Люби меня навсегда - Саша Шу
– Элис, детка, мне тоже было хорошо с тобой, – таким мягким и проникновенным голосом вдруг отвечает ей Ромео, что я от удивления чуть не встаю на ноги, и с благодарностью думаю о том, что дверцы заперты, и я не могу вывалиться из шкафа на пол.
– Мне так тебя не хватает, – чуть ли не рыдает уже эта великовозрастная девица, а Рома, утешает её, приговаривая:
– Я знаю, детка, знаю. Я тоже безумно по тебе скучаю. Но ты же понимаешь, что нам нельзя быть вместе… Ты не можешь здесь оставаться, давай ты сейчас уйдёшь, а вечером мы с тобой встретимся в нашем месте.
Мне со своего наблюдательного поста так и хочется крикнуть: «Браво, Ромашка! Давай, спроваживай её поскорее!», и я уже жду не дождусь, когда же, наконец-то, эта влюблённая Джульетта свалит, и меня выпустят из моей деревянной темницы, как вдруг у меня тренькает телефон в кармане, и я, мгновенно похолодев от страха и покрывшись испариной, трясущимися руками успеваю вытащить его и нажать на кнопку mute. Но чуткое ухо женщины уже уловило непривычный звук, и она спрашивает с тревогой:
– Что это было, Ромео? – на что он, к моему восхищению, даже не опускается до объяснений и каких-то жалких оправданий, а, проигнорировав её вопрос, говорит:
– Ты чудесно пахнешь сегодня, Элис. Что это? Корица, цедра горького апельсина и розмарин… И ещё этот запах… Твой запах… – и теперь я точно знаю, что он это говорит всем своим женщинам!
И не давая ей опомниться, он ведёт её за собой к массивной деревянной кровати, возвышающейся здесь как ложе какого-то средневекового рыцаря в замке.
Он что, собирается заниматься с ней сексом, или любовью – что там у них, прямо у меня на глазах? Хотя ему точно не привыкать, с его-то выступлениями на сцене с микрофоном наперевес… Но я не думаю, что эта нарядная Элис подозревает о том, что у них сегодня есть зрители, точнее, одна зрительница в шкафу. Прямо настоящее парижское пип-шоу, – решаю я про себя, прильнув глазом ещё ближе к замочной скважине.
Тем временем Рома садится на край широкой кровати под балдахином, какие я видела в Юсуповском дворце в Питере, и откидывается немного назад, разглядывая свою ненаглядную Алису, которая стоит и мнётся перед ним, как девственница в первую брачную ночь перед своим бароном.
– Ты такая красивая сегодня, – тихо произносит он своим медовым тягучим баритоном, и даже я, сидя в своём шкафу, чувствую, как у меня по загривку бегут мелкие мурашки от тембра его голоса. Представляю, как это действует сейчас на разомлевшую от желания и любви Элис, прибежавшую к мальчишке, которому, возможно, она годится в матери. Наплевав на все запреты и условности. И совсем не похоже, что она накачана какими-то веществами, как я вчера…
– Сними своё платье, – продолжает Рома-Ромео, и мне кажется, что он сейчас смотрит сквозь дверцы шкафа прямо на меня! И его любовница послушно развязывает шёлковые шнурки, и мягкая ткань бесшумно скользит по её безупречному гладкому телу, вылизанному и выглаженному в дорогущих спа-центрах.
Я прекрасно знаю цену этим идеальным телам на примере моей матери: половинка грейпфрута в день и белковый омлет на ужин, и бесконечные тренировки со своим личным тренером с утра до ночи. Лишь для того, чтобы от неё не ушёл её богатый муж, который даже не замечает её. И вспоминает о ней, только когда надо посетить очередную деловую презентацию или светский раут: просто достаёт её, как выходной костюм, чтобы после вечеринки повесить её обратно на вешалке в шкаф.
– О моя сладкая Элис, – продолжает бормотать свои заклинания профессионального искусителя Рома, пока та стоит перед ним, покачиваясь на своих шпильках, в кружевном чёрном корсете. – Я хочу увидеть твою грудь, – говорит он, и женщина расстёгивает сзади крючки, поддерживающие чашечки лифа, и ткань сползает до талии. – Они прекрасны, – шепчет он, откинувшись на руки назад, чтобы лучше разглядеть её, – а теперь сожми, – и Алиса послушно берёт свои аккуратные натянутые резиновыми полусферами грудки в ладони и начинает мягко поглаживать её, а Роман подбадривает её: – О да, так, детка, поласкай своих малышек!
Сидя в своём пропахшем розмарином и лавандой пыльном плену я размышляю, специально он устраивает для меня этот спектакль, или всё-таки честно отрабатывает свою поездку на Крит? Словно прочитав мои мысли, Роман решает, видимо, разнообразить спектакль, и тихо и глухо приказывает:
– Повернись ко мне попкой, Элис, я хочу рассмотреть тебя со всех сторон, – и та, как послушная кобылка, поворачивается к нему своим крупом, и теперь я могу прекрасно разглядеть её розовые соски, которые она бережно сжимает пальцами с алыми стрелами ногтей, её затуманенный взгляд, и полуоткрытые створки пухлых накачанных губ, сквозь которые вырываются неподдельные стоны наслаждения.
– О мой мальчик, я так хочу тебя, – шепчет её коралловый ротик, пока руки продолжают тискать дорогую идеальную грудь.
Вон она одной рукой начинает скользить вниз, просовывая пальцы сквозь кружевной край своего сползшего в низ живота корсета, но жёсткий окрик сзади останавливает её:
– Хорошие девочки не трогают себя там! Ты же хорошая девочка, Элис? – и та лишь шепчет в ответ:
– О да, Элис хорошая девочка, – и бессильно опускает свою руку, и я слышу, как дрожат её слова в звенящей тишине полутёмной комнаты.
– На пол! – приказывает Роман, и женщина послушно встаёт на четвереньки, пока он не встаёт на колени сзади неё и не запускает в неё свой палец. – Вот так, – шепчет он, – медленно двигая им внутри неё, – хорошая мягкая девочка, ты вся течёшь детка, – и я вижу со своего наблюдательного пункта, как Элис плачет, умоляя:
– Пожалуйста, войди в меня! Я так хочу его!
– Всему своё время, детка, – глухо отвечает он, словно какой-то хирург вставляя ей в анус большой палец, и ввинчивая в истекающую соком Элис свою руку. – О да, так, – приговаривает он, пока женщина корчится и бьётся в наслаждении под его виртуозными пальцами. А Роман с серьёзным видом настройщика фортепиано продолжает играть на ней, как на причудливом музыкальном инструменте.
– Я больше не могу ждать, – захлебывается в своих рыданиях Элис, изгибаясь как кошка в его сильных и умелых руках, а Роман невозмутимо продолжает свою
