Ожившая надежда - Федор Егорович Конев
- Значит, все в журнале? - зачем-то повторила она.
- Все при нем. С ума сойти! Как-то увидел на даче подшивки. Накопилось за годы. И знаешь, что подумал? Уже хватает на погребальный костер.
- Что за юмор!
- Черный, по-твоему? Да нет же! Небольшая сенсация - «главный редактор журнала «Кадр» кремирован в пламени изданных им журналов». А что? Оригинально.
- Тебе всегда хотелось быть оригинальным.
- Не всегда, но когда-то была такая слабость.
Дотронувшись до локтя Арсения Фомича, призывая тем следовать за ней, Ванеева свернула с асфальтовой аллеи на узкую дорожку между оградками. Это была часть кладбища с давними захоронениями. У одной из оградок она остановилась. Арсений Фомич не без труда разобрал надпись на мраморной плите и удивленно поглядел на нее.
- Совсем же рано! - удивился Арсений Фомич. - Сорока не было!
- Не было.
- По болезни?
Анна не ответила, пошла по узкому проходу между оградок и вышла к внешней бетонной стене кладбища. Чуть левее оказалась калитка, в которую вслед за Ванеевой прошел Корнеев. Они оказались на краю широкого пустыря с редкими деревьями. Приглядевшись, Арсений Фомич понял, что пустырем нельзя было назвать это поле, потому что во всем был виден уход - вдоль плиточных дорожек стояли мусорные урны и скамейки, траву недавно аккуратно постригли, вокруг яблоневых дичков ровными кругами темнела взрыхленная земля. Должно быть, поле держали для будущего расширения кладбища.
- Он повесился, - только теперь ответила Ванеева на вопрос.
- Почему? Такой же робкий был, помню!
- Робкий…
- Почему фамилию мужа не взяла?
- Не взяла вот…
Они шли в сторону остановки автобуса, там толпился народ. Арсений Фомич сбавил шаг.
- Могла позже устроить судьбу.
Невесело улыбнувшись, она облегченно вздохнула, словно освободившись от какой-то тяжести, видимо, ей непросто давалась память о Викторе.
- Устроить судьбу, - повторила Ванеева слова Арсения Фомича и посмотрела на облака. - Может, и пыталась. Как не пытаться, баба ж все-таки! Да не получилось. Значит, такая уж уродилась, бесталанная. У тебя-то как? Дети есть?
- Нет у меня детей, - сказал он бесцветным голосом, но отчего-то Ванеева почуяла за этими словами застарелую, глубинную боль, и словно холодком повеяло от идущего рядом человека.
Почему так показалось, объяснить не сумела бы, но не сомневалась, что за этими простыми словами скрывалось что-то нехорошее, чем Арсений Фомич ни за что не поделится. И она не стала спрашивать, но не столько из приличия, сколь от внезапно возникшего страха. И природу этого страха Ванеева определить не могла, но он не только возник на какое-то короткое время, а запомнился и потом долго занимал ее мысли.
Они подходили к остановке, и продолжать разговор не было смысла, да и пришел он к такому тупику, когда нужно завершить его или менять тему. Ванеева это уловила наитием, потому стала прощаться.
- Где тебя найти можно? - деловито спросил Арсений Фомич.
- У тебя есть визитка? - спросила она.
Он тут же привычно извлек и протянул ей твердый квадратик тонкого картона. Она взяла и, не поглядев, спрятала в кармане кофты.
- Я позвоню, - Анна Ванеева открыто посмотрела ему в глаза.
Должно быть, захотела оставить за собой право решать, стоит им еще встретиться или куда разумней не ворошить прошлое.
Автобус не сразу подошел, Ванеевой затянувшееся молчание, видимо, показалось неловким, она несколько раз глянула на него и сказала:
- Это хорошо, что все там же работаешь.
- Чем же хорошо?
- Как-никак, а ниша.
Арсению Фомичу не по себе стало от этого короткого словечка «ниша», прямо передернуло всего, словно его пристыдили. Но Анна, судя по ее серьезному лицу, никакой двусмысленности не держала в уме, просто порадовалась, что человек сумел устроиться в этой нынешней бестолковой жизни. Да и была ли она когда-либо толковой?
Вспоминая, прокручивая перед мысленным взором нынешнюю непредвиденную встречу с Корнеевым, Анна выбралась из переполненного автобуса на пустой остановке и невольно проводила взглядом машину, которая тяжело пошла на подъем, припадая задом на одно колесо, как такса на побитую ногу. Потом пошла через заросшее бурьяном поле к невеликой деревеньке, что устроилась на вершине круглого холма, пустив огороды по скатам до подножия. Домов было не более десятка, одинаково крытых серым шифером и обшитых сайдингом. На макушке холма возвышался трехуровневый особняк с красной кровлей и башенками по углам. Богач построился, из местных.
Раньше колхоз держал тут животноводческую ферму, которую потом соседние дачники растащили по бревнышкам, а заодно вывезли гору навоза, на скребок не оставив. Теперь и частных коров не стало, люди работали в городе. С появлением поблизости кирпичного заводика, кое-кто устроился там, ездил на велосипеде проселочной дорогой. Хозяин заводика снабдил Ванееву старым велосипедом, чтобы возила обеды в двух небольших бидонах, пристроив к багажнику. Готовила дома. Хозяин заводика обещал нынешней осенью закончить пристройку, в которой уместятся столовка и кухня. Можно будет кухарить не на собственной плите, что ее не устраивало. Запахи от ежедневной готовки пропитали стены. Не хватало того умиротворяющего уюта, что был в городской квартире.
Домик Анны Ванеевой находился по ту сторону холма, если смотреть со стороны дороги. Был в деревне самым незавидным - шифер потемнел от времени, бревна в нижних венцах труха проела, сруб скособочился, крыльцо расшаталось. Внутри домик состоял из просторной кухни и двух небольших комнат, в одной располагалась спальня, а во второй стояли друг против друга телевизор и диван. Книг из когда-то богатой библиотеки осталось мало, в крутую пору нужды Анна распродала, оставив только те, без которых стало бы одиноко, невмоготу. Как ей без Пушкина, к примеру? Многие могут, а она - нет.
О встрече с Арсением она старалась не думать, потому что ни к чему вспоминать усохшую реку, из которой уже не испить воды.
Редактором журнала Арсений Фомич стал в середине семидесятых годов, с тех пор и по нынешний день сидел в одном и том же кресле в маленькой квадратной комнате на первом этаже дома еще сталинской постройки. Обработанное темным лаком кресло из какого-то прочного дерева, скорее всего - карельской березы, с высокой спинкой и закрученными под свинячий хвост подлокотниками, трижды подвергалось реставрации, но неизменно возвращалось на место. Однажды Арсений Фомич подумал, что с его исчезновением лишится должности, и примете верил. Признаться, с годами он изрядно остыл к работе,