Фатальная ошибка опера Федотова - Мария Зайцева
Заставляю смотреть на себя:
— Ты как? Стоять можешь?
Кивает, прикусывает губку, вздыхает…
Грудь, охренительно смотрящаяся в разодранной мной блузе, поднимается и опускается. Не могу отвести взгляд, сглатываю…
Поспешно отступаю, быстро привожу себя в порядок, испытывая страшную неловкость и мучительный стыд.
Осознание произошедшего накрывает с головой, хмель весь давно уже выветрился, только головная боль остается. Захарова — моя головная боль…
Смотрю на нее, растерянно одергивающую юбку вниз, моргаю на красные потеки на бедрах, совесть гложет с новой силой.
Мудак ты, Федотов, такой мудак…
Отомстил, урода кусок, поимел девчонку чуть ли не силой. И не надо тут опрадываться, что она сама, что позволила, да еще и понукала, словно всадница — норовистого жеребца.
Это недостойно офицера и сына своего отца. Бля-а-а… Если б отец узнал, чего я тут сделал…
Все снутри холодеет, перед внутренним взором осуждающее лицо отца…
Выдыхаю, растерянно ищу сигареты в кармане, закуриваю…
Нет, это редкостный бред — представлять, что скажет отец… Мне уже к тридцатнику, я — взрослый, серьезный мужик…
Только один плюс у такой ненормальной реакции — все к херам упало и желания продолжить немедленно нет.
Поворачиваюсь, смотрю на Захарову, пытающуюся стянуть на груди блузу…
Нет. Не упало.
Она ощущает мой плотоядный взгляд, замирает, ладони растерянно на груди зависают. И глаза такие беспомощные… Целовать, защищать и трахать…
На стуле висит мой пиджак, снимаю его и иду к ней.
Укутываю, задерживаю руки на подрагивающих плечах… Захарова поднимает на меня взгляд, доверчивый такой, нежный… И я не могу удержаться, наклоняюсь, целую в податливо подставленные мне губы.
Торкает опять в голову.
Сладость какая, черт… Если бы знал, что так будет, то не бегал бы столько времени, идиот…
Флешбеками — наш первый поцелуй, когда она, восемнадцатилетняя соплюшка, полезла ко мне… И приходит осознание, что уже тогда что-то такое было! Уже тогда!
— Давай сразу на выход, Ася, — коротко инструктирую ее, — не заходи никуда. Если тормознут, скажи, что плохо стало, стошнило, поняла? К машине моей иди.
— Зачем? — моргает она заторможенно, похоже, все еще в шоке после случившегося.
Ну да, блять, будешь тут в шоке. Охерительный первый раз ты девочке устроил, молодец, Федотов!
— Ты хочешь остаться тут еще? — спрашиваю я аккуратно, стараясь донести до Захаровой мысль, что не стоит так палиться сходу.
— Но… Прибрать все… — упирается она, приводя чисто бабские аргументы, — и вообще… Подумают, что мы…
— Можно подумать, ты этого не добивалась, — срывает меня чуть-чуть на язвительность. Ну в самом деле, что происходит? Нет, понятно, что происходит, но не может же баба после первого траха так резко невыносимо поглупеть?
Укутываю ее сильнее в пиджак, кайфуя от ощущения маленького, нежного тела в руках. Прямо воробушек сладкий. Чирикает чего-то… И весь мой… Умиление…
Планирую открыть дверь и отбуксировать свою добычу к выходу, довезти до своей берлоги и там уже обстоятельно осмотреть все, что мне теперь принадлежит. В конце концов, она так долго этого добивалась, так долго изводила меня… Могу я чуть-чуть бонусов хапнуть? Дополнительных? Понятно, что ни о каком классическом трахе речи не пойдет сегодня, но есть же альтернативные варианты…
Но Захарова неожиданно замирает в моих руках, словно каменеет, как та синичка, что в детской сказке на посох Мороза села.
— Что? — в глазах ее больше нет того расслабленно-растерянного умилительного выражения, теперь в них вопрос и настороженность, — в смысле, добивалась?
— Ну… Ты столько времени за мной бегала… — мирно бормочу я, открывая дверь, — давай, пошли потихоньку… Сюда перевелась за мной…
Захарова стоит, да так каменно, будто в моих руках статуя, а не девушка мягонькая, нежная.
Смотрю в ее лицо с непониманием, удивляюсь, что на нем как-то румянец пропал. Вроде, вот только был, и на тебе… И глаза такие злые… Что случилось-то?
— За тобой? — шипит она, и я замираю, понимая уже, что что-то происходит. Неправильное… И это “что-то” явно происходит из-за моих слов. Недопонимание налицо. Надо исправлять.
— Ну да, — я киваю, улыбаясь и все еще надеясь, что мы просто друг друга неправильно услышали, — ты же за мной сюда перевелась? Ну, чего встала? Пошли…
Но Захарова неожиданно делает финт ушами: легко отступает в открытую мною дверь и сдергивает пиджак с плеч.
И, пока я удивленно моргаю, кидает мне в физиономию этот пиджак.
Машинально ловлю, и, должно быть, рожа у меня в этот момент на редкость дебильная, потому что Захарова изучает меня с ног до головы пристальным холодным взглядом и презрительно цедит:
— Я, товарищ капитан, вообще-то сюда работать пришла, а не, как вы выразились “за вами”, ясно? И заявление о переводе я не подавала, меня перевели по распоряжению руководства. И вы тут, товарищ капитан, решительно не причем. Ясно?
Оторопело киваю, вообще не вкуривая, что сейчас такое происходит.
А Захарова, сделав паузу на осмысление мною сказанных ею слов, припечатывает:
— И вообще, товарищ капитан, вы слишком много о себе мните. Вы — не суперкрасавец и явно не бог секса, чтоб я за вами бегала и специально ради вас переводилась из отдела в отдел, понятно? О том, что сейчас случилось, советую забыть. Это была глупая ошибка. Я выпила и потеряла контроль над ситуацией. А вы просто попались под руку. Понятно?
Я опять киваю.
Мозги ворочаются в голове медленно, а язык и того медленней, как-то даже слова не находятся нужные сейчас…
Настолько ситуация нестандартная. Тупейшая.
Захарова дарит мне еще один презрительный взгляд, а затем разворачивается на каблуках и гордо идет по коридору.
Я тупо смотрю ей вслед, пока она не скрывается в туалете.
Это что сейчас было такое?
Чего я не так сказал?
Глава 16
— Все ты не так сказал, Вовчик, — Сом вздыхает, тянет у меня из рук пачку сигарет, прикуривает, морщится, — дерьмо какое, а… Пошли кальяна вжарим, у меня
