Темные удовольствия - Мила Кейн
Ее пальцы с длинными ногтями, выкрашенными в красный, вцепились в его плечо, и он остановился, дернувшись от ее прикосновения, как от ожога.
— Я буду называть тебя как захочу, мелкий поганец. Не смей уходить от меня, когда я с тобой разговариваю, и не называй меня Колетт. С этого момента зови меня мамой.
— Ты не моя мама и никогда ею не будешь. Ты просто папина шлюха…
Беккет не успел договорить, как рука женщины взметнулась в воздух. Пощечина была такой громкой, что у меня перехватило дыхание. Щека Беккета стала ярче алого лака на ногтях Колетт.
Мальчик с видимым трудом старался сохранять спокойствие, на его квадратной челюсти подергивался мускул. Его руки сжались в кулаки по бокам.
— Я скорее умру, чем назову тебя мамой.
— Ну, тогда почему бы тебе просто не последовать примеру своей мамы и не сделать это, избавив меня от необходимости присматривать за тобой? — Колетт ткнула в него пальцем, победоносная улыбка тронула ее губы, когда удар достиг цели.
Я подавила вздох от жестокости ее слов.
Беккет просто уставился на нее, в его глазах была жажда убийства.
— Беккет! Что здесь происходит? — громкий голос прервал напряженную сцену.
По изогнутой лестнице над нами спускался мужчина. У меня сводило колени от холодного жесткого пола за креслом, но я не могла встать. Не тогда, когда только что стала свидетельницей чего-то настолько личного.
— Ничего… — Колетт едва успела вымолвить слово, как вмешался Беккет:
— Она сказала мне называть ее мамой.
Мужчина вышел вперед, и теперь я могла хорошо его разглядеть. Он был одет в костюм и излучал богатство. У него были такие же темные волосы и глаза, как у мальчика. Отец. Сорен Андерсон. Все в Хэйд-Харборе слышали о нем. Он был признанным миллиардером и одним из самых влиятельных людей в городе.
Он остановился прямо перед креслом.
— Что ж, возможно, это хорошая идея.
— Папа!
— Хватит, Беккет. Я не хочу слышать твои жалобы. Тебе нужно перестать жить прошлым и отпустить ее. Твоей матери больше нет…
— Прекрати! — закричал Беккет и зажал уши руками.
— Она умерла, и нам обоим пора двигаться дальше.
— Почему ты должен двигаться дальше с ней? — Беккет выплюнул последнее слово, устремив злобный взгляд на Колетт.
— Потому что Колетт понимает меня и все, через что я прошел. С меня хватит этих разговоров. Еще раз поссоришься с мачехой, и больше никакого хоккея. Забудь о том, чтобы пробоваться в команду Геллионов, если не можешь ужиться со своей оставшейся семьей.
Колетт скрестила руки на груди, а на ее миловидном лице появилось довольное выражение. Она действительно была очень красива и казалась намного, намного моложе Сорена.
Беккет уставился на своего отца. Его ненависть и обида, ярость и грубая, неподдельная боль были осязаемы и сгущали воздух в коридоре. Я гадала, как он выдерживает такой сильный натиск эмоций.
Наконец он нарушил молчание.
— Я не забуду ее. Мне все равно, чего ты хочешь. Я никогда не забуду ее и не заменю этой женщиной, на которой ты женился.
Его отец немного помолчал, а затем заговорил с вкрадчивой твердостью.
— Я не собираюсь всю жизнь любить призрака, Беккет. Она ушла. Жизнь — для живых. А теперь веди себя прилично. Я не хочу слышать, как ты ссоришься со своей новой мамой. Сделай это снова и рискнешь остаться без своего драгоценного хоккея.
Сорен повернулся к молодой жене и улыбнулся, погладив ее по щеке.
— Ты в порядке, милая?
— Теперь, когда ты здесь, да. Уверена, Бек быстро привыкнет ко мне. — Она обаятельно улыбнулась Сорену.
Они не заметили, как руки Беккета сжались в побелевшие кулаки, когда она произнесла это прозвище. Сорен и Колетт отошли от Беккета, не удостоив его взглядом, оставив его одного посреди коридора, в бурлящем водовороте эмоций. Я задавалась вопросом, как долго он планирует стоять там, не давая мне сбежать, как вдруг он поднял руку и яростно вытер глаза.
Он плакал. Рыдания сотрясали его костлявые плечи. Вся его прежняя бравада и сила рассыпались в прах, теперь, когда он остался один. Я отвела глаза, понимая, что вторглась в очень личный момент. К сожалению, у кресла, за которым я пряталась, были другие идеи. Я попыталась сдвинуть затекшие ноги, и чертово кресло заскрипело по полу. Звук был тихим, но, учитывая обстоятельства, прозвучал оглушительно.
Стоит ли мне спрятаться получше? Но куда мне пойти? Прежде чем я успела принять решение, в поле моего зрения появились кроссовки.
Беккет стоял прямо передо мной.
— Кто ты? — сердито спросил он.
Я медленно подняла голову. Его лицо было искажено гневными красными пятнами на щеках. Глаза метали молнии и пришлось приложить все усилия, чтобы выдержать его взгляд. Он был красивее, чем я думала раньше. Его лицо состояло из множества несовпадающих частей, совершенно не подходящих друг к другу, но однажды это изменится. Адамово яблоко подрагивало на тощем горле, пока он проглатывал последние слезы. Следы соли прожгли дорожки на его покрасневших щеках, — явное свидетельство того, что он плакал.
— Я… я здесь со своей мамой, — сказала я.
— И почему ты шныряешь повсюду? Надеешься увидеть то, чего не должна? Ищешь горячие сплетни об Андерсонах? Или, может, пытаешься что-то украсть?
— Что?! Нет, конечно, нет!
— Или твоя мама — одна из шлюх Сорена? Разве она не получила уведомление о том, что он надел кольцо на «вкус недели»? Он, вероятно, перестанет спать с кем попало на пару месяцев или около того. Твоей маме стоит вернуться позже. В любом случае, мой отец, должно быть, действительно отчаялся, если приводит домой шлюх с детьми.
Я вскочила на ноги прежде, чем смогла остановить себя.
— Эй, не называй так мою маму, идиот!
Он схватил меня за руку, когда я толкнула его в грудь.
— Как ты меня назвала? — Его глаза впились в мои.
— Идиот. Моя мама — уборщица, а не одна из подружек твоего отца или как там их.
Он дернулся, как будто я дала ему пощечину.
— Уборщица?
Я кивнула. Между нами повисла тишина, и мой взгляд переместился на его щеку. Когда он слишком долго молчал, моё любопытство взяло верх.
— Этот мужчина — твой отец? — почти прошептала я.
— Очевидно.
— Что случилось с твоей мамой? — услышала я свой вопрос. Почему я это спросила? Что со мной было не так? У меня никогда не было особого фильтра между мыслями и моим ртом, а тайну случившегося с его биологической мамой было трудно игнорировать.
Озадаченное
