильюша грозно. – Я твой хозяин и господин. А без памяти – это очень даже мне подходит.
Они снова смеются, он наклоняет голову и целует ее руку, там, где притаилась ямка локтя, и Ирке хочется вдруг умереть, потому что кажется, что лучше, чем сейчас, уже никогда не будет.
– Знаешь ли ты, куда мы едем? – спрашивает Илья важно.
– Так ты же сказал, в Яффо.
– Ну да, в Яффо, но что это за место? Сколько, ты думаешь, ему лет?
– Не знаю, – тянет нерешительно Ирка.
Она не сильна в истории, да и в географии тоже. Пожалуй, ей уже не хочется ехать так далеко. Вот если бы они поехали к ней домой. Открыть дверь ключом, зайти, сесть за стол на маленькой кухне. Нажарить ему картошки. Разложить по тарелкам. Одной рукой вцепиться в его руку, так вцепиться, чтоб от пальцев след, а другой подхватывать поджаристые дольки, макать в майонез, отправлять в рот. И вина бутылку, чтоб белое и холодное. И в открытое окно – олива заглядывает. И птицы. А потом…
Но дома Машка с мамой, у Машки сопли, в детский сад не пошла, Ирка попросила маму посидеть с внучкой, и это значит, домой нельзя.
Где еще можно найти такое же уютное место, чтобы встречаться с женатым мужчиной, Ирка не знает, поэтому пожимает плечами:
– Не знаю, сколько лет. Две тысячи?
– Да ты что, какие две тысячи, – смеется Илья, – Гораздо больше. Между прочим, с этим городом связана одна очень известная и очень романтическая история.
– Какая? – спрашивает Ирка безо всякого интереса.
Она-то знает, чья история самая романтическая на свете. Ей хочется рассказать Илье эту историю, историю про то, как она его любит, но Ирка не умеет. Все слова кажутся такими… Шершавыми. Неуклюжими. К тому же ее начинает немного тошнить. Кстати, про это тоже надо будет рассказать. Или не рассказывать?
Ирка вздыхает.
Она вспоминает, как в однажды в детстве нашла маленького воробья. Он выпал из гнезда, а летать еще толком не научился. Ирка подобрала его на асфальте, под деревом. Взяла в руки, посадила на ладонь, а тот посмотрел на нее круглым черным глазом и от страха обкакался. Потом он жил у них на балконе, пока не окрепли крылья, и через пару недель улетел. Она бы тоже улетела, если бы могла. Ну зачем ей женатик. Ей жизнь свою надо устраивать, вон девчонки рассказывают, что марокканцы от наших женщин балдеют, обожают и сразу замуж зовут.
– А вот такая, очень даже интересная, – отвечает Илья, – приедем на место, я тебе расскажу.
Он отвлекается на секунду от дороги, поворачивается к ней, смотрит. И Ирка тут же
