Три секунды до - Ксения Ладунка
Он смотрит на меня с такой болью в глазах, что мне хочется плакать. Появляется нестерпимое желание оправдываться.
– Я понимаю, что так нельзя, знаю, что зарываю себя на дно, я все это понимаю, но не хочу больше жить в постоянном отчаянии…
Том упирается локтями в колени и трет рукой лоб. Говорит:
– Я прекрасно знаю, как хорошо там и как плохо здесь.
– Ну и почему тогда я должна выбирать эту реальность, то место, где я страдаю?! – возмущаюсь я. – Где всем на меня плевать и я совсем одна?!
– Тише, милая, тише! – Том придвигается вплотную ко мне и прижимает к груди. Говорит: – Мне на тебя не плевать, слышишь? Мне не плевать.
Я всхлипываю. Его слова так трогают, что я ничего не могу сказать.
Том прижимает меня к себе, нежно гладит по голове. Почти шепчет:
– Малышка… мне очень жаль.
В горле и голове отдается жуткая боль. Я изо всех сил справляюсь с желанием заплакать. Когда слезы немного отступают, отстраняюсь и смотрю на него. Спрашиваю:
– Ты когда-нибудь хотел умереть?
– Да, много раз. Однажды я чуть не сделал это.
– Не сделал что?
– Не наложил на себя руки.
Я качаю головой. Опускаюсь обратно ему на грудь и говорю:
– Можешь рассказать?
– Ты знаешь, что мой отец умер от рака? – Он заглядывает мне в лицо и гладит по плечу.
– Конечно.
Том смотрит куда-то вперед.
– Он умирал на протяжении очень долгих месяцев, и у него были адские боли… В какой-то момент уже ничего не помогало, никакие опиаты, наркотики, и он кричал, бился в агонии.
Том тяжело вздыхает. Потом продолжает:
– Знаешь, днем, ночью я до сих пор боюсь – если кто-то закричит так же, ноги подкашиваются… И весь этот хаос в доме, приближение смерти доводили до нервных срывов. Мне тогда было всего пятнадцать, а такое сведет с ума любого. Один раз у меня случилась такая истерика, что я хотел уйти из дома любым способом. Мы тогда жили в доме на седьмом этаже, и я решил, что выйду в окно, и если не сдохну, то меня хотя бы заберут в больницу.
Том останавливается, отпускает меня и берет со стола бутылку с водой. Он кладет руку на крышку, но не открывает.
– И я уже вышел на балкон, но пришел врач, в очередной раз. Никого кроме меня и отца не было, так что пришлось пойти и открыть дверь… Я потом чувствовал ужасную вину за то, что хотел сделать, за то, что не подумал о маме и сестре. Но я был настолько разбит, что мне было на все и всех плевать, я просто хотел больше этого не видеть и наконец-то сдохнуть.
Том заканчивает и смотрит на меня. Я цепенею. Даже представить себе не могу, как тяжело ему было.
– Том, какой ужас…
– Все нормально. Прошло уже много лет. Я просто хотел сказать, знаешь, после этого я еще много раз думал о смерти… когда Марта грозилась лишить меня родительских прав, если я не поеду лечиться, когда она ушла… когда группа чуть не развалилась. Но я всегда вспоминал тот момент, и это меня отрезвляло.
Я молчу и смотрю на него.
– Я имею в виду, Бельчонок, это чувство ты пронесешь с собой сквозь года. Но оно не должно тобой управлять.
Я киваю.
– С этим нужно научиться справляться, – добавляет он. – Не знаю, как по-другому.
Мне нечего ответить. Если честно, то, что он говорит, звучит просто кошмарно.
– Ладно, хватит об этом… – переводит тему Том. – Марк уже заселился. Бен и Джефф скоро приедут. Сегодня должен быть хороший день.
* * *
«Нитл Граспер» – очень шумные ребята. Если они заходят куда-то, то заполняют собой каждый угол. Все пространство – это они. Никто в помещении не остается в стороне, все до единого оказываются затянуты в их вечеринку, во главе которой всегда эти четверо. «Нитл Граспер» ведут себя вызывающе и порой совсем сходят с ума, но этим очаровывают. Удивительное умение быть милыми и при этом творить все что вздумается, всегда меня восхищало.
Вот и сейчас: Бен стоит в окне своего номера и что-то кричит охраннику внизу. Тот лишь смеется в ответ. Все, кто здесь находится, знают: нельзя взять и прыгнуть с четвертого этажа в бассейн в дорогущем пятизвездочном отеле. Нельзя, но только если ты не из «Нитл Граспер». Если ты из «Нитл Граспер» – тебе можно все.
Бен кричит парню, который снимает его:
– Убери свой долбаный телефон! Я тебе его в задницу засуну, как только окажусь на земле!
Рядом с ним мелькает черноволосая растрепанная голова. Это Том, где-то там, в глубине номера; он наверняка смеется до боли в животе. Бен отталкивается от оконной рамы и летит прямо в воду.
Когда брызги из бассейна ложатся на землю, я думаю – зачем бассейн вообще нужен в Амстердаме? Тут же пасмурно. Рядом с ним стоит табличка «Не купаться!». Я ухмыляюсь. Люди по примеру Бена начинают прыгать за ним, поднимаются крики и шум. Том выглядывает из окна, смотрит вниз, улыбается, в руке держит стакан с каким-то пойлом. Он не прыгнет, я знаю. Так и происходит. Том оглядывает двор и исчезает в недрах комнаты. Наверняка сейчас он спустится к нам по лестнице.
По правде говоря, я первый раз тусуюсь с «Нитл Граспер» без отца. Чувствую пьянящую вседозволенность, но только… только мне по-прежнему плохо. Пару минут назад мы вышли из бара отеля во двор, тут-то до Бена и дошло, что окно его номера выходит на бассейн. И они с Томом побежали наверх.
Я искусала себе все губы. Мне срочно надо выпить. Я подхожу к бару и говорю:
– Один «Ред Лейбл», пожалуйста.
– Документы, – без эмоций говорит бармен, а я сокрушаюсь.
– Черт, они в номере…
Он пожимает плечами.
– Эй, парень, – слышу я голос Марка за спиной, – налей ей, давай. И мне то же самое.
Он подходит и кладет руку мне на шею. Немного встряхивает.
– Что, отходняки? – спрашивает.
– Ну, что-то вроде…
– Понимаю, – качает головой.
На Марке солнцезащитные очки и шелковая леопардовая рубашка. Первые две пуговицы расстегнуты. Со своими светлыми волосами и длиннющими ногами он выглядит как модель какого-нибудь дорогого европейского бренда. Он вообще единственный, кто сохранил «товарный» вид: Том как обычно выглядит растрепанным после первого же стакана скотча, Джефф порвал пиджак во время танцев в баре, про Бена и говорить нечего.
Бармен ставит перед нами два стакана с виски. Я сразу
