Искра - Алеата Ромиг
К тому времени, как он закончил говорить, моя кровь остыла, пока не осела у моих ног. Я редко чувствовал головокружение, но сейчас это было так. Я мог перерезать человеку горло и смотреть, как он истекает кровью. Тут было по-другому. Я потянулся к стулу.
– Ты хочешь, чтобы я купил билет на турнир в «Регале»? Сейчас? И сыграл сегодня?
– Черт возьми, да, – ответил Спарроу. – Хиллман получил семьдесят пять. Позвони или, еще лучше, нанеси визит. Клуб ни за что не откажет в просьбе «Спарроу». Нет, если они хотят остаться в бизнесе. Хиллман уже некоторое время молчит, но, черт возьми, я бы предположил, что его выкуп был оплачен грязными деньгами МакФаддена. Этот гребаный старикан может гнить в тюрьме до конца своей жизни, но он не собирается отступать и позволять мне править. Его ненависть слишком сильна. Он хочет отомстить. И это может затронуть Аранию. Мы этого не допустим. Этому нужно положить конец.
Арания была его женой. Женой.
– Они поставили Хиллмана в конце сегодняшней игры, под тридцатым номером, – сказал я.
Спарроу кивнул.
– Семьдесят пять тысяч принесли ему нижнюю позицию. Узнай, что даст сотня и двадцатипятипроцентное снижение налогов на этот турнир.
Мои глаза широко раскрылись. Это сумасшедшая сумма денег.
– И ты ожидаешь, что я останусь на этом турнире и доживу до завтра?
Ухмылка, расползающаяся по лицу Спарроу, достигла его глаз.
– Нет, я этого не ожидаю.
Я выдохнул.
– Я ожидаю, что ты выиграешь это гребаное дело.
Глава 11
Мэдлин
Стараясь, чтобы моя рука не дрожала, я потянулась к телефону Митчелла. Один вдох и один выдох. Я закрыла глаза, представляя лицо человека на другом конце провода. Изображение не было утешительным. Андрос был лидером Ивановской братвы не просто так. Он был почти на десять лет старше меня, высокий и широкоплечий, с командным голосом, который мог запугать самых крутых приспешников. А еще у него был взгляд, от которого по спине могли пробежать мурашки. Холодный, мертвый взгляд, как у акулы. Андрос чуял добычу так же, как акула чует кровь. Это была сверхъестественная способность, которая, без сомнения, помогала ему в его положении.
Я покорно стояла рядом, когда он отдавал приказы о чудовищных преступлениях против мужчин и женщин, зная, что он получает извращенное удовольствие от осознания их страданий. Я была его освобождением от удовольствия и гнева. Я наблюдала, как он радовался победам и приходил в ярость из-за поражений. Независимо от обстоятельств, ничто не оживляло его темные глаза.
Сделав последний глубокий вдох, я подношу телефон к уху.
– Привет, Андрос.
На мгновение я подумала, что, возможно, слишком долго ждала, чтобы заговорить, и что линия оборвалась.
Только на мгновенье.
– Моя дорогая, я беспокоился.
Для неподготовленного уха главарь детройтского подполья может показаться джентльменом или даже жизнерадостным. Тот же самый человек мог неправильно истолковать тембр его баритона, похожего на жидкий шелк, как искренность, а его слова – как заботу.
Я не была неподготовленной.
Годы рабства преподали мне суровые уроки.
Андрос Иванов не был джентльменом, обходительным, искренним или заботливым.
Да, он мог подражать этим качествам.
Если бы я была человеком из его братвы, который игнорировал его звонки – я надеялась, что он не знал о получении фишек, – мое приветствие, без сомнения, было бы более жестким. Если бы мы были вместе в одной комнате, я была совершенно уверена, что было бы так же.
Я произнесла небольшую молитву за то, что ни одно из этих обстоятельств не изменилось.
– Прости, – сказала я, – я не хотела тебя беспокоить. Надеюсь, ты это знаешь. Это было не намеренно.
– Надеюсь. Такой интересный выбор слова – надеяться значит чувствовать ожидание. Видишь ли, моя дорогая, это было то, что я испытал прошлой ночью, когда услышал от Митчелла, что ты благополучно вернулась в свою комнату, возместила большую часть моих потерь и обеспечила себе место за сегодняшними столами. У меня была надежда. Я надеялся обсудить это с тобой лично.
– Так и произошло. И когда я вернулась в комнату, то была более измотана, чем предполагала. На турнире сигнал был выключен, и я забыла его включить. Я не игнорировала твои звонки. Я крепко заснула.
– Сколько их? – спросил он.
– Сколько... чего?
– Скажи мне, сколько раз я звонил и сколько раз ты не отвечала.
Я покрутила головой, когда глаза снова осмотрели комнату. Может, если бы я раздвинула шторы, то смогла бы лучше разглядеть комнату и найти сумочку, но, если я раздвину шторы... Мой взгляд переместился на Митчелла. Знал ли он ответ на вопрос Андроса?
Это не имело значения. Митчелл здесь не для того, чтобы быть моим спасителем.
– В этом-то и проблема, Андрос, – ответила я. – Из-за всего, что произошло прошлой ночью, сегодня утром у меня возникли проблемы с поиском телефона. Как только его найду, то обещаю, что подключу его. Я не уйду отсюда, пока он полностью не зарядится. Митчелл может это подтвердить.
– Запомни номер. Это будет иметь большое значение в будущем.
Как камень, упавший у меня в животе, мой опыт подсказывал мне, что каким бы ни был его план, он не будет хорошим. Моя надежда ложилась только на победу. Деньги были самым большим развлечением Андроса.
– Митчелл рассказал мне о выкупе, – сказал он. – В высшей степени необычно.
– Да, – согласилась я, благодарная, что он перешел к другой теме. – Я никогда не слышала, чтобы такое происходило до сих пор. Имя этого человека... – Я не могла вспомнить. – ...не помню.
Мои мысли были заняты двумя вещами: обеспечением своего места и Патриком.
– Мне жаль.
– Хиллман. Антонио Хиллман.
– Да.
– Что еще ты мне не сказала?
Мои глаза на мгновение закрылись. Было много такого, чего я ему не сказала, не хотела говорить. Встреча с Патриком была моим секретом, так же, как и то, что я была замужем за ним. После турнира мы с Митчеллом вернемся в Детройт, и жизнь возобновится. Это воссоединение с Патриком не изменит и не может изменить этого. Не было никакой необходимости превращать это во что-то большее, чем оно было. И если я упомяну о его визите ночью, то открою себя для допроса о сумочке.
– Мэдлин, дорогая. Ты действительно веришь,
