Переводчица (СИ) - Семакова Татьяна

Вновь смешок со стороны Тимура, разъедающий тёплые слова, как червяк спелое яблоко, а я пытаюсь представить, что его нет. В этой машине на расстоянии вытянутой руки, в этой стране, в этом мире, во вселенной.

— Всё-таки показать? — спрашиваю у юриста игриво, а он фыркает весело:

— Диана! — торопливо разворачивается и машина погружается в тишину.

Объявляют посадку и у выхода тут же выстраивается огромная очередь из загорелых туристов. Смотрю на свои бледные, не тронутые жарким турецким солнцем руки и тихо вздыхаю. Как давно я не была в отпуске…

Когда основная толпа загружается и в очереди остаётся от силы десять человек, из бизнес-зала выпалывает Соболев, но идёт не на посадку, а к нам.

— Аркадий Петрович — домой. Диана — придётся задержаться. Пошли.

Разворачивается и идёт в сторону выхода, а Пименов кривится:

— А Вас, Штирлиц… удачи, Диана.

— Спасибо… — отвечаю уныло и тяжело поднимаюсь, спеша догнать босса.

Я полагала, что выйти будет не так-то просто, но нас встречали.

— Господин Соболев? — осведомился незнакомый турок на довольно приличном русском. — Прошу за мной.

И повёл нас какими-то закоулками мимо всех контролей. Улица, духота, такси, гостиница. Объяснениями меня не удостоили, я с вопросами не лезла и молча ждала свой ключ от номера чуть поодаль, как вдруг услышала громкое:

— Леди Ди!

Моё институтское прозвище.

Заулыбалась, ища взглядом Лёву, весельчака и балагура, нашла, скинула туфли, и под недоуменными взглядами постояльцев побежала к нему в подготовленные заблаговременно объятия. Вот так надо встречаться после долгой разлуки! Вот так!

Лёва закружил меня, смеясь, но довольно быстро отпустил, потому что рядом топталась Лилия, подобравшая мои туфли, и возмущённо причитала:

— Лев! Имей совесть! Ты не один! Я вообще её первая увидела!

Ли и Ди. Мы были неразлучны в студенческие годы, но, как это бывает, сразу по окончанию вуза наши пути разошлись. Хотя, правдивее будет сказать, Лилю просто унесло в сторону ветрами в её не обременённой условностями и тяготами жизни голове.

Обнялись, расцеловались, Лёва вновь притянул к себе, обнимая до характерного хруста в позвонках и говоря с чувством:

— Как же я рад! Ди! Этот день просто на мог быть лучше!

«Вполне себе мог» — отвечаю мысленно, видя, как Тимур направляется к нам.

— Я сейчас, — говорю торопливо, но они оба стоят к нему спиной и отвечают возмущённо:

— Ну уж нет!

— Ты так просто не отделаешься!

— Да я на минуту… — пытаюсь вырваться, но хватка у Льва железная.

— Это вряд ли, — говорит Тимур за их спинами, — заселяемся и выезжаем.

Лиля оборачивается на голос, тут же разворачивается к нему спиной и открывает рот, округляя глаза.

— Кто этот красавчик?! — восклицает без задней мысли. — Вышла замуж и даже на свадьбу не позвала?!

— Это мой босс, — отвечаю траурным голосом, не глядя на Тимура, — я в командировке.

— Упс, — кривится Лиля, оборачивается и окидывает его взглядом с головы до ног. — Я бы с таким не смогла работать.

— Номер телефона тот же, — быстро говорит Лев, слегка наклонившись к моему уху. Хватает Лилю за руку и оттаскивает в сторону.

— Нестись в объятия к очередному мужику у тебя нога не болит, — говорит Тимур с усмешкой и протягивает мне ключ-карту от номера. Вот зараза! И ведь не поспоришь, я о ней даже не вспомнила. — В холле через пятнадцать минут.

«А блондиночка ничего… — отмечаю мысленно, — и, судя по всему, совершено свободна и готова к приключениям. Надо взять на заметку».

Шахов позвонил, когда началась посадка. Мой юрист, как выяснилось, задержан за драку в аэропорту и до сих пор находится там. А мне вот как раз для полного счастья не хватало именно международного скандала! Теперь нужно заплатить приличный барыш и подписать тонну бумаг, но Шахов пообещал, что поможет договориться с местными. Ловко я стал его должником, ничего не скажешь… ну и, разумеется, пришлось взять переводчицу. Не хватало ещё сидеть там, как дебил, не понимая ни слова. Плюс, Шахов перед ней расстарается, а может и примет в счёт долга.

От собственных мыслей внутри зашевелилось чувство, смутно напоминающее стыд. Очень, очень смутно, но сам факт наличия скорее удивил, чем заставил всерьёз задуматься. Не о том сейчас голова болит…

На этот раз в такси рядом с ней я не сяду даже под дулом пистолета. Всю дорогу пытаться не смотреть на её голые коленки — то ещё удовольствие. Но для начала — еда! Час роли уже не сыграет.

Ресторан я выбрал заблаговременно и через пятнадцать минут мы были на месте. Каждую минуту ожидаю вопросов, но она молчит, как гордый партизан и просто следует за мной, как тень. Моя левая рука. Лучше б ты правой поработала как следует…

— Голодная? — всё-таки спрашиваю, открыв перед ней дверь. Даже у моего внутреннего гандона есть лимит.

— Да, — отвечает просто. Не жеманничает и не выделывается, премного благодарен.

Я делаю заказ на английском, она — на турецком, от чего официант расплывается в такой улыбке, что хочется зажмуриться. У них тут что, скидки на отбеливание зубов? Хотя, хер знает, что она там ему говорила. Как вообще на этом языке можно общаться?

— Переведи фразу, — говорю, когда официант отходит. Она отрывается от созерцания белой скатерти без узоров и смотрит выжидающе, а я пытаюсь повторить так, чтобы не выглядеть идиотом: — О кадыны аламаяджаксын.

— А контекст? — спрашивает, пытаясь остаться невозмутимой, но едва сдерживает улыбку. Её потуги очевидны, а глаза сияют особенным озорным блеском. Она оживает, как будто кто-то включил внутри неё не лампочку даже, а новогоднюю гирлянду.

— Не важно, — отвечаю, не в силах оторвать от неё взгляда.

— Без контекста совершенно не ясно, — отвечает, кокетливо ведя одним плечиком и опуская взгляд на скатерть, тут же начав рисовать пальцем узоры.

Я бы мог подумать, что перековеркал на столько, что фраза перестала быть фразой и превратилась в набор звуков, но она намертво засела в голове и в произношении я был абсолютно уверен. И сказана она была без контекста. И, судя по её игривому настроению, он всё-таки послал меня. Что ж, тогда в расчёте.

За весь обед она поднимала взгляд лишь дважды — коротко поблагодарить официанта. Была задумчива и иногда слабо улыбалась, а я внаглую таращил глаза за неимением других более интересных занятий. Вообще, неплохо было бы, скажем, проверить рабочую почту, но эти турецкие каникулы вышвырнули из реальной жизни, как шелудивого пса с богатой парадной. Надо побыстрее улаживать с юристом и вылетать.

Быстро доедаю и подзываю официанта, попросив счёт, а в его ответном взгляде совершенно отчётливо читаю презрение.

— То, что не успели принести, положить с собой? — спрашивает на ломаном английском, от которого вянут уши и я морщусь в ответ.

Переводчица что-то лопочет на местном, он кивает в такт её словам, отвечает и уходит, а я понимаю, что она, в отличии от меня, поесть не успела, и морщусь вторично. Пока размышляю, как реабилитироваться, официант приносит счёт, а она поднимается, берёт свою сумочку и выходит. Лучше бы снова отвесила пощёчину.

Впрочем, примерно это и сделала, но более виртуозно. Выхожу, а она покупает в уличном ларьке какую-то местную дрянь и начинает с аппетитом её уплетать, капая соусом на раскалённый асфальт и набивая в рот столько, что с трудом может прожевать. А я опять стою и пялюсь, как заворожённый.

— Спасибо, что подождали, — говорит без тени иронии, наспех вытирая рот салфеткой.

Отмираю и вызываю такси, чувствуя, как горит левая щека, а недавняя фантазия терпит принципиальные изменения. Сажаю её к себе на колени и кормлю сам.

Через час мы снова в аэропорту. Тошнит уже от этой толкотни, оров и разевающих рты туристов. Набираю Шахова и он тут же выходит из здания, держа в руке телефон, жестом приглашая пройти, как будто аэропорт лично его.

«Прогуляйтесь по моему саду/пляжу/аэропорту» — кривлюсь мысленно и пропускаю вперёд Диану.