Ожившая надежда - Федор Егорович Конев
Работала она тогда в Горсовете, куда устроил ее отец, даже чем-то заведовала, вроде отделом физкультуры и спорта, бывала часто в командировках, да и так пропадала допоздна, он не спрашивал - где, она не считала нужным отчитываться. Но с каких-то пор по телефону стала звонить сладкоголосая женщина и сообщать, в какой квартире или в каком номере гостиницы Корнеев мог бы в данный момент застать жену не в одиночестве. Арсений Фомич коротко благодарил вестницу за усердие и клал трубку. Ему стало совершенно безразлично, чем занимается жена, он отделился и стал спасть у себя в кабинете, на что она только фыркнула. Видимо, полностью отчаялась победить.
Он жил в собственной квартире, как чужой, и терпел эту противную жизнь только из-за дочки Аленки, которая стала с первых дней своего появления на свет такой близкой, такой неотделимой от него частью, каким может быть разве только собственное сердце. Римма рано перестала кормить ребенка материнским молоком, и Арсений Фомич взял на себя заботу покупать питание для младенцев и кормить дитя. Он носил ее на руках в ясли, катал на коляске, потом водил в детский сад, укладывал спать с непременной сказкой, утром учил одеваться, обуваться, чистить зубки, все свое свободное время отдавал девочке. Он очень старался, чтобы Аленка чувствовала себя в семье, видела, что у нее есть мама и папа, поэтому умолял Римму не показывать характер при девочке.
Конечно, Арсений Фомич понимал, что не может так длиться бесконечно, девочка растет и когда-то заметит семейные нелады, но надо было выждать время, пусть чуть повзрослеет, может быть, тогда легче ей будет понять, что ее самые любимые люди - мама и папа - чужие друг другу непримиримо.
После того как потеряла мужа, Анна снова произвела обмен и стала жить в новом микрорайоне рядом с просторным лесным массивом. Она не могла оставаться в старой квартире, да и платить за однокомнатную меньше нужно было. Прожила она там много лет. И пока трудилась, не было проблем. Однако пришли крутые рыночные времена, и Анна осталась без работы, детский сад кто-то купил под офис. Стала мыкаться в поисках жалованья, цены в магазинах росли, квартирная плата не отставала от них, средств на жизнь не хватало. Работала и уборщицей в школе, и мойщицей посуды при кафе, и на сезонные уборочные работы устраивалась, везде платили мало, просто мизер, а то и натурой - картошкой да капустой. Одно и было утешение в те безрадостные годы - уютная квартирка.
Бывало, приплетется еле живая после каторжного дня, укроется в ванной и лежит в теплой воде, стараясь ни о чем не думать, только повторяя одни и те же слова: «Ничего, ничего, бывает и хуже. Руки-ноги целы, мозги не иссохли - чего жаловаться?» Потом сидела в облезлом кресле, пила чай и смотрела телевизор. По ту сторону экрана протекала какая-то другая реальность, чужая и даже враждебная. В новостных программах комментаторы упивались человеческим несчастьем, смаковали катастрофы, крушение самолетов, взрывы домов, гибель невинных людей, часами говорили о маньяках и насильниках, будто они-то и стали «героями нашего времени». Ванеева догадывалась, что идет какое-то сознательное принижение человека до животного состояния, но не понимала, зачем и кому это надо.
Забравшись под одеяло и накрывшись с головой, она долго и безутешно плакала, ладошкой зажимая рот. И становилось легче - душа оживала от омовения слезами. Случалось так не каждый вечер, конечно, однако довольно часто. И уже засыпала Анна умиротворенной, радуясь тому, что в этом жутком бесчеловечном мире есть свой теплый угол, где она всегда может упрятаться, как мышка в норе. Но и это утешение оказалась недолговечным.
Коммунальные службы тоже переживали нелегкие времена, и пока не определились, не беспокоили, а потом круто взялись за квартирных неплательщиков, и оказалось, что Анна задолжала за жилье огромную для нее сумму. Платить было нечем. Жилищная контора подала в суд.
Судья, молодая женщина, миловидная и очень ухоженная, сочувственно отнеслась к Анне Ванеевой, и вынесла почти сердобольное решение - из квартиры не выселять, задолженность погасить за год. Анна понимала, что доходной работы не найти, а нищенские заработки и за год не спасут, если даже сидеть на одном хлебе и воде. Медленно и неотвратимо нарастал жуткий страх, женщина чувствовала себя обреченной. Ей было ясно - квартирный долг за год она не выплатит, а это означает - выселят. Дадут комнату в общежитии.
Была у нее соседка Галя, баба необузданной энергии. В старые времена не раз чаи пивали, помогали друг другу, чем могли. А потом началась рыночная пора, которая бросила Анну Ванееву на дно, а Галю прямо-таки вознесла на гребень волны. Была ж медсестрой, получала куда меньше Анны, все бегала одалживать до получки, а тут раскрутила какую-то коммерцию, натянула на себя иностранные шмотки, напялила на все пальцы золотые кольца с камнями, стала ходить, выпятив грудь и не глядя под ноги - богачка. Что ты будешь делать!
Был у нее муж, звали - Митек, шоферил при бетонном заводе, а тут устроился «дальнобойщиком», ездил по Европе. В общем, семья процветала. И были у них две дочери, которая постарше - в невесты вышла и времени зря не теряла. Выскочила замуж. Новая родня тоже оказалась на волне, так что жизнь улыбалась до ушей. Но тут Митек слепнуть стал. Шоферить ему не позволили дальше, а ничего другого он не умел. И стал он для Гали обузой. Но еще раньше, пользуясь частыми поездками мужа, Галя проводила время со свекром. Любовь между ними произошла крутая. Им было за сорок, и они не просто брали, а хватали от жизни, что попадало под руки. Будто горячка какая-то охватила людей - только бы не упустить, только бы не прозевать.
Подробностей Анна Ванеева не знала, да и не имела привычки совать нос в чужие дела, но Галя сумела так устроить, что вышла замуж за свекра. Митька она не имела права выселить, все-таки он построил кооперативную квартиру, и ордер был выписан на его имя. Настоящий охотничий азарт почувствовала Галя, когда узнала о квартирных трудностях соседки. И здоровалась-то не каждый
