В этот раз в следующем году - Элисон Кент
— Мне нравится огонь, — ответила она, прикусывая мочку его уха. — Хотя, да. Кровать будет идеальной. Впрочем… — добавила она хриплым голосом. — Все, что мне нужно — это ты.
На мгновение он застыл от ее слов. Скольких же он оставил неудовлетворенными? Затем он вспомнил, где находился, с кем был, и закрыл дверь в прошлое.
— Я весь твой, — ответил он и поднялся на ноги, не выпуская ее из своих рук, ее ноги все еще были обвиты вокруг его талии, а руки — вокруг шеи и он понес ее в кровать.
Как только они рухнули на матрас, Бренна откатилась и включила прикроватную лампу. Его ноги свисали с кровати, Диллон оперся на локти и нахмурился, но не успел произнести и слова, как она прижала его к матрасу.
— Я хочу тебя видеть, — сказала она, стягивая свои ботинки и джинсы и не давая времени возразить. — Я не хочу быть в темноте, не сегодня.
Потому что он был прав. У них было только сегодня, и, возможно, они больше никогда не встретятся вновь. Она не могла представить, что проведет это время в темноте. Бренна получала слишком много удовольствия, лишь глядя на него, в предвкушении прикосновений его рук, губ, наблюдая за выражением его лица, его страстью, потом на его коже.
В одних лишь трусиках она оседлала его бедра. Затем посмотрела в его встревоженные глаза, его жаждущие, голодные глаза, готовые потерять контроль.
— Если мы собираемся сделать это, я хочу, чтобы это было незабываемо.
Она прикоснулась ладонями к его щекам и накрыла его губы своими. Ее соски прикасались к его голой груди, она покачивалась, скользя по его волосам, которые на ощупь были словно шелковые нити, и щекотали ее. Он застонал, его руки оказались на ее бедрах и крепко сжали их.
Его пальцы впивались в ее кожу, от чего, несомненно, у нее проступят синяки, но через несколько дней они посветлеют, так или иначе, у нее будут напоминания об этой ночи, о Диллоне, и этот подарок после Рождества поможет вступить в новый год, когда ее жизнь больше не будет прежней.
Мысль о том, что она создает еще кое-что, чтобы оставить в прошлом, заставила ее тяжело сглотнуть, глаза заволокло слезами, и на мгновение ей захотелось выключить свет. Но этот момент прошел, она оторвалась от его губ и оставила цепочку поцелуев на его челюсти, вниз по шее, вдоль ключиц к плечу, где укусила его. Не сильно, но достаточно, чтобы оставить след. Она тоже хотела оставить напоминание о себе.
Он зарычал, наполовину от удовольствия, наполовину от боли, и она лизнула поврежденную кожу, прежде чем перейти к груди. Губами она нашла его сосок, облизнула его кончиком языка, и второй щипнула, пока его стоны не превратились в более животные звуки, которые пронзали ее, гром и молния сверкали в местах соприкосновения их тел.
Последнее движение языка, и она припала к дорожке волос на его прессе. Его эрекция стала мощнее, длиннее, Бренна прижалась к его эрекции ладонью и замерла.
— Мне было интересно, что написано на твоей ременной пряжке. — Слова «Золотой кадуцей»1 располагались по центру, под ними «Соединенные Штаты Америки» и над ними слово «Армия». — Не думала, что буду так близко, чтобы рассмотреть надпись.
Он скрестил руки на затылке, словно опираясь на подушку, и положил голову на запястья.
— Могла бы спросить.
— И признать, что рассматривала тебя?
— Стоило бы. Посмотри, сколько времени мы потратили впустую, чтобы прийти к этому.
Она усмехнулась, скользнула кончиком пальца вдоль его губ и прочертила им влажную дорожку вдоль груди к пряжке ремня.
— Впустую? Я даже и двух дней не выждала, чтобы тебя не поцеловать.
— Даже эти два дня — были слишком долгими. — Его взгляд обжигал и воспевал ее. Вена на его виске пульсировала.
Она вытащила язычок пряжки из отверстия на потертом ремне и аккуратно расстегнула каждую кнопку на ширинке. Она сделала все это, не глядя вниз и не отрывая от него взгляда, и наблюдала, как его зрачки расширяются, и он прикрывает глаза.
Знать, что он так реагирует на нее, было возбуждающим, а иметь такую власть — опьяняющим чувством. Она пришла к нему с одним лишь желанием, без многолетнего опыта. У нее было только два дня, и только то, что она узнала о нем, и дикое желание.
Когда она полностью расстегнула его джинсы, он потянулся к ней; ладонями он обхватил ее грудь, и она сделала то же самое, прикасаясь к нему через белую ткань боксеров. Его член был твердым, мощным, упругим, жаждущим. Он еще больше налился, когда она обхватила его; Бренна не отрывала от Диллона взгляд.
То, что она увидела, — его возбуждение и голод разожгли ее; она освободила его пенис и наклонилась, чтобы взять в рот. Он был гладким, налитым до предела, теплым, солоноватым и тяжелым в руках. Кончиком языка она скользнула по головке, прошла языком до низу, практически дойдя до основания, прежде чем полностью вобрала в рот.
Он позволил ей руководить не более минуты, затем остановил ее и сел, стягивая с себя ботинки, джинсы, расстегнутую рубашку и носки.
— Вот. Теперь я весь твой.
Если бы это было правдой. Ей хотелось, чтобы он принадлежал ей дольше, чем лишь на это время. Вытянувшись на кровати и занимая практически все пространство, он был невероятно красив.
Его руки и ноги был длинным и накачанными, грудь и живот были словно вылеплены, будто он занимался все время в тренажерном зале, хотя она знала, что это было не так. Ее пальцы прошлись по изгибам его пресса, гадая, сколько же он провел времени, чтобы вылепить свое тело на войне, работая, чтобы не сойти с ума, избавляясь от стресса, вызванного увиденным или в ожидании обстрела гранатометом или огнеметом.
Эти мысли заставили ее глаза закрыться, а в груди заполыхал огонь. Страх прошелся по ее телу, его больше не было. Он был здесь, и на одну ночь Диллон принадлежал ей. Она легла рядом с ним, спрятала лицо в изгибе его плеча, закинула ногу на него и прижалась к его горячему паху.
— С тобой хорошо.
— Да, так и есть.
Она улыбнулась, и нежно потеребила волосы на его груди.
— Мне нравится прикасаться к тебе. Мне нравится смотреть на тебя.
Его член дернулся, упираясь ей в ногу.
— Наслаждайся. Но чтобы ты знала, не затягивай.
— Не затягивай? — Ох, но ожидание лишь усиливает желание, что намного лучше.
Он взял ее руку, играющую
