Неудачница: перезагрузка (СИ) - Медведева Анастасия "Стейша"
Меня, признаюсь, такая резкая смена слегка выбивает из колеи…
— Куда? Не знаю… Ещё не думала. Но вариантов много, — сказала, перекладывая содержимое сковороды в большую глубокую тарелку, которую Глеб тут же забрал у меня из рук и поставил на стол; затем вручил мне бокал вина и присел на барный стул.
— А чем бы ты хотела заниматься? — продолжил расспрос он.
— Не знаю… — честно отвечаю, отпивая глоток из бокала, — но вообще, я бы хотела попробовать себя в вокале.
— В вокале? — удивленно переспрашивает Бондарёв, медленно отставляя свой бокал на стол.
— Это так, развлечения ради, — чуть пожимая плечами, произношу.
Почему-то мне становится стыдно.
— Ты хочешь оставить пост личной помощницы гендиректора и начать петь… в ресторанах? — глядя на меня очень странно, спрашивает Бондарёв серьёзным голосом.
— Почему сразу в ресторанах? Существует множество групп, выступающих в клубах и на других площадках…
— Тебя взяли в одну из групп? — тут же уточняет Глеб.
— Нет, но…
— Ты знаешь, сколько будешь зарабатывать? Ты вообще знаешь, какой доход эти группы имеют с выступления? — продолжает закидывать меня вопросами Бондарёв, голос которого становится всё более недовольным.
— Я потому и говорю, что это скорее развлечение… — пытаюсь объяснить ему.
— Имея хорошую работу, приличную зарплату и свободное время, конечно, можно посвятить себя музыке… но, насколько я помню, у тебя нет музыкального образования. Как ты будешь разучивать партии? По звучанию из оригинала? Но ладно каверы известных песен… сможешь ли придумать что-то своё? Сможешь придумать слова и музыку? И я сейчас говорю не о партии гитары или ещё какого инструмента — признаюсь, плохо в этом разбираюсь, — я говорю о мелодии солиста, которая в хорошем треке отличается от музыкального сопровождения и не поддерживается звучанием ведущего инструмента.
Смотрю в его глаза, — такие серьёзные, как и всё его лицо, и напряженные, словно он пытался вбить в меня какие-то азбучные истины, — и молчу. Всё, что он сказал… всё это правильные вопросы. Правильные вопросы, на которые я не имею ответа. Моё желание сумбурно, оно не обдумано и конечно не так просто в исполнении, как кажется. Но зачем так рубить с плеча? Почему не дать воздуха этой милой наивной фантазии?.. Я же не о твёрдых намерениях говорю, а о своих желаниях.
— Не думала, что тебя так волнует моё будущее, — в итоге произношу негромко, затем отпиваю из бокала, глядя в сторону.
— Меня волнует, что невероятно высокий для твоего возраста и хорошо оплачиваемый пост в престижной компании ты готова променять на невнятную мечту петь в каком-то замшелом клубе перед полупьяной толпой, — жестко произносит Глеб.
— Почему сразу пьяной? — сухо спрашиваю, уперев взгляд в содержимое бокала.
— Потому что в клубы ходит определённый контингент — тебе ли этого не знать? — поднимая бровь, спрашивает Глеб.
Я вспоминаю наши с ним походы в известное заведение…
— Давай закончим этот разговор? — предлагаю почти мирно.
— Нет, не закончим. Я хочу понять, ради чего ты собираешься смыть свою жизнь в унитаз? — ещё жестче спрашивает Глеб, чуть наклоняясь вперёд и буквально вонзая в меня свой взгляд.
— Я не собираюсь смывать её в унитаз, — по слогам отвечаю ему, отставляя бокал на стол, — и будь добр, следи за своими словами.
— Тебе выпал редчайший в жизни шанс: заниматься тем, что тебе нравится и зарабатывать столько, сколько ты хочешь. Плевать на образование, плевать на твой статус — ты там, где немногие оказываются. Почему ты так стремишься вырваться отсюда? И куда ты стремишься? В эту нищенскую серость? Где специалисты твоей профессии хорошо, если двадцать тысяч зарабатывают? И это я говорю о тех, кому повезло? Чего ты пытаешься добиться? Свободы? Но свободы от кого? Или от чего? От денег? От жизни среди людей, знающих себе цену и работающих в поте лица на своё имя — а не на благо цивилизации?
— Мне неприятен этот разговор, — слезаю с табурета, встаю на ноги.
Духовой шкаф возвещает о готовности мяса, но мне уже плевать. Я здесь ужинать не останусь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Куда ты собралась? — Глеб тоже поднимается с места.
— Домой, — отвечаю коротко, иду к дивану, где оставила свою сумочку.
— Мила, останься. Мясо только приготовилось, — чуть спокойнее говорит Глеб.
— Твоё маниакальное желание всё контролировать никуда не делось, — резко разворачиваюсь к нему, смотрю в глаза, — я думала, ты удивишь меня, но этого не случилось.
— Мила…
— Я не хочу больше оставаться здесь и обсуждать моё безрадостное будущее. Спасибо, не за пять дней до нового года, — отрезаю и иду в прихожую.
Глеб резко останавливает меня, схватив за руку, и разворачивает к себе.
— Неужели непонятно, что я беспокоюсь о тебе? — уже не скрывая злости, спрашивает мужчина.
— Твоё беспокойство превращается в оскорбления, — смотрю ему в глаза, — Такая забота мне не нужна.
— Разве ты не понимаешь, что ведёшь себя, как дура?! — срывается Глеб.
— А ты разве не понимаешь, что не о моём будущем думаешь, а о себе? И о том, что хочешь, чтобы я осталась в компании! Возможно, я — дура, Глеб. А вот ты — эгоист. Но я уже привыкла, — вырываю свою руку из его хвата и отступаю на шаг, — спасибо за ужин. Кажется, я сыта по горло.
— Ты никуда не пойдёшь, — с угрозой произносит Бондарёв, а я едва сдерживаю себя, чтобы не засмеяться.
— Что, будешь силой останавливать? Точек влияния на меня у тебя уже нет. Так что остановит меня только грубая сила, — фыркнув, отвечаю ему.
— Не уходи, пожалуйста, — неожиданно мягко просит Бондарёв, опустив голову вниз.
Останавливаюсь — против своей воли.
Смотрю на него: челюсти плотно сомкнуты, взгляд напряжен, кулаки сжаты. Ничего нового…
— Мне сложно справляться с собой… со своими привычками. А привычка контролировать всё — одна из сильнейших, — он поднимает на меня взгляд и смотрит в глаза, — Я не хотел тебя обидеть.
— Чего тебе надо от меня? — задаю один единственный вопрос.
Тишина, последовавшая после вопроса, мне не понравилась.
— Чтобы ты со мной поужинала? — через некоторое время спрашивает Глеб, глядя на меня взглядом побитой собаки.
Бог ты мой, да что со мной не так? Почему мне его становится жалко?.. И почему стыдно за свою маленькую истерику? Ведь это нормально, расстроиться из-за его слов?.. Так почему я ощущаю, что продемонстрировала намного больше слабости, защищая свою позицию — чем Глеб, в итоге попросивший меня остаться?..
Неужели я понимаю (где-то на внутреннем уровне) насколько он прав, когда так беспощадно громит мои бестолковые фантазии?..
Глава 9. Не время и не место
Смотрю на мужчину и не понимаю, что мне делать: проглотить свои обиды и остаться на ужин? Или гордо уйти, но обдумать его слова на досуге? А если я останусь — будет ли это означать, что я согласна с манерой его поведения? Ведь я не согласна.
— Мила. Пожалуйста, — Глеб смотрит на меня с просьбой в глазах, и я теряюсь…
Почему ему так важно, чтобы я осталась?..
— Хорошо, я останусь, — ужасаясь своему решению, говорю ему негромко, — Только, пожалуйста, давай больше не будем говорить о моём будущем?..
— Хорошо, — послушно соглашается Бондарёв.
Я возвращаюсь на кухню, достаю мясо из духовки, разрезаю его на куски, выкладываю на специальный поднос, несу его на стол, раскладываю порции по тарелкам, сажусь, ем.
Несколько минут тишины и негромкого поглощения еды.
Мы ни о чём не говорим.
Просто. Жуём.
Потрескивают зажжённые свечи. Изредка сталкиваются приборы с посудой, издавая неприятные, резкие звуки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Глеб молчит.
А мои нервы натягиваются, как тетива перед спуском стрелы: и о чём нам говорить, кто мне скажет?.. Боже, неловко-то как… Смотрю на Бондарёва, но по его сосредоточенному на поглощении еды лицу, понимаю — ему также неловко, как и мне. Неужели единственная тема для обсуждения между нами двумя — это моё злосчастное будущее?