Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина
— Да, конечно, потерплю…
Не помню, как все последующее происходило. Наверное, кто-то мягким ластиком с большим нажимом по остаткам памяти провел. Только очнулась я уже в машине мужа на заднем сидении в обнимку с подушками и в сопровождении женской сумки.
— Петь? — зову водителя, который по ощущениям никуда не гонит, а скорее, наоборот, жирным слизняком ползет.
— М? — замечаю пытливый взгляд пары голубых глаз в зеркале заднего вида.
— Почему не разбудил?
— Сладко спала, постанывала и даже, — подмигивает и, задрав подбородок, облизывает жадно губы, — трогала себя.
— Господи! — с нытьем натягиваю подушку себе на лицо, прижав ее, вгрызаюсь в обивку и слюнями пачкаю автомобильную ткань.
— Мне все очень понравилось, а вот…
— А вот? — резко убираю от лица велюровый барьер. — Продолжай! Что замолк?
— Ты постанывала, Тосечка. Стонала без меня. Это больно и обидно.
Похоже, Велихов оттаял, отработал и по-прежнему талдычит все об одном, о том, об этом.
— Мне снился страшный сон. Я боялась. Такой вариант не приходил в твой воспаленный мозг? Только секс, страсть и похоть?
Ворчу лишь для проформы, а так, естественно, приятно его желание и неиссякаемая фантазия, которую он питает специальными товарами двойного назначения.
— Я спас тебя? — замечаю, как включает поворотник и плавно направляет нас.
— Далеко еще? — приподнимаюсь, уперевшись рукой в сидение.
— Уже приехали.
Ощущаю корпусом, как скорость уменьшается, а машина проходит небольшой вираж — первый поворот на спуске к нашему дому. Замечаю, как Петя плавно крутит руль и аккуратно проходит еще одно небольшое закругление.
— Два, — еле двигаю губами.
— Считаешь?
— Да, — потому как чувствую, что скоро будет, — три!
— Сколько нам осталось? — сбрасывает скорость и как будто человечьим шагом подбирается к месту назначения.
— Еще один, — опускаю на пол ноги и принимаю вертикальное положение.
За то время, которое мы с ним живем, я изучила маршрут от дома и до «Шоколадницы», например, в точности и очень досконально, поэтому меня не провести.
— Давай же! — подначиваю мужа, который, ухмыльнувшись, обозначает еще один поворот, после которого нас ждет только ровная дорога к дверям подъезда, из которых Петя вынес на руках меня в день нашей свадьбы. — Я люблю тебя, — обнимаю через кресло, приподнимаюсь и, как маленький ребенок, торчком стоящий между автомобильных кресел улыбающихся этой шалости родителей, смотрю за тем, как мы, наконец-то, заезжаем на свое парковочное место, освещая ярким светом фар фасад жилого комплекса, в котором мы, Велиховы — Антония и Петр, на самом верхнем этаже, почти под крышей или в кармане Бога, живем в квартире, которую в скором времени придется обновлять.
Потому что нас как будто станет трое!
— Где ты была сегодня? — спрашивает в то время, как выключает электронику, разбирается с вещами и просит подать его портфель. — Спасибо, Тонечка, — приняв его из моих рук, любезно благодарит.
— Не хочу об этом говорить, — от чудаковатой важности раздувшись, отвечаю.
— И все же? Идем, жена? — повернувшись ко мне, пройти на выход приглашает.
Мне, как это ни странно, удается сохранять молчание на протяжении недлинного пути от машины до парадной лестницы, потом я непредсказуемо набираю в рот воды, когда мы поднимаемся на свой этаж, сканируя прожигающими взглядами картонные стенки дребезжащей лифтовой кабины, а за сытным ужином я предлагаю несколько иные темы для разговоров, которые Петя с удовольствием подхватывает, развивает и принимает в них непосредственное участие, а вот в душевой кабине мне, к сожалению, не удается избежать еще одного вопроса о том, как я свой день сегодня провела.
Он неторопливо водит мочалкой по моей спине, снимает пену, смывает ее и снова, не задумываясь, наносит мне на кожу.
— Петь, я уже чистая. Пожалуй, омовений на сегодня предостаточно. Хватит. Спасибо, любимый, — млею, запрокинув голову ему на плечо. Его рука, не обремененная «волосатой губкой», разминает мою грудь, пальцами порхая по соскам и прощупывая ребра, на которых он как будто фортепианную партию играет. — Приятно, — облизнув губы, сообщаю. — Нежности добавь побольше. Еще!
— Раздвинь ножки, — хрипит мне в ухо.
— Не хочу, — вредничаю, флиртую, кокетства совершенно не скрывая.
Слышу, как он хмыкает и посмеивается глухо:
— Врешь ведь, мелкая жена.
— Не вру! — таращусь на кафельную роспись, которая уже битых полчаса фланирует у меня перед глазами. — Что за выражения? Выбирай лучше и не обижай.
— Врешь, врешь, врешь, — он сильнее напирает телом и приближает мою незамедлительную встречу с декоративным каменным рисунком на стене.
Я успеваю выставить руки на ширину своих плечей и все-таки раздвинуть ноги, потому как со сведенными на выскальзывающем из-под ступней поддоне, увы, никак не устоять.
— Что ты… — пытаюсь повернуть голову, но муж быстрее и стремительнее. Петя стократно увеличивает свой напор и, коснувшись своей щекой виска, впечатывает мой профиль в запотевший камень.
— Ай! — вякаю и молниеносно обрываю речь.
— Где же ты была, Смирнова? Давай-ка подумаем, любимая. Две головы ведь лучше и надежнее, чем одна.
— Я Велихова! — толкаюсь задом. — Господи, у тебя…
— Что совсем неудивительно! Играем, да? Сегодня изображаем неразговорчивого свидетеля, которого мне нужно раскрутить на открытый диалог, чтобы добиться очевидной истины или состряпанной спешно сплетни?
— Каких еще, к черту, истины и сплетни? Я попала в аварию, разбила машину, испугалась и заставила бояться малыша, а у тебя какие-то подозрения и допросы. Грубо, Велихов, это очень грубо.
А хочется добавить:
«Пожалуйста, любимый, не останавливайся, не обижай и то, что начал, продолжай».
— Ты знала, что о передвижениях по общему счету мне приходят сообщения? Уведомления от банка я получаю каждый раз, когда ты пользуешься той карточкой.
— Гад! — стукаюсь зубами о забитый цементной пылью шов.
— Гад? — укладывает руку мне на живот, наощупь сразу, в точности и без ошибок, попадает пальцами на мой лобок и нагло, дерзко и без зазрения остатков жалкой совести, раздвигает складки, проводя назад-вперед. — Возьмешь свои слова обратно — кончишь быстро, начнешь отрицать, упираться и строить несговорчивую даму — трахать буду до утра.
— Я беременна, — шепчу, сильнее