Нестандартный ход 2. Реванш - De Ojos Verdes
Она уперлась ладонью в косяк в последнее мгновение, порождая сопротивление, и этим вынуждая его остановиться и наконец-то оторваться от замученного поцелуями рта. Рома еще раз попытался потянуть ее в комнату, но Элиза несгибаемой рукой помешала ему, при этом продолжая находиться в крепких объятиях.
Ну уж нет, если играть, то не по его правилам. Больше никакой кровати!
Глаза мужчины недобро сверкнули, но он, практически скрипя зубами, подчинился, сделав шаг в сторону и влетев в ближайшее помещение — ванную. После продолжительного мрака яркий свет заставил зажмуриться. Но, как только он, не церемонясь, посадил ее на холодный мрамор, девушка взялась за стык, распахнула веки и уткнулась в него затуманенным взглядом.
Оба замерли, когда мужские пальцы коснулись подвязок на бедрах, слегка задев гладкую кожу.
Это было что-то новое и странное. Когда не понимаешь, хорошо или плохо то, что ты чувствуешь. Соблазнительного белья в браке она не носила. И никогда не искала способов прельстить пресыщенный мужской взор Разумовского. Между ними тогда все было предельно просто — обоюдное желание и никаких дополнительных возбудителей. Не было нужды в чем-то еще постороннем.
Теперь все иначе. На ней роскошный черный кружевной комплект. И оказалось... эти баснословно дорогие лоскутки полупрозрачной ажурной ткани не оставили Рому равнодушным.
Элиза смогла сфокусироваться, чтобы ярче впитать его эмоции. Он навис над ней, восстановив разницу в росте, опалил сверху ошалелым дезориентированным взглядом и после короткого оцепенения стал бессознательно водить подушечками пальцев по эластичной кромке чулок.
И смотрел. Изучал каждый миллиметр, будто только сейчас по-настоящему видел перед собой красивую девушку, которую до этого никак не воспринимал. Это был какой-то другой ракурс, от которого волнительная дрожь не переставала бежать по коже.
Элиза затаилась, выжидала дальнейших действий. И искала границу между его зрачками и радужкой, но не находила. Глаза напротив стали темным ночным небом. Гладким и беззвездным. Каким-то нереальным и таинственным. Притягивающим, зовущим.
Девушка, было, расслабилась и отпустила себя, начав наслаждаться неспешными поглаживаниями, выпуская затаенный в глубине трепет, позволяя влажной тяжести расти в паху...
Но внезапно Разумовский отпрянул, как ошпаренный.
Рвано выдохнул и потерянно взялся за голову, стремительно возвращаясь в действительность, воссоздавая себя, обретая контроль... Резко двинулся к раковине, ополоснул лицо водой. И застыл в этой бесформенной позе.
Элиза похолодела, поняв, что он дал заднюю, и никакого завершения не будет... Это станет ее личной катастрофой, сокрушительным фиаско.
А такого исхода она допустить не могла.
Скользнув по поверхности столешницы вниз ближе к нему, девушка дернула Рому на себя и прошлась языком по мужской шее, оставляя блестящую дорожку, чтобы затем отшлифовать ее болезненным укусом. О, ей известно, как на него действует этот прием. Но крупная ответная дрожь все равно стала своего рода наградой. А чтобы завершить эффект, она чувственно вонзила ногти ему в спину чуть ниже лопаток.
Ты не можешь просто отказаться от меня!.. Особенно сейчас, когда мы уже зашли за черту!
И будто была услышана...
Ей вдруг показалось, что Разумовского разнесло на мине, и вся его сдержанность окончательно разлетелась в клочья. Он сорвался. В борьбе с собой проиграл правильному хорошему мальчику, отпуская тормоза.
Его ладонь безжалостно пленила щеки, зафиксировав ее голову, а губы снова атаковали рот, сминая, подчиняя, терзая. Вторая ладонь легла на поясницу, надавив, направив на себя, чтобы в следующую секунду они соприкоснулись телами, высекая искры под кожей.
Элиза потерялась в этом ожесточенном натиске, цепляясь за крохи самообладания, но и те растворялись в общем потоке ощущений...
И не сразу поняла, что произошло.
Гудящая паника завибрировала, накрыв лишь в тот момент, когда она поймала в зеркале зловещий взгляд Ромы. Ужаснулась. Испугалась, осознав, что каким-то образом он успел развернуть ее к себе спиной, поставив на ноги и прогнув под нужным углом, и теперь прижимался сзади.
По всей линии позвоночника огненной стрелой пролетело леденящее душу предвкушение. Контраст парализовал.
Но адреналиновый криз девушка словила в тот миг, когда мужчина завел ее руки назад, одной своей ладонью обездвижив оба запястья, а второй намеренно бесцеремонно и цинично сдвинув полоску трусиков в сторону.
И над ухом раздалось горячее гневное:
— Ты чиста?
Элиза растерянно кивнула: во-первых, загипнотизированная отражением его адского взора, а, во-вторых, оглушенная первыми за столь долгое время словами.
А потом он ворвался в нее одним мощным яростным движением. Полностью заполнив собой. Отняв дар речи от такой беспощадности вместе с возможностью дышать.
Это было слишком неожиданно. Слишком немилостиво. Слишком чуждо ему.
Ее хватило лишь на то, чтобы уронить голову на грудь, укрываясь от него волосами. И зажмуриться от боли. Крепко стиснуть зубы и не выдавать своего состояния.
Каждый толчок вбивал тело в гладкий угол столешницы, и это тоже порождало дискомфорт, но девушка молчала, пораженная происходящим. Просто не могла поверить.
Подавляла стоны отчаяния, сжимая губя до бескровной белизны.
Но когда через пару минут, привыкшая к заданному чудовищному темпу, она подняла глаза и взглянула в зеркало, в ней всё перевернулось. И в груди забилось столько разномастных чувств, что её грозило разорвать от них.
Словно мазохистка, она расплылась в невероятно счастливой искренней улыбке.
И плевать на неприглядное положение…
Рома был спокоен. Внешне. Для него это мелочь — легкие физические нагрузки. Точные и размеренные покачивания, сохраняющие динамику и амплитуду. Он не сбился, не сбавил оборотов. Был сосредоточен и даже суров в этой своей сосредоточенности, вперившись в одну точку в районе её лопаток. Даже дыхание по-прежнему ровное. Выносливости этого мужчины позавидовали бы очень многие спортсмены. Ни разу за всю семейную жизнь Элиза не видела на нем и капли пота. Что бы ни делал. А ведь он ежедневно занимался по утрам, и это были тяжелые упражнения, которые не каждому под силу…
И сейчас, глядя на то, как на висках Разумовского выступила испарина, девушка ликовала.
Потому что всё это — маска.
Он борется с собой. Борется и проигрывает каждую секунду, не в силах отказаться от того, что она ему предложила.
Эти эмоции — бесценны! Пусть они негативны, но они всё равно бесценны! Робот сломался. Равнодушие попрано. И его невозмутимость — мнимая, а роль карающего, которую мужчина примерил на себя, свято веря, что дает ей то, за чем она к нему явились, — имитация.
Элиза расшатала его принципы. Выбила из колеи. И в конце концов, доказала, что небезразлична ему. Пусть и таким болезненным способом, влекущим за собой плачевные последствия, но доказала! И она обязательно переживет эту
