Фатальная ошибка опера Федотова - Мария Зайцева
— Нахер иди со своими сосками пидорскими, — отнекиваюсь я, забирая у Сома сигареты. Нечего лапать, если не нравится.
— Дурак ты, Вова, — Сом не обижается, он вообще парень, хоть и легковозбудимый, но отходчивый, по пустякам не заводится, — кальян — он для расслабона и созерцания мира…
— То-то я смотрю, ты охеренно уже насозерцался, — внимательно изучаю расслабленное выражение лица приятеля. Слишком расслабленное. — С чего бы это?
— А… Так… — он машет рукой, отворачивается, явно не желая рассказывать, но мне сейчас позарез надо отвлечься от своих проблем. А лучший способ это сделать — узнать, что кому-то куда херовей, чем тебе.
И потому я трясу Сома на рассказ.
Тем более, что обстановка располагает: вечер после рабочего дня, пустой кабинет участкового, пивас и легкий закусон.
К Сому на участок я зарулил случайно, были дела по работе, вот и заглянул по старой памяти. Все же, когда-то мой участок был, ностальгия, то да сё…
Помнится, именно в этом кабинете меня Захарова, не к ночи будь помянута, сучка, и поцеловала… И башню сорвала напрочь, себе. Да и мне тоже, как выяснилось.
Сом выглядел груженым, как самосвал, что и понятно в конце рабочего дня, но мне обрадовался, настойчиво пригласил в гости.
А я и пригласился. Все равно планов никаких, мыслей — и того меньше. Не домой же топать, в холостятскую берлогу, в холодную койку?
Раньше бы у меня такой вопрос вообще не встал. Нашлось бы, кому согреть усталого путника после долгой дороги.
Но в последнее время, особенно, после некоторых печальных событий, мне почему-то не до разномастных утешалок стало.
Причем, настолько эта сторона жизни выпала из системы координат, что только с утра сегодня пришло в голову прикинуть, сколько у меня секса-то не было… И выяснилось, что по моим меркам — дохренища. Неделю, а то и больше.
В другое время я бы заморочился тут же поиском лекарства от депрессии, но сейчас… Не хотелось. Тем более, что я точно знал, чего мне надо. Какого рода лекарство.
И где оно, лекарство это грудастое, таскается.
Сегодня, например, с Карасем умотало на конференцию какую-то для блатных и высокопоставленных погон. По хорошему, Карасю бы туда зама своего водить, Кнута, но хер там. Не заслужил Кнут. Рожей не вышел. И фигурой тоже.
А вот Захарова, мать ее, всем вышла.
Вот как вышла в обед из здания, пристроила свою жопку в служебный мерс Карася, так и не видел ее никто больше…
И чего она там, на этой конференции, где сплошь папики с пузами и погонами генеральскими, делает столько времени, даже думать не хочется.
А не думать — не получается.
Вот и выходит, что мозг от такой полярности задач: думать — не думать, скоро перегреется и начнет плавиться, как сыр в бутерброде.
Так что надо отвлечься, да. И чужие проблемы — идеально просто.
— Давай, говори, что случилось, — давлю я на Сома, и тот, повздыхав, выдает грустно:
— Риска моя… Ушла…
Я давлюсь сигаретой, таращу глаза на приятеля, не веря ушам своим. Как это — ушла? Куда? Они там чего, ебнулись, что ли?
— Вы там чего, ебнулись, что ли? — озвучиваю я свои мысли, и Сом кривится.
— Не совсем… Верней, совсем, но… Блять…
— Погоди… — осеняет меня, — если помню, она у тебя беременная?
Сом уныло кивает.
— И рожать скоро?
Опять кивает.
— И че произошло?
Пожимает плечами, выводя этим меня из себя.
— Да ты че за китайский болванчик такой тупой? — повышаю я голос, и даже на время забываю о своих невзгодах. Да чего там мои невзгоды по сравнению с этим эпичным пиздецом? — Ты сказал ей что-то, что ли? Куда она ушла?
— К отцу… — вздыхает Сом, — сегодня утром… Мы… Короче, поругались чуть-чуть… Слово за слово, ну и… Я ушел в ванную, возвращаюсь — а ее нет… Только сообщение на телефоне, что она уехала к отцу. И что я — мудак.
— Это она права, да, — киваю я, — и ты чего? Не поехал за ней, что ли?
У меня в голове не укладывается, что Сом мог просто так отпустить беременную жену в истерике куда-то одну. Как бы они ни поругались, но это зашквар.
— Поехал… — морщится Сом, — но за ней длинный же приехал, подсуетился, скот… Брат ее, Игореха. Я потом глянул по истории звонков: пяти минут не прошло, как свою гребанную мыльницу уже у моего подъезда пристраивал… Караулил он ее, что ли?
— Ну так поехал бы к ним.
— Я поехал. Охрана не пустила. Вот, вечером с ордером пойду.
— С каким?
— На обыск, ебать! — злится Сом, — не тупи уж так сильно, Федот! Кто меня туда пустит с ордером-то? Ты же в курсе, кто ее папаша?
Киваю. Известная личность, да. Крутой мужик, такой запросто этот ордер в жопу ордероносцу запихает…
— Так полезу, по старинке… — добавляет Сом, прищурившись задумчиво, — тут, главное, поняшку мою найти… А там уж я уговорю…
— А из-за чего поругались-то?
— Она мне бутеры приготовила, а я не стал их жрать…
— Чего, вообще несъедобные? — я не удивляюсь, в курсе, что его жена, ко всем своим достоинствам, еще и готовить не умеет совершенно.
— Абсолютно, блять, невозможно жрать…
— Ну, мог бы перетерпеть…
— Так я и терпел… А тут просто откусил чуть-чуть и сказал, что потом доем. А она увидела, как я его под столом Шарику скармливаю… И обиделась… Раскричалась, а я думаю, ну пусть покричит, успокоится, мириться будем. И пошел бриться… Дурак…
— Дурак, — соглашаюсь я, — кто же обиженную бабу одну оставляет?
— Бля, молчал бы уже, казанова, — кривится Сом, — сам язык распускаешь тогда, когда его надо в жопу засунуть, а тут еще и умничаешь…
— Да чего я такого сказал-то? — искренне возмущаюсь я, опять возвращаясь к своим баранам. верней, к одной белокурой овечке, вымотавшей
