Далёкая песня дождя - Вячеслав Евгеньевич Ременчик

Мое хорошее настроение улетучивалось с каждым произнесенным ею словом. Ведь прозвучавшее из ее прекрасных, играющих кровью, уст было неожиданной, неудобной, но сущей правдой. Я действительно упивался этим внезапно нахлынувшим и давно забытым состоянием безмятежного счастья, совершенно не задумываясь на тем, является ли оно счастьем на двоих.

Словно читая мои мысли, она продолжала свой монолог:

— Теперь я рядом с тобой, и ты вроде бы счастлив, но уже наступил тот момент, когда ты из стадии эйфории перешел в состояние тревожности. Сейчас ты размышляешь над тем, что можешь дать мне, кроме своих пылких чувств, и бьешься в поиске разумного и одновременно эффектного содержания для своего белоснежного холста. А попробуй представить, что тогда на пляже к тебе подошла не я, а некая некрасивая, глуповатая простушка, и признайся себе, что тогда бы ничего не было — ни холста, ни красок, ни цветов, ни бликов, ни теней нам нем. Даже если каким-то чудом она оказалась бы на этом венском стуле, то карандаш в твоей руке не совершил бы того волшебства, что было посвящено мне.

Я осознавал ее правоту, понимая, что присутствие рядом красивой умной женщины тешило мое самолюбие, самого обыкновенного парня из глубинки. Именно поэтому я любил бывать с ней в многолюдных местах, подчеркивая там нашу близость, с удовольствием замечая восхищенные взгляды мужчин и женщин вокруг нее. При этом я не хотел понимать и старался не думать о том, что это все не навсегда, что когда-то эта красивая сказка закончится и в один из серых дождливых дней ее рядом не станет.

— Не обижайся, ты же знаешь, что я права, — Она, как будто читая мои мысли, отвернулась от холста и сосредоточила все свое внимание на моем пасмурном лице. — Я очень дорожу твоим чувственным отношением ко мне, поэтому не хочу и даже не могу тебя обманывать, и на твою искренность отвечаю своим честным отношением к тебе.

Да, Она была права! И от этого становилось еще грустнее. Успокаивало одно — во всяком случае, меня не обманывают.

— Ну, посуди сам, — она присела на краешек своего любимого стула, — что такое любовь?

Я сразу же хотел ответить, но Она не позволила:

— Молчи, не включай свою бурную творческую фантазию, сейчас это ни к чему. Ведь никто на этом свете не может знать, что это такое. Все только притворяются, что знают, описывают ее в стихах, романах, песнях, совершают какие-то глупости во имя этой самой любви. И я не знаю, но уверена в одном: любовь — это та токсичная среда, которая безжалостно разъедает твой природный иммунитет — медленно или в один миг, это не важно. Но важно, что перед этим опасным токсином ты совершенно беззащитен. Если ты сильный, то становишься слабее, если и без того слабак — нисходишь на нет.

Один дурачок, узнав о моей нелюбви к нему, пытался утопиться, но силы воли на это не хватило, и он, нахлебавшись грязной воды, вдохновенно блевал на берегу под светлой луной.

Знаю, что ты не из таких, ты сильный, и оставайся сильным как можно дольше.

В этот момент я испепелял свою душу любовью к ней и одновременно казнил себя за свою необузданную страсть.

— Вот ты постоянно признаешься мне в любви. Не скрою, мне это приятно. Но задай себе вопрос и чистосердечно ответь на него: за что мне такая привилегия — быть любимой неординарным творческим человеком? Я даже знаю, что ты ответишь: «Любовь не нуждается в объяснениях». А жаль, если бы каждый влюбленный задавал себе такой вопрос и находил разумные ответы на него, то никому не нужных жертв ради этой самой любви было бы намного меньше.

И, конечно же, любовь не вечна, вечную любовь придумали писатели. Это всего лишь миг, сполна наполненный страстью и переживаниями, и наивно полагать, что он продлится необозримо долго, и ты до глубокой старости, взявшись за руки со своей возлюбленной, будешь парить с ней в облаках, пока не одряхлеют ваши крылья и вы не грохнетесь с заоблачных высей в один деревянный ящик.

Один из моих назойливых воздыхателей говорил, что во влюбленной паре один, как правило, верный, а второй, как правило, умный. В чем-то я с ним согласна. Так вот, если в один не слишком прекрасный момент ты узнаешь, что ты и есть тот самый верный, не расстраивайся. В этот миг прозрения, если ты не законченный хлюпик, к тебе придет осознание, что свыше тебе дан шанс стать сильнее. И ты погасишь эту уже надоевшую сладостную боль под сердцем, уймешь безумную страсть в своей душе, укроешь ее самой совершенной броней и пойдешь дальше с новыми, ранее неведомыми тебе, силами. И все тебе будет нипочем. Только вот любить, как ты любил, — искренне, честно, жертвенно и беззаветно, уже никогда не сможешь, так как очерствеешь душой.

Помнишь, как у Есенина?

И ничто души не потревожит,

И ничто ее не бросит в дрожь,

Кто любил, уж тот любить не может, —

Кто сгорел, того не подожжешь.

Но в таком превосходном состоянии пользы от тебя на этой планете будет гораздо больше.

В этот вечер мы собирались на «Евгения Онегина» в Большой театр, но в последний момент Она передумала, и вместо спектакля мы посвятили время неспешному брожению по темным аллеям осеннего парка и беседам о любви и нелюбви.

Я больше слушал, чем говорил. Ее рассуждения казались мне вполне логичными, но удивляло присутствие в них совершенно нехарактерной для нее циничной интонации. Желая хоть немного разобраться в этом, я раз за разом подбрасывал ей очередную пищу для размышлений.

— А как же всем известное: «любовь окрыляет» или «любовь сподвигает на великие безумства»?

Она ответила незамедлительно:

— Я так и знала, что ты — человек искусства, в своих высоких рассуждениях скатишься к банальной лирике. Все это, душещипательное и многим непонятное, придумали такие же, как ты, романтики, имеющие доступ к бумаге, перу и чернильнице. Но им это позволительно, каждый зарабатывает как может.

В обыденности все гораздо проще: Всевышний даровал крылья птицам, а не людям, поэтому мы ходим по этой грешной земле и на ней творим свои дела, и если творить их с умом, а не в безумных