Селянин - Altupi
— Да, жду.
— Целую.
Кирилл поднажал. Спидометр выдавал сто тридцать, а хотелось разогнать колымагу до ста восьмидесяти хотя бы, чтобы быстрей очутиться рядом с нуждающимся в поддержке любимым. Егор вроде успокоился, но у него ещё долго будет отходняк — вон он, даже позвонил, не выдержал до личной встречи, ему надо было поделиться, выговориться. А значит… значит, Егор тоже думает о нём, считает близким человеком. Человеком, с которым хочется разделить радость. Теперь сердце Кирилла защемило от счастья взаимной любви — невероятно упоительное чувство, от него за спиной вырастали крылья. Тридцать километров… Уже двадцать пять…
До областной больницы он доехал через сорок минут: задержали пробки и медленно сменяющие цвета светофоры. Бросил машину на широкой полупустой парковке, побежал на территорию к корпусам. На лавочках под акациями и кустами сирени сидели пациенты и посетители, в верхушках желтеющих от засухи деревьев каркало вороньё, у одного из подъездов стояла «скорая» на базе микроавтобуса «Рено». Мама Галя лежала в восьмом корпусе — трёхэтажном, старой постройки. Его недавно отремонтировали, однако работали гастарбайтеры-азиаты, и штукатурка местами стала отслаиваться, сыпалась.
— Кирилл!
Калякин повернул голову, ища, откуда звучит голос Егора. Засмотревшись на подпорченный фасад корпуса, он, оказывается, не заметил, как проскочил мимо своего парня. Рахманов сидел на лавочке. Вернее, уже встал, побежал за ним. На нём были серые брюки со стрелками, белая рубаха и галстук в косую полоску. В галстуке Кирилл узнал свой собственный предмет гардероба, удивился. Причём не мог определиться, чему удивляется — своему галстуку на чужой шее или сексуальности Егора в этом блядском галстуке. Никогда не видел его в столь строгом, официальном и элегантном прикиде.
— Привет, — сказал, подойдя, Егор.
— Классно выглядишь! — не сдержался Кирилл, не зная, куда деть руки, которые по привычке норовили обнять селянина. — Прям супер.
— Извини, — смутился Егор, — у тебя пришлось позаимствовать. Можно?
— Ты про галстук? Какие вопросы?! Я его всего один раз-то и надевал, наверно. А может, и никогда.
— Вообще-то, я про всё, включая туфли, — замялся Егор. Кирилл оглядел его внимательнее.
— Это моё? Странно. Что-то я не помню у себя таких шмоток… Хотя, не мой стиль, я мог их просто в дальний шкаф засунуть… А ты куда вырядился?
Они стояли на асфальтированной дорожке в тени рябины. Рядом на клумбе цвели крупные розовые ромашки. Вокруг ходили люди, раздражали мельканием туда-сюда.
Егор прикусил губу.
— Мне в департамент здравоохранения надо. Бумаги подписать. И, сказали, с тремя клиниками ещё со вчерашнего утра переписка ведётся, возможно, результат уже к вечеру узнаем, когда нам ехать. Две в Германии, одна в Израиле… Извини, что тебя не предупредил. Я точно не знал, к скольким мне назначат… если будет зачем туда идти, конечно. А потом ты уже ехал.
— Долго там проторчишь? — Кирилл расстроился: отдых голыми в постели обламывался. И, кажется, голос, да и морда, выдали его эмоции.
— Извини.
— Нет, ничего, — Калякин шмыгнул носом, — всё нормально. Главное, что лечение состоится, а мы… мы ещё… — Дальше он говорить не мог, отвернулся, выдавая себя ещё больше. Хуже было то, в людном месте он до сих пор не дотронулся до Егора, не поцеловал, не прижал к изнывающему паху, он же так мечтал об этом!
— Извини, Кир. — Егор положил ладонь ему на плечо. Интонация говорила, как он сильно сожалеет. Его жест, тепло его кожи всё прощали и давали сил смириться с обстоятельствами.
Кирилл сглотнул комок горечи, накрыл его ладонь своей, незаметно её пожимая, и повернулся — снимая его руку, но не отпуская. Пальцы сами стремились переплестись, но, блять! — даже по этому невинному действию их заклеймят пидорасами. Хотя, кому какое дело?! Кирилл отпустил свои желания на волю, и пальцы тут же переплелись. Егор крепче сжал их.
— Ничего, — улыбнувшись через силу, сказал Кирилл, — не извиняйся. У нас вся жизнь впереди, что ей один день?
— Я люблю тебя, — вместо ответа прошептал Егор. Его необыкновенные чёрные глаза смотрели с нежностью, затягивали в свой омут, из которого не хотелось выбираться.
— И я люблю тебя, — одними губами повторил Кирилл и обнял его, по-братски. — Поздравляю. Рад за вас. Собирался ещё маму Галю поздравить, но… — Он нехотя выпустил Егора.
— Но мне пора уходить. Довезёшь?
— Конечно!
Они оба развернулись и направились к выходу с территории больницы — воротам в нижней части металлическим, в верхней сваренным из прутьев с заостренными пиками на конце. На кирпичном заборе, к которому крепились ворота, местами облетела побелка, обнажив кладку. Унылое это было место, пропитанное болезнью и горем. О радости выздоровления, продолжении жизни спокойно думалось только за его стенами.
— Как мама? — спросил Кирилл, когда они вышли на солнечную парковку и двинулись к машине. Разномастные корпуса, проглядывающие сквозь листву старых деревьев, будто остались в кошмарном параллельном мире.
— Нормально.
— Готова повидать заграницу?
— Боится. — Егор, как обычно, был краток. Кирилл уже привык такому общению, к тому же молчун сегодня и так много всего наговорил, так что сетовать было не на что. Они подошли к машине с разных сторон, Калякин разблокировал двери.
— Поехали. Адрес помнишь?
— Да. Это в областной администрации.
— А, точно, — чувствуя неловкость, кивнул Кирилл и вперился в Егора взглядом. Тот сделал вид, что не заметил и сел в машину. Ну да, администрация большая, вероятность встречи с отцом крайне мала. Кирилл выбросил эти мысли из головы и уместился за рулём.
С парковки выехали в молчании. Егор разглядывал город — не очень зелёный, немного пыльный, средне красивый и вряд ли уютный. Обычный город.
— Через два дня выписывают, — обронил Рахманов.
— Первого сентября? — подсчитал Кирилл. Блять, через два дня уже первое сентября!
— Да.
Калякин приуныл.
— Егор… Мне… Мне первого сентября в институт надо переться.
— Я помню, — примирительно улыбнулся Егор.
— Я не смогу тебе помочь с отъездом… наверное. Если только после обеда. Во сколько выписка?
— Не знаю. Не беспокойся, я сам справлюсь. Ты мне уже сильно помог.
— Чем хоть? — хмыкнул Кирилл, свернул в левый ряд к светофору.
— Всем, — сказал Егор и замолчал, будто тяжело было развивать тему. Но, когда сигнал сменился на зелёный, и транспортный поток двинулся, расшифровал, отвернувшись к боковому окну. — Ты сделал всё за меня. Если бы не ты, я бы так и сидел в деревне, страдал над своей проблемой. — Он протяжно выдохнул, мотнул головой. — Я только и умею, что страдать и быть гордым. Если бы не ты…
— Брось, Егор! — перебил Калякин. Он почувствовал себя не в своей тарелке от охватившей любимого парня рефлексии. — Я ничего не сделал! Ну абсолютно! Это ты
