Фонарики желаний - Глория Чао
К сожалению, ключевым элементом всей нашей операции является мой папа. А он – как бы так лучше выразиться? – непредсказуем. Мягко говоря. Он немного не он – менее ворчливый, нечуткий, необщительный, – когда мама дома, но сейчас она летит где-то над Тихим океаном и при всём желании не может сгладить его худшие стороны.
– Эй, Ба, – как можно небрежнее говорю я, пока мы готовим центральный стол «Лунных пряников» к игре в маджонг. – Как прошла поездка?
Он недавно вернулся из длительной командировки, но я с ним ещё не разговаривал.
– Довольно хорошо. У нас осталась всего пара тысяч жилетов, – с гордостью отвечает он.
Скорее всего, даже меньше, потому что мама при любой возможности их выкидывает, но он об этом не знает.
Мой папа – серийный предприниматель, причём не то чтобы хороший. Самое его успешное предприятие – это «Лунные пряники», и буквально оно одно нас и кормит. Три года назад, когда я фактически стал работать за папу, он попытался заняться промышленным производством, используя свои связи с китайскими фабриками. «Дядюшка Тао прикроет нам спину!» – говорил он о своём знакомом. Если что, никаким дядей он мне не приходился.
Проблема была в том, что нашу грудь никто «прикрывать» не собирался. Отец сам ходил от магазина к магазину и пытался заключать сделки. Поскольку на крупных оптовых заказах заработать можно больше, он начал с «Уолмарта», а потом постепенно спускался на всё более низкие уровни. В результате он каким-то непостижимым образом умудрился уговорить местную сеть аптек, «Фарм-Икс», разместить заказ на десять тысяч жилетов. Устный заказ. На десять тысяч.
Когда дядюшка Тао прислал нам жилеты, «Фарм-Икс» вдруг отказалась от сделки. Поскольку сделка была устная, папа ничего не мог с этим поделать. Тогда он, естественно, подумал (точная цитата): «Рыбаки! Жилеты!», что означало: «Рыбаки иногда покупают жилеты». Отец заказал десять тысяч нашивок с разными рыбами – форелью, камбалой, лососем – и отправил десять тысяч жилетов обратно в Китай, чтобы наш добрый приятель Тао пришил эти нашивки поверх логотипа «Фарм-Икс».
И вот уже как два года папа ездит по стране куда глаза глядят, лично продавая жилеты с рыбами семейным магазинчикам, которые в лучшем случае соглашаются взять четыре-пять штук. Уже два года мне приходится сдерживаться, чтобы не спросить, не тратит ли он на бензин больше, чем зарабатывает на продаже жилетов. За эти два года я получил жилеты с рыбой в подарок на Рождество, на день рождения, за хорошие оценки и просто потому, что у отца было особенно хорошее настроение в понедельник. В последний год мама часто отвозила жилеты в благотворительные центры – а иногда и на свалку, если их отказывались брать даже бесплатно, – потому что так легче. Несколько месяцев назад в совместной поездке с отцом – хотя вообще-то это должен был быть романтический отпуск – дошло до того, что она обменяла несколько жилетов на связанное крючком полотенце с надписью «дни на пляже – лучшие дни», которое нам тоже было и даром не надо, а потом, вернувшись домой и осознав, что произошло, заявила отцу, что теперь на её компанию он может не рассчитывать.
– Хорошая поездка, Ба, хорошая, – говорю я. По какой-то причине, когда отец рядом, его гены берут во мне верх и я начинаю говорить как он: предложениями из коротких, не особо наделённых смыслом слов, лишь бы поскорее отделаться от разговора. – Есть новости от Ма?
– С Ма всё хорошо, – отвечает он. Я знаю, что он скучает по маме не меньше меня, но никогда об этом не говорит.
Я беру один из ящичков с костями для маджонга, быстро его переворачиваю и с грохотом ставлю на стол, чтобы кости не рассыпались, а остались лежать на столе рубашкой вверх, готовые к перемешиванию. Всегда приятно, когда это получается. Я проделываю то же самое со всеми четырьмя ящичками и только потом, когда шум исчезает, начинаю операцию «Джереми Лин».
– Као-шушу сегодня придёт? – спрашиваю я, опять-таки как можно небрежнее. Именно папа Эрика познакомил отца с дядюшкой Тао, производителем легендарных жилетов с рыбами, и с тех пор каждую неделю приходит к нам в гости поиграть в маджонг.
Отец с ворчанием кивает.
Итак, первая галочка есть.
– Знаешь, – говорю я, с ещё бо́льшим трудом скрывая волнение в голосе, – это так круто, что Эрик может стать новым Джереми Лином.
Папа поднимает голову. Он редко бывает эмоциональным, но он большой фанат Джереми Лина. В период «Линсэнити»[18] мои родители не пропускали ни одной игры, показывали на телевизор и говорили: «Он тайванец, как мы!»
Приняв это за добрый знак, я продолжаю:
– А ты знаешь, что Джереми Лин учился в Гарварде на экономическом факультете? Он следовал за мечтой, но при этом получил хорошее образование. И у него всё получилось!
Папа понимающе кивает.
– Конечно, всё так и было. Он же лучший.
Его взгляд остаётся задумчивым, и я скрещиваю пальцы, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы он – ха – заглотил наживку. Если я буду продолжать настаивать, он может что-то заподозрить.
Я расставляю на столе принадлежности для маджонга[19], потом ухожу на кухню, чтобы разложить по тарелкам закуски. Сердце просто адски колотится. Наверное, именно так себя чувствует Джеймс Бонд.
* * *
В вечер маджонга, когда над дверью звенит колокольчик, всё течёт иначе, чем в рабочие часы. Вместо исполненного надежд покупателя, который ищет, чем бы себя порадовать, заходит кто-то из подчёркнуто мужественных, ворчливых друзей отца, и моя любимая пекарня становится местом для азартных игр.
Вечера маджонга для отца – напоминание о его прежней жизни букмекера. Иногда я задумываюсь, не принимает ли он до сих пор втихаря ставки и действительно ли играет в маджонг со ставками «всего в пару мелких монеток», как всегда уверяет.
Хотите – верьте, хотите – нет, но он и в самом деле взялся за ум после того, как родились Цзяо и я. По настоянию мамы он закрыл ломбард и открыл вместо него пекарню; мама дала ей имя и украсила, когда была беременна Цзяо уже на таком сроке, что ей запретили летать. Не знаю уж, сколько денег приносил ломбард, но я благодарен
